Открылась дверь, и в комнату вошла Келли с подносом в руках. Она была ослепительно красива в миленьком голубом платье под цвет своих глаз и с распущенными волосами. Мигелю очень захотелось погрузить свои пальцы в эти золотистые пряди.

Келли поставила понос на стол рядом с окном. Она раздвинула занавески чуть пошире и налила в чашку кофе.

Мигель следил за каждым ее движением.

- Келли…

Девушка повернулась к нему, но в ее глазах не было ничего – ни упрека, ни любви, только безразличие, и это было хуже любого оскорбления.

- Ты хорошо отдохнул? – только и спросила она.

Мигель почувствовал себя подлецом, и еще сильнее осознал свою вину.

- Не очень, – мрачно буркнул он.

Келли показалась ему далекой и сдержанной, как служанка, всего-навсего выполняющая свои обязанности. Мигелю хотелось, чтобы она начала кричать на него, оскорблять, ругать. Да пусть бы делала, что угодно, лишь бы не была безразличной! Но Келли не сделала ничего, только отрезала кусок пирога и положила его на тарелку, а затем надменно и решительно пошла к выходу.

- Я ничтожная скотина, – сказал Мигель, задерживая ее. – Ты это подумала?

- Я многое подумала, Мигель, – Келли повернулась, и ее сапфировые глаза необычно блеснули. – Да, ты именно тот, кем только что себя назвал, и даже хуже.

Этого Мигель и хотел, чтобы девушка бросила ему вызов.

С бешено бьющимся сердцем, он осторожно приблизился к ней. Он старался забыть ее, но... это было невозможно, да простит его господь! Он так желал ее… Он любил эту англичанку, она была ему нужнее воздуха. Сглотнув комок, мешавший дышать, Мигель с опаской протянул к ней руку, чтобы погладить ее по щеке, но Келли оттолкнула руку, и она повисла в воздухе.

Мигель испытывал потребность признаться Келли во всем, сказать, что он был презренным глупцом, заслуживающим ее пренебрежения, и если бы она его бросила, он понял бы ее. Но ему было трудно отступаться от своего перед ней. Ему вообще было трудно отступать перед кем бы то ни было. Он никогда не сдавался, даже под угрозой кнута. Но был ли он тем, кого она заслуживала? Он обходился с ней несправедливо, унижал ее, а ведь она отдавалась ему целиком, без остатка. Какой черт в него вселился? Куда затащили его жажда мести и ревность? Его душа переполнялась водопадом извинений, но извинился Мигель одной лишь фразой, идущей от самого сердца:

- Я люблю тебя.

Сомнения начали расшатывать защитные бастионы Келли. Девушка колебалась, глядя в глаза Мигеля и ища в них что-то, и то, что она нашла в них, привело ее в дрожь. Келли хотела сказать что-то, но не смогла, она задыхалась. Однако слова были не нужны, потому что Мигель сжал ее в своих объятиях, а ей было так удобно в его руках. Она склонила голову ему на плечо, вдыхая аромат мужского тела, слушая его оголтело скачущее в груди сердце. О, боже! Разве можно было устоять перед ним? Келли застонала, когда руки Мигеля ласково пробежали по ее спине.

- Я буду ползать перед тобой, как червяк, – Мигель неожиданно схватил девушку за плечи, слегка отстранил от себя и пристально посмотрел ей в глаза, – умолять тебя, если нужно, поползу к тебе на коленях, но я знаю, что не достоин тебя. Я – человек без принципов, возможно, без будущего, изгой, на которого ты не должна была бы даже смотреть. – Мигель отодвинулся от Келли и прошел в противоположный угол комнаты, вырывая волосы. – Я вложу пистолет в твою руку, чтобы ты осуществила месть, потому что я предпочитаю умереть, если тебя не будет рядом. Я не могу избавиться от любви к тебе, Келли. Не могу!

- Я…

- Клянусь всеми чертями ада, ты будешь со мной, – продолжил Мигель, снова подходя к Келли. Он прижался губами к ее шее пониже уха. – Как ты думаешь, почему я поехал искать тебя к Франсуа? Почему сбежал из “Прекрасного мира”? Почему я напился? – Он еще сильнее прижал девушку к себе и принялся целовать ее шею, плечи, подбородок. Голос Мигеля стал чарующе низким и страстным. – Я чувствую себя грязным, Келли. Я вел себя как негодяй, я знаю. Я достоин только твоего презрения, любимая… – губы Мигеля сводили Келли с ума, опускаясь вдоль выреза все ниже, а его руки ласкали ее ключицы. – Но я люблю тебя, – повторил он. – Будь я проклят, если знаю, как я дошел до такого, Келли, но я не могу жить без тебя!

Но Келли не теряла разума; несмотря на физическую близость Мигеля, она продолжала думать. И что теперь? Какой ответ он хочет получить? Он попросил прощения, и что же? Все так легко? Какого черта? Девушка испытала такую боль, что ни покорность Мигеля, ни его признания в любви не смогли растрогать и смягчить ее.

- О чем ты говоришь, Мигель?

- Ты не взяла браслет, – он поднял руку, и драгоценная вещица заискрилась на свету.

- Еще бы, он очень дорогой.

- И что же?

- Ты и так дарил мне слишком много, – ответила Келли. – И мне нравится видеть его на твоей руке.

- Значит, ты отказалась от него не из презрения к награбленному?

Келли металась: ей хотелось залепить Мигелю пощечину и зацеловать его до смерти. В ней боролись неприятие и желание. Она подошла к окну и глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Мигель унижался перед ней, повинился, признал все свои ошибки. Мужчина не мог унизиться сильнее, чем это сделал Мигель, но этого было мало. Конечно, мало! Она вытерпела больше, чем могла бы вытерпеть любая другая, и у нее тоже была гордость. Мигель кичился своей гордостью испанца, но, если на то пошло, она была дочерью Англии, к тому же она была Колберт. А теперь еще эта глупость с треклятым браслетом? Хорошо, если так!

- Ты не заслуживаешь от меня даже слова, – с упреком ответила Келли.

На миг у Мигеля перехватило дыхание. Полностью обезоруженный, он шел ко дну. Ему, как мальчишке, хотелось плакать, но он не мог. Даже в этом ему не везло.

- Человек не может пасть так низко, как я, Келли. Я понимаю, что ты ненавидишь меня, и я сам это заслужил. Ради бога, оставь меня, мне нужно побыть одному. Раз ты так решила, я все устрою, чтобы ты уплыла с острова, как можно быстрее.

Келли успела заметить скользящую по щеке испанца слезу. Мигель быстро отвернулся и смахнул ее рукой, вероятно, для того, чтобы скрыть проявление слабости, но в глазах девушки эта скупая мужская слеза сделала Мигеля более мужественным и человечным.

- Да, мне следовало бы взять пистолет и всадить тебе пулю меж глаз, – сказала она, – потому что ты дурак, Мигель, круглый дурак. Разве всё, чем ты сейчас наслаждаешься, не является результатом тех же самых грабежей, нападений на корабли? Я ни в чем тебя не обвиняю. Я не могу осуждать тебя, потому что считаю, что это судьба подтолкнула тебя стать тем, кто ты есть. Ты похитил меня, мучил и унижал при всех. Всё верно, я должна была бы ненавидеть тебя, испанец, должна была бы убить тебя, но я лишь люблю тебя.

Мигель медленно повернулся к Келли и посмотрел на нее своими бездонными, как омут, зелеными глазами, от которых сжималось сердце. С трудом осознавая только что услышанные слова, он медленно поднес руку к лицу девушки, которая теперь не только не отвела ее, но даже шагнула навстречу. В следующую секунду Мигель так крепко прижал ее к себе, что Келли подумала, что он сломает ей спину, но это было уже неважно, ведь теперь она была там, где нужно, под прикрытием мужчины, который являлся ее жизнью. Целый сонм чувств охватил Келли, когда Мигель выпустил на волю душившие его тоску и горечь, которые он носил в себе. Келли обхватила руками лицо испанца, поцеловала его веки и выпила пролитые им слезы, очистившие его душу. В ответ он ненасытно целовал ее, словно боялся, что все это сон, и, проснувшись, он увидит, что это неправда.

Когда жадный рот Мигеля оторвался от ее губ, оба были уже освобожденными душами.

- Ты сказала это, – словно молитву услышала Келли.

- Что?

- Что ты меня любишь, колдунья.

- Разве? – пошутила Келли, гладя его по волосам. – Ты плохо расслышал.

- Нет.

- А я думаю, да...

Мигель, смеясь, закружил ее по комнате, пока она не упала на кровать. И тогда Келли притянула его к себе. Она страстно хотела его.