(106) Этому вот несчастному мальчику[2640], умоляющему вас и ваших детей, судьи, вы укажете правила жизни своим приговором. Если вы ему сохраните отца, то вы предпишете ему, каким гражданином должен быть он сам. Но если вы отнимете отца у сына, то вы покажете, что за честный, стойкий и строгий образ действий вы не предвидите никаких наград. Так как он еще в таком возрасте, что почувствовать горе отца он может, но помочь отцу еще не может, то он молит вас не усугублять его страданий слезами отца, не усугублять горя отца его плачем. Он смотрит и на меня, призывает меня своим взглядом; плача, он как бы умоляет меня о покровительстве и притязает на высокое положение, которое я когда-то обещал отцу в награду за спасение отечества. Сжальтесь над семьей, судьи, сжальтесь над храбрейшим отцом, сжальтесь над несчастнейшим сыном. Сохраните для нашего государства его прославленное и храброе имя и ради его рода, и ради его носителя.

Речь к народу по возвращении из изгнания

[На форуме, 7 сентября 57 г. до н. э.]

«Вестник древней истории», 1987, № 1. С. 260—268.

С политической борьбой на рубеже 50—60-х годов до н. э. связано изгнание Цицерона, которому вменялась в вину казнь пятерых сообщников Катилины, совершенная 5 декабря 63 г. без формального суда, на основании чрезвычайного постановления сената (senatus consultum ultimum).

В феврале 58 г. плебейский трибун П. Клодий, сторонник Цезаря и личный враг Цицерона, предложил закон «О правах римского гражданина» (lex de capite civis romani), подтверждавший положения прежних законов и предусматривавший «запрещение предоставлять огонь и воду» (ignis et aquae interdictio), т. е. лишение гражданских прав для всякого, кто без суда казнит римского гражданина. Хотя Цицерон и не был назван в этом законопроекте, но усмотрел в нем угрозу против себя лично и после безуспешной попытки добиться заступничества Помпея и консулов покинул Рим в марте 58 г. Клодий после этого провел второй закон — «Об изгнании Марка Цицерона» — с запрещением оказывать ему гостеприимство; этот закон предусматривал конфискацию имущества Цицерона; в дальнейшем ему было запрещено находиться в пределах 500 римских миль от Италии, причем он и его гостеприимцы подлежали смертной казни в случае ослушания. Усадьбы Цицерона и его дом в Риме были разрушены. Присоединив к его земельному участку в Риме, на Палатинском холме, часть соседнего владения и сломав стоявший на нем портик, построенный победителем кимвров консулом 102 г. Кв. Лутацием Катулом, Клодий построил там портик и посвятил богам весь участок, установив на нем статую Свободы.

Выехав из Рима, Цицерон вначале намеревался отправиться в Эпир и воспользоваться гостеприимством своего друга Т. Помпония Аттика; затем он изменил свое решение и направился в Вибон, чтобы переехать в Сицилию, но пропретор последней Г. Вергилий запретил ему пребывание в Сицилии и на о-ве Мелите (Мальта). Цицерон направился в Брундисий, откуда он после остановки в доме М. Ления Флакка переправился в Диррахий. Не решившись поехать в Афины, он направился в Кизик, но квестор Македонии Гн. Планций принял его у себя и окружил заботой.

Движение за возвращение Цицерона из изгнания началось еще в 58 г., вскоре после его отъезда из Италии. 1 июня 58 г. плебейский трибун Л. Нинний Квадрат предложил в сенате возвратить Цицерона из изгнания, но с интерцессией выступил плебейский трибун П. Элий Лигур. Хотя большинство избранных на 57 г. магистратов было сторонниками возвращения Цицерона, этому препятствовал Клодий, при посредстве вооруженных отрядов державший Рим в своей власти.

29 октября 58 г. восемь плебейских трибунов (из десяти) внесло в сенат предложение о возвращении Цицерона из изгнания, и П. Корнелий Лентул Спинтер, избранный в консулы на 57 г., выступил в его защиту, но консулы Л. Кальпурний Писон и Авл Габиний и плебейский трибун Лигур снова воспротивились принятию решения сенатом. Совершив интерцессию, Клодий выступил против Помпея, угрожая сжечь его дом, и даже против Цезаря, заявив, что законы, проведенные Цезарем в в 59 г., недействительны, так как были приняты несмотря на обнунциацию со стороны его коллеги М. Кальпурния Бибула.

В ноябре 58 г. Цицерон в надежде на то, что общее положение изменилось в его пользу, избегая встречи с проконсулом Македонии Л. Писоном и его войсками, переехал из Фессалоники в Диррахий. Через своего брата Кв. Цицерона он дал Цезарю и Помпею заверение насчет своего поведения в будущем и признания им мероприятий и законов Цезаря; после этого Цезарь и Помпей согласились на его возвращение из изгнания.

1 января 57 г. во время торжественного заседания сената консул П. Корнелий Лентул Спинтер предложил возвратить Цицерона из изгнания; его поддержал его коллега Кв. Цецилий Метелл Непот; плебейский трибун С. Атилий Серран, не совершая интерцессии, потребовал ночь на размышление, и решение не было принято. 28 января плебейский трибун Кв. Фабриций внес в комиции предложение возвратить Цицерона из изгнания, но собрание было разогнано гладиаторами Клодия, причем произошло кровопролитие. Стычки на улицах и форуме продолжались на протяжении следующих месяцев; в это время плебейские трибуны П. Сестий и Т. Анний Милон, сторонники Цицерона, тоже составили для себя вооруженные отряды. В январе 57 г. в уличной стычке были тяжело ранены Сестий и противник Цицерона плебейский трибун Кв. Нумерий Руф. В 57 г. Милон дважды пытался привлечь Клодия к суду за насильственные действия, но суд не состоялся. Политическая жизнь в Риме замерла, уголовные суды перестали действовать.

В течение первой половины 57 г. Помпей объехал ряд муниципиев и колоний Италии и добился принятия ими постановлений в пользу возвращения Цицерона. Сенат препоручил Цицерона магистратам и подвластным Риму народам и предложил гражданам прибыть в Рим для голосования. В июле консул П. Корнелий Спинтер предложил в сенате возвратить Цицерона из изгнания; за его предложение проголосовало 416 сенаторов против одного голоса П. Клодия; кроме того, была выражена благодарность гражданам, съехавшимся в Рим, чтобы поддержать закон о возвращении Цицерона. 4 секстилия (августа) центуриатскими комициями был принят Корнелиев — Цецилиев закон о возвращении Цицерона из изгнания. 5 секстилия Цицерон прибыл в Брундисий, а 4 сентября приехал в Рим, где ему устроили торжественную встречу. 5 сентября он произнес в сенате благодарственную речь; 7 сентября он на форуме произнес такую же речь, обращенную к народу.

(I, 1). Обратившись к Юпитеру Всеблагому Величайшему и к другим бессмертным богам с молитвой[2641] в то время, квириты[2642], когда я обрек себя и свое достояние в жертву ради вашей неприкосновенности, ради мира и согласия между вами — с тем, чтобы меня, если я когда-либо предпочел свою выгоду вашему благополучию, постигла вечная кара, добровольно мною на себя навлеченная; если же и то, что я совершил ранее, я совершил ради спасения государства[2643] и отправился в свой скорбный путь ради вашего блага, дабы ненависть, которую преступные и наглые люди, испытывая ее к государству и ко всем честнейшим людям, уже давно сдерживали, они обратили против меня одного, а не против всех лучших людей и не против всей гражданской общины; итак, если у меня были такие намерения по отношению к вам и вашим детям, то, чтобы когда-нибудь вы, отцы-сенаторы, и вся Италия обо мне вспомнили и почувствовали сожаление и тоску по мне; то, что мое самообречение подтверждено суждением бессмертных богов, свидетельством сената, согласием Италии, признанием моих недругов, вашими богами вам внушенным бессмертным благодеянием, доставляет мне величайшую радость. (2) Поэтому, хотя самое желанное для человека — счастливая, благополучная и неизменная судьба и безмятежное течение жизни без каких-либо неудач, все же, если бы на мою долю выпали только спокойствие и умиротворение, я был бы лишен необычайных и, пожалуй, богами ниспосланных радостей и наслаждений, какие я теперь испытываю от вашего благодеяния. Какой из даров природы человеку милее, чем его дети? Мне мои дети и ввиду моей любви к ним, и ввиду их редкостных качеств дороже жизни. И все же я взял их на руки[2644] не с такой радостью, какую испытываю от того, что они мне возвращены. (3) Между двумя людьми не бывало такой приязни, какова приязнь между мною и братом; я чувствовал ее не столько тогда, когда с ним общался, сколько будучи с ним в разлуке; чувствую ее и после того, как вы возвратили меня ему, а мне его. Каждого радует его имущество; остатки моего возвращенного мне достояния приносят мне большее удовлетворение, чем приносили мне в ту пору, когда все оно было невредимо. Какое удовольствие приносят нам дружеские связи, общение, соседство, клиентелы, наконец, игры и праздничные дни, лишенный этого, я понял лучше, чем всем этим пользуясь. (4) Далее, хотя почет, достоинство, положение, сословная принадлежность и ваши милости всегда казались мне самыми прекрасными, все же теперь, когда они мне возвращены, они кажутся мне более блистательными, чем были бы в случае, если бы они некоторое время не были скрыты во мраке. А само отечество, бессмертные боги! Трудно выразить, как оно дорого и какое наслаждение доставляет оно, как красива Италия, как оживленны ее города, как прекрасны ее части, какие поля, какой урожай, как великолепен Город, как образованны его граждане, как велико достоинство государства и ваше величие! Всем этим я и ранее наслаждался более, чем всякий другой; но подобно тому как доброе здоровье людям, поправившимся после тяжелой болезни, приятнее, чем никогда не болевшим, так и все это, после того как человек был этого лишен, привлекательнее, чем в случае, если бы оно воспринималось постоянно.