Толпа продолжала танцевать как ни в чём не бывало.

Проститутки, сидящие за столом, обомлели. Прямо на глазах, внаглую, незнакомые бойцы отбирали у них заработок и приятный досуг. Захмелевшие девчонки даже и не думали прислушиваться к инстинкту самосохранения. Такого продолжения вечера они никак не могли потерпеть!

Одна из путан схватила за горлышко открытую бутылку с водкой, вторая – бутылку с десертным вином. С криками и оскорблениями, упоминанием сволочей, подлюк и прочих сучков, несуразные, пьянючие, девахи выскочили из-за стола и смело кинулись к выходу. Рев электронной музыки поглотил их вопли. Зажав бутылки в поднятых руках, горлышками вниз, девахи мчались отбивать своих дружков из плена. Извергая боевой клич, потрясая бутылками и жутко матерясь, неосторожные дамы летели прямо на амбразуру. Хлюпая из открытых бутылок, спиртное стекало им по локтям, прямо на расфуфыренные блузки, на лицо, куда-то внутрь, на бюстгальтер. За шиворот текло по спине. (Та, что схватила «Кагор», выглядела гораздо гламурнее своей коллеги). Бригада даже не обернулась. Взмах мощных рук – и девчонки, сбитые хлёсткими оплеухами, улетели куда-то вглубь толпы. Оклемались. Подскочили. И… снова пустились вдогонку за группой! Бегут, одна – с ног до головы в водке, другая – в красном вине. Тушь по лицу течёт, блузки в пятнах, волосы мокрые. Мама дорогая! Как будто их в краске искупали. Девки подскочили к бойцам и давай молотить их кулачками по спинам!

– От-пус-ти-те! От-пус-ти-те, козлы! – выбивали девахи по спецназовским лопаткам барабанную дробь.

Тут же последовали ещё две оплеухи. Группа захвата, видимо, слегка разозлилась, поскольку получив веские подзатыльники, неосторожные девчонки улетели в танцующую толпу и пропали в ней бесследно.

Пьяная масса дрыгающихся и кривляющихся людей поглотила их, словно грязное зелёное болото.

***

Более-менее я пришёл в себя через неделю. Отлежался, подлечился и, от носа до пяток замотанный в лейкопластырь, появился на работе. О продолжении того рождественского кошмара мне поведал диджей Колян. Он-то, вездесущий проныра, не пропустит ни клёвых, ни голимых движей:

– Что я тебе, Николаич, скажу! – округлив глаза, торопливо делился Коляныч. Чувствовалось, что эту историю он пересказывает раз десятый. – Выволокли, значит, злодеев на улицу. И утащили за угол, потемнее который. Часть толпы из зала следом за ними схлынула. Интересно ведь. И я тоже вышёл. Ох! Я никогда ещё не видел, чтобы так били. И лучше бы не смотрел! Злостно били, спору нет. Отработанно. По голове им – чиндык, чиндык, чиндык! Да только жутко мне стало. Будто и не люди это вовсе приехали, а какие-то киборги бездушные. Вначале отлупили отморозей кулаками. Четверо держали, двое били. После кинули их в снег и давай избивать ногами! Зверски избивали. Вареник, хотя и здоровый малый, но не такой упитанный, как друган его. Поплыл сразу. Но Серый быстро присоединился. Такие удары пропускать… мать честная! Они уже и плакали, и стонали, и о прощении завывали – ничего не помогло. Распластались в снегу, смотрю, замолкли, уже и не шевелятся, а их мутузить продолжают. Потом какие-то палки телескопические, железные, эти спецназовцы достали, разложили их, и давай палками по отморозкам – ох, куда попало! По рукам, по ногам, по голове! Раз! Ещё раз! Ещё! Ещё! Наотмашь! Со всей силы! Палки свистят, кровь течёт, что-то чвакает! Ужас! Толпа зависла, заткнулась, отступила. И вдруг как кинутся все обратно в дискотеку! Меня чуть не затоптали. А спецназовцы даже не остановились. Лупят и лупят! Оно, конечно, за дело. Всё правильно. Подонки они, Серый этот, да и Вареник тоже. Но только, не обижайся, Николаич, почему-то жалко мне их стало. Мне даже показалось, что они уже и не жильцы. Улица вокруг в крови – снег в крови, кусты в крови, а эти шестеро, прямо, как те демоны ночные. А в небесах – белый серп луны. Я тоже не выдержал, убежал обратно в зал, за свой пультик родненький. Чую, без отвёрточки брат обморок не за горами. А что ещё мне оставалось делать? А Серого с Вареником, как мне наши рассказали потом, запихнули в микроавтобус, дождались своего седьмого товарища и увезли незнамо куда. Так что, Николаич, за нас отомстили!

Колян не мог знать, что часом позже, избитых Серого и Вареника завезли на тёмный пустырь, вытащили из микроавтобуса, бросили на землю, отлили водой из пластиковых канистр и рывком поставили на колени. Затем каждому из них приставили к голове «Глоки» и перед казнью заставили читать «Отче наш». А как они, полумёртвые, прочитают молитву, если даже не знают толком, что такое Рождество?

Следом их ещё немного покошмарили, объяснили, как нужно жить по понятиям и предупредили, что следующий раз не станут распылять свои драгоценные силы, а сразу бросят под ноги наступательную гранату. Для убедительности, ещё раз прошлись железными палками и, еле живых, выкинули Серого и Вареника в грязную вонючую канаву. Обо всём этом я узнал позже от Олега Анатольевича – начальника охранной фирмы. Позвонили мне. Типа, отчитались.

Я молча слушал Коляныча и не чувствовал ничего. Ничего! Пустота. Безразличие. Вакуум. Мне не жалко было негодяев. Совсем. Меня никто не жалел, и я не взывал о пощаде, когда они развлекались, двое на одного. Да ладно уж меня бы отпинали, молодой, здоровый, переживу. Пожилого и слабенького Глебовича избили!

Не грело меня и то, что Серый и Вареник были наказаны сполна. Как будто они от этого душой чище станут. Или жить по-другому начнут. Нехорошо радоваться, когда кого-то избивают до полусмерти. Пусть даже и заслуженно. Кто любит месть? Вам она нравится? Кому она нравится? Или нужна кому? Месть никогда не меняет основного положения вещей. Месть – сомнительный путь, обретение минутного облегчения. А каждый из нас и без того достаточно слаб, чтобы местью преумножать этот гадкий удел.

Не был я благодарен и охранной фирме. За редким исключением, под вывеской охранных фирм действуют те либо иные криминальные и полукриминальные структуры. Все это прекрасно знают. И когда случилась драка, «спецназ» не престиж нашего коллектива примчался спасать, и не безопасность работников обеспечивать. Свою изрядно потрёпