(XIII, 34) Но так как честнейшим и храбрейшим гражданам, отцы-сенаторы, мы воздаем славу, сооружая почетный памятник, то утешим их близких! А для них вот что будет наилучшим утешением: для родителей, что они произвели на свет таких стойких защитников государства; для детей, что у них будут близкие им примеры доблести; для жен, что они лишились таких мужей, которых подобает скорее прославлять, чем оплакивать; для братьев, что они будут уверены в своем сходстве с ними как по внешности, так и в доблести. О, если бы наши решения и постановления помогли им всем осушить свои слезы! Вернее, если бы мы могли во всеуслышание обратиться к ним с речью, после которой они перестали бы горевать и плакать и даже обрадовались бы тому, что, хотя человеку грозят многочисленные и различные виды смерти, на долю их близких выпала смерть самая прекрасная: они не лежат непогребенные и брошенные[2549] (впрочем, даже такая смерть за отечество не должна считаться жалким уделом) и не сожжены порознь на кострах с совершением убогого обряда, но покоятся под надгробием, созданным на средства государства как почетный дар, и над ними воздвигнут памятник, который должен стать на вечные времена алтарем Доблести. (35) По этой причине величайшим утешением для их родных будет то, что один и тот же памятник свидетельствует о доблести их близких, о благодарности римского народа, о верности сената своим обещаниям и хранит воспоминания о жесточайшей войне. Ведь если бы в этой войне солдаты не проявили такой большой доблести, то от братоубийства, учиненного Марком Антонием, погибло бы имя римского народа.
Я также полагаю, отцы-сенаторы, что те награды, какие мы обещали солдатам по восстановлении государственного строя, следует своевременно и щедро выплатить оставшимся в живых и одержавшим победу; если же некоторые из тех, кому награды обещаны, пали за отечество, то я предлагаю вручить их родителям, детям, женам и братьям те же самые награды.
(XIV, 36) Итак, чтобы наконец объединить все сказанное мной, вношу следующее предложение:
«Так как Гай Панса, консул, император, начал военные действия против врагов, в каковом сражении Марсов легион с удивительной, необычайной доблестью защитил свободу римского народа, что совершили также и легионы новобранцев[2550], а сам Гай Панса, консул, император, сражаясь в гуще врагов, получил ранения; и так как Авл Гирций, консул, император, узнав о происшедшем сражении и выяснив обстоятельства дела, с выдающейся, величайшей храбростью вывел войска из лагеря и, напав на Марка Антония и на вражеское войско, полностью уничтожил его, а войско Гирция осталось невредимым и не потеряло ни одного человека; (37) и так как Гай Цезарь, пропретор, император, действуя обдуманно и осмотрительно, успешно защитил свой лагерь, разбил и истребил вражеские силы, подступившие к его лагерю, — ввиду всего этого сенат полагает и признает, что, благодаря доблести этих троих императоров, их империю, их благоразумным решениям, стойкости, непоколебимости, величию духа и военному счастью, римский народ избавлен от позорнейшего и жесточайшего рабства. И так как они, сражаясь с опасностью для жизни, спасли государство, город Рим, храмы бессмертных богов, недвижимое и движимое имущество всех граждан, а также и их детей, то в награду за эти деяния, честно, храбро и удачно совершенные, Гай Панса и Авл Гирций, консулы, императоры, один из них или оба вместе, или же, в случае их отсутствия, Марк Корнут, городской претор, должны устроить пятидесятидневные молебствия перед всеми ложами богов.
