(XXI, 61) Возможно ли что-нибудь более необычное, чем случай, когда в тяжкое для государства время юноша, являющийся частным лицом, набирает войско? Он его набрал. Над ним начальствует? Он начальствовал. С большим успехом ведет войну как полководец? Он это сделал. Что может быть более необычным, чем предоставление империя и войска очень молодому человеку, возраст которого еще далеко не достаточен для звания сенатора, чем предоставление ему полномочий в Сицилии и Африке и поручение вести военные действия в этой провинции?[534] Он был в этих провинциях и проявил редкостное бескорыстие, строгость и доблесть; в Африке он завершил труднейшую войну и привел оттуда победоносное войско[535]. Слыхали ли вы когда-нибудь о чем-либо более необычном, чем триумф римского всадника? Между тем римский народ не только видел его своими глазами, но даже с всеобщим восторгом посетил и приветствовал его[536]. (62) Что больше расходится с общепринятым обычаем, чем — при наличии двух храбрейших и прославленных консулов — выезд римского всадника на труднейшую и опаснейшую войну в качестве проконсула?[537] Он выехал. И когда некоторые сенаторы находили неудобным посылать частное лицо в качестве проконсула, Луций Филипп[538], говорят, сказал что он, в силу своего предложения, отправляет его не «вместо консула», а «вместо консулов». Надежда, которую возлагали на его успехи как государственного деятеля, была так велика, что обязанности консулов вверялись доблести одного юноши. Что может быть столь исключительным, как — по предварительном освобождении его от действия законов — избрание его консулом до того срока, когда ему будет дозволено законами занять какую-либо другую государственную должность?[539] Что может быть более невероятным, чем предоставленный римскому всаднику постановлением сената второй триумф? Все необычные постановления, с незапамятных времен принятые о ком бы то ни было, не так многочисленны, как те, которые, на наших глазах, были приняты об одном только Гнее Помпее. (63) Между тем все эти столь высокие и столь необычные почести, оказанные все тому же Помпею, исходили от Квинта Катула и от других виднейших людей, принадлежавших к тому же сенаторскому сословию.

(XXII) Поэтому пусть они подумают, не окажется ли крайне несправедливым и недопустимым то, что их предложения об оказании почета Гнею Помпею вами всегда одобрялись[540], а, напротив, ваше суждение об этом человеке и решение римского народа встречают их неодобрение — тем более, что римский народ, в осуществление своего права, теперь может отстаивать свое суждение об этом человеке даже наперекор всем, кто с ним не согласен, так как, несмотря на возражения этих же самых людей, вы в свое время избрали из всех именно одного Помпея, чтобы поручить ему ведение войны против пиратов. (64) Если вы, принимая это решение, поступили опрометчиво и не подумали о пользе государства, то их стремление управлять вашей волей вполне законно; но если вы тогда позаботились о государстве лучше, чем они, если вы своими собственными усилиями, несмотря на сопротивление с их стороны, даровали нашей державе достоинство, а всему миру спасение, то пусть эти ваши руководители, наконец, признают обязательным и для себя, и для других повиноваться воле всего римского народа.

Помимо всего прочего, эта война против царей, происходящая в Азии, требует не одной только воинской доблести, которой Гней Помпей обладает в исключительной степени, но и многих других выдающихся душевных качеств. Нелегко нашему императору, находясь в Азии[541], Киликии, Сирии и в более отдаленных царствах, не помышлять ни о чем другом, как только о враге и только о своей славе. Ведь даже если находятся люди, воздержные, совестливые и умеющие владеть собой, все же никто не считает их такими ввиду наличия огромного числа людей алчных. (65) Трудно выразить словами, квириты, как чужеземные народы ненавидят нас за распущенность и несправедливость тех людей, которых мы в течение последнего времени к ним посылали облеченными империем. Как вы думаете, остался ли в тех краях хотя бы один храм, к которому наши должностные лица отнеслись бы с должным уважением, как к святилищу, хотя бы один город, который они признали бы неприкосновенным, хотя бы один дом, достаточно крепко запертый и защищенный? Они уже выискивают богатые и благоденствующие города, чтобы объявить им войну под любым предлогом, лишь бы получить возможность разграбить их. (66) Я бы охотно при всех обсудил этот вопрос с Квинтом Катулом и Квинтом Гортенсием, выдающимися и прославленными мужами, ведь они знают раны наших союзников, видят их несчастья, их жалобы слышат. Как вы думаете, зачем вы посылаете войска — в защиту ли союзников и против врагов, или же, под предлогом войны с врагами, против наших союзников и друзей? Найдется ли теперь в Азии хоть один город, который мог бы удовлетворить прихоти и притязания, не говорю уже — императора или легата, но даже одного военного трибуна?[542]

(XXIII) Итак, даже если у вас есть на примете человек, которого вы считаете способным победить войска царей, вступив с ними в сражение, он все же не окажется подходящим для ведения этой войны с царями в Азии, если только он не в силах удержать свои руки, глаза и душу от посягательств на имущество наших союзников, на их жен и детей, на убранство их храмов и городов, на золото и сокровища царей. (67) Как вы думаете, — есть ли среди замиренных городов хотя бы один, который остался бы богатым?[543] Есть ли среди богатых хотя бы один, который этим людям казался бы замиренным? Прибрежные города, квириты, просили о назначении Гнея Помпея не ввиду одной только его военной славы, но и ввиду его воздержности. Ведь они видели, как наши преторы, за редкими исключениями, из года в год обогащались за счет денег, собранных на государственные нужды, между тем как их так называемые флоты, постоянно терпя поражения, приносили нам один только позор[544]. А ныне? Эти противники передачи всей полноты власти одному человеку будто бы не знают, какой жадностью охвачены люди, выезжающие в провинции, какие они для этого делают затраты, какие заключают условия. Как будто мы не видим, что Гнея Помпея вознесли столь высоко не только его собственные доблести, но и чужие пороки. (68) Поэтому вы можете без всяких сомнений доверить всю полноту власти Помпею, на протяжении стольких лет оказавшемуся единственным человеком, чье прибытие во главе войска в города наших союзников приносит им радость.

Но если вы считаете нужным, квириты, чтобы я подкрепил это предложение мнением авторитетных людей, то я укажу вам на человека, опытнейшего в войнах всякого рода и важнейших государственных делах, — на Публия Сервилия; подвигами своими на суше и на море он заслужил, чтобы вы, обсуждая вопрос о войне, признали его мнение самым веским из всех. Укажу на Гая Куриона, удостоенного вами высших милостей, совершившего славнейшие подвиги и в высшей степени одаренного и разумного[545]; укажу на Гнея Лентула, которого вы, удостоив его высших должностей, признали человеком исключительной мудрости и строгих правил[546]. Укажу на Гая Кассия, отличающегося редкостной неподкупностью, искренностью и непоколебимостью[547]. Смотрите, как спокойно мы, основываясь на их суждениях, можем отвечать на речи людей, не согласных с нами.