— Если б ты мне показала… Это возможно? Скажи "нет" сразу, если нельзя! А то я изведусь в ожидании.

— Зачем тебе?

— Я должна видеть сама, что болезнь можно излечить силой человеческой любви. Только не отговаривай, я знаю, что лечение — это высшее добро. А высшее добро можно творить только силой любви.

Не только, но разубеждать её я не буду. И что мне с ней делать?

— Хорошо. Давай так. Ты выпишешь мне историю болезней твоих самых нуждающихся пациентов. Я почитаю, выберу двух-трех. А потом ты только поговоришь с ними. Не каждый согласится…

В дверь постучали, прервав на полуслове. Некто с бесшумной походкой.

— … принять помощь от меня, — договорила я, вставая с тахты.

— Полковник Казимов просил передать, что сам придти не сможет. Смотр войск. Ждет Вас в Парке, на тренировочной площадке.

Говоривший был сер и неприметен, голос имел спокойный, тон сдержанный. Смотрел равнодушно, со слабым оттенком сумятицы в душе. Оставлял осадок утаенного, или проще говоря, он фальшивил.

Я принялась собираться: под верхнюю юбку распашного платья приладила ножны и достала спрятанные ножи.

— Уходишь? — спросила Катя с любопытством и легким недоумением смотря на мои действия.

Сегодня мне предстояло выполнить поручение императора. И лучше мне было поспешить.

— Да, мне надо идти. И знаешь что? Не приходи ко мне больше. Как только смогу, я приду к тебе сама.

— Ты опасаешься чего-то? Чего?

Я улыбнулась. Она меня верно поняла — не обиделась. При всей своей внешней женственности, у девушки был сильный, волевой характер. Она умела сдерживать свои порывы, когда считала нужным. Огонь остужался водой, как я не раз замечала, и снова вспыхивал вместе с желанием защищать, и добиваться поставленной цели. Наблюдать за игрой двух самых сильных стихий, так уютно уместившихся в её сердце и разуме, было очень приятно и захватывающе.

В то же время, Катя умела настоять на том, что считала правильным и важным. Это качество с учетом развитой интуиции и прозорливости было опасным сочетанием, прежде всего для неё самой:

— А как же полковник Казимов? Или Макс? Ты должна им все рассказать! — сказала Катя, разволновавшись.

— Ты права. Я так и сделаю, — я постаралась улыбнуться ей теплой успокаивающей улыбкой.

Девушка одарила меня в ответ прищуренным взглядом, в котором плескалась подозрительность. Она бы, наверное, еще и обиделась за недоверие к ней, но ей помешал один назойливый тип из казначейства, который, подловив меня как-то во дворце, просил сварить ему бодрящее зелье. Он стоял в коридоре у натертых до блеска железных доспехов, смотря на них с большим интересом. Бодрящее зелье, которое он просил, я не сварила. По понятным причинам. Конечно, его эта весть огорчила. Ведь цель, которой он хотел добиться последовательно и методично, отдалялась.

— Не нравится он мне, — сказала Катя, спускаясь вместе со мной по лестнице. Я рассчитывала, что девушка забудет о нашем разговоре. Но зря. Катя всю дорогу кидала на меня встревоженные взгляды, готовые вылиться в решительные действия. Она бы даже побежала к Дарену или Максу и доложила о своих подозрениях, но я игнорировала её участие, напустив на себя полуравнодушный, полуапатичный вид.

В настенных канделябрах зажгли свечи через одну. Стоял сумрачный полдень. Небо обложили грозовые тучи, потому в Престольном дворце на лестницах и узких коридорах, лишенных дневного света, было темнее обычного. Смазанный дрожащий огонь свечей растворял яркость и четкость красок, и мне больше мешал.

Сегодня я должна была осмотреть место гибели виконтессы Луизирской. Помощники и свидетели в этом деле мне были не нужны. Вчера Дарен грозился составить мне компанию, но так и не появился. Что было мне на руку.

В вестибюле мы встретили седовласого пожилого лекаря, выходящего из канцелярского ответвления. Он посмотрел на Катю хмуро и с осуждением. Наверное, он бы высказался по поводу её праздного шатания по дворцу, учитывая заполненность лазарета, но рядом шла я. Мое присутствие его сдержало. Натянув на лицо вежливую улыбку, лекарь поздоровался и, как бы между прочим, предложил Кате проводить его в лазарет.