(38) И так как доблесть легионов оказалась достойной их прославленных императоров, то сенат, по восстановлении государственного строя, с величайшим усердием полностью выполнит те обещания, какие он ранее дал нашим легионам и войскам; и так как Марсов легион первый сразился с врагами и бился с их превосходящими силами, причинив им значительный урон и понеся некоторые потери; и так как солдаты Марсова легиона без всяких колебаний отдали жизнь за отечество; и так как солдаты других легионов столь же доблестно пошли на смерть за благополучие и свободу римского народа, то сенату угодно постановить, чтобы Гай Панса и Авл Гирций, консулы, императоры, — один из них или оба вместе, если признают нужным, — распорядились о сдаче подряда на сооружение величественного памятника тем, кто пролил свою кровь, защищая жизнь, свободу, достояние римского народа, город Рим и храмы бессмертных богов; и чтобы они приказали городским квесторам дать, назначить и выплатить необходимые для этого деньги, дабы в памяти потомков было увековечено жесточайшее злодеяние врагов и внушенная богами доблесть солдат; чтобы те награды, которые сенат ранее установил для солдат, были выданы родителям, детям, женам и братьям тех, кто в этой войне пал за отечество; чтобы им было отдано то, что следовало бы выдать самим солдатам, если бы, одержав победу, остались в живых те, кто, приняв смерть, одержал победу».
Римский форум (реконструкция, план)
Дополнения
Речь в защиту Луция Валерия Флакка
[В суде, 59 г. до н. э.]
«Вестник древней истории», 1986, № 4. С. 188—215.
В 59 г., в первый консулат Г. Юлия Цезаря, у власти стояли объединившиеся в политический союз Цезарь, Помпей и Красс (так называемый первый триумвират). Цицерон, уклонившийся от этого союза, отошел от государственной деятельности и ограничился выступлениями в суде, носившими и политический характер. Так, он дважды защищал А. Минуция Ферма, сторонника оптиматов, и добился его оправдания, Он защищал своего коллегу по консулату Г. Антония Гибриду, который в 63—62 гг. руководил военными действиями против Катилины и по окончании проконсулата в Македонии был привлечен к суду.
Л. Валерий Флакк принадлежал к патрицианскому роду Валериев, из которого, по преданию, вышел П. Валерий Попликола (согласно традиции — первый консул Рима после изгнания царей). Его отец, Л. Флакк, был консулом в 86 г. и отправился на Восток, на войну против Митридата VI Евпатора и для борьбы с Суллой; в начале 85 г. он после неудачной попытки возмутить войска Суллы был убит своими солдатами.
Обвиняемый в деле 59 г. Л. Валерий Флакк в 86 г. участвовал в походе в Азию под началом отца, в 83 г. — в походе в Галлию под началом дяди, Г. Валерия Флакка; в 78 г. был военным трибуном у проконсула П. Сервилия Ватии, успешно действовавшего против пиратов в Киликии; затем в Испании он был квестором пропретора М. Пупия Писона Кальпурниана, а в 68—67 гг. — легатом Кв. Цецилия Метелла во время войны на Крите, после которой Крит стал римской провинцией. В 63 г. претор Л. Флакк участвовал в раскрытии заговора Катилины, арестовав на Мульвиевом мосту послов аллоброгов и захватив имевшиеся у них письма, содержавшие улики против заговорщиков.
В 62 г. Л. Флакк был пропретором провинции Азии; в 61 г. его сменил Кв. Цицерон. В начале 59 г. Флакк был обвинен в разграблении провинции и привлечен к суду, скорее всего на основании Сервилиева закона о вымогательстве, проведенного в 104 г. плебейским трибуном Г. Сервилием Главцией. Обвинителем Л. Флакка был Д. Лелий, субскрипторами (вторыми обвинителями) — Г. Апулей Дециан и некий Цетра (имя искажено). Лелий расследовал обстоятельства дела на месте, для чего выезжал в Азию; он привез оттуда свидетелей против Флакка. Председателем суда был Т. Веттий (Вектий). Начатый по обвинению в вымогательстве процесс против Л. Флакка, участника подавления движения Катилины, при цезарианцах в качестве обвинителей превращался в политический процесс, направленный против Цицерона, консула 63 г., и против оптиматов.