— Благодарю за помощь, Екатерина. Вы меня очень выручили, — сказала я девушке на прощание.

Лекарь, разом подобрев, загордившись и раздув щеки от сознания собственной важности, кивнул, словно моя благодарность предназначалась ему. Катя улыбнулась, сдерживая смех, но промолчала. Соблюдая этикет, лекарь пожелал мне хорошего дня и попрощался. Бросив на меня короткий, вновь прищуренный взгляд, Катя последовала за ним.

На улице еще сильнее потемнело. Тучи грозили обрушить сильный ливень, после непродолжительной, но иссушающей жары. До тренировочной площадки было рукой подать. А если свернуть в тополиную аллею, то еще короче. Только я не собиралась на тренировочную площадку, конечно. Совет, который планировался на сегодня, по неизвестным мне причинам не состоялся. Без интересующих меня деталей, без каких-либо новостей — что навевало подозрения. За полдня Дарен так и не появился. А тут приглашение от его имени.

Зная, что на него, объявлена охота, Дарен не стал бы посылать подчиненных за мной. Так нелепо подставлять под удар — не для него.

Я взяла карету и отправилась к дому убитой мною ведьмы. Нужно было забрать чашу. Артефактом по-прежнему могли воспользоваться, и попытаться меня снова убить. Пока добиралась, хлынул ливень, барабаня по крыше кареты, превращая обкатанную часть дороги в грязь. Ливень шел стеной, так что ничего не было видно в пяти локтях. Не знаю, как кучер разбирал, куда направлять лошадей. Ему приходилось нелегко, поэтому мы ехали медленно, но главное, что ехали.

К тому времени как внешнее кольцо ограждения осталось позади, и мой экипаж въехал на мощеную булыжником улицу Крашеня, ливень прекратился.

У дома на Вельможеском бульваре теснился отряд экипажей. Они практически закупорили улицу. Мне пришлось оставить карету внизу и подниматься на холм, где располагался особняк "жертвы". Кое-где рядом с каретами стояли дамы в черных траурных платьях и полушепотом сплетничали. Завидев меня, некоторые из них замирали и смотрели с любопытством, другие, менее смелые, отворачивались, пряча лицо и глаза.

Их перешептывания начиналась со слов: "Вы слышали, что…", или "Вы представляете, она…" Такие же перешептывания я имела удовольствие наблюдать сегодня за завтраком в Белой столовой. Моя бешеная скачка по Большому парку от грифонов стала событием в размеренной жизни придворных. Одни говорили, что я взмахнула рукой, после чего над Карплезиром сошлись черные тучи и хлынул ливень. Другие, что я вызвала потусторонний огонь, который выжег дорожку на газоне и чуть не спалил весь парковый лес. Доходили в своих догадках до абсурдного: одна уважаемая матрона заявила, что я вызвала демона, и тот хотел меня съесть. Но съел только коня.

Герцогиня Вальтерштурская одна из немногих игнорировала истерию, которая почти витала в воздухе.

Казалось, время доверия ко мне прошло. Для многих я превратилась из милой графини-чудачки в опасную ведьму.

Подслушивала разговоры за столом я из соображений своей безопасности. То и дело я поглядывала на императора, пытаясь угадать, что он думает по поводу моего бенефиса. Он был спокоен. Ел неторопливо. Поймав мой взгляд, слегка улыбнулся.

Принцесса держалась высокомерно. Выглядела уставшей и не выспавшейся. Ела с раздражением. Общалась только с императором. Иногда поглядывала на графа, который так цинично управлял её чувствами, и который сидел через стул от неё.

К концу завтрака большинство присутствующих сделали вывод, что если я сижу рядом с ними, а не грею холодные стены в камере, значит, мое колдовство было согласовано с императором.

— Графиня Ячминская, я должен Вас поблагодарить, — сказал император, перед тем как покинуть трапезу.

Все взоры обратились ко мне. Если бы я ела, то пища застряла бы у меня в глотке. Но благодаря свежей сплетне кусок в горло не лез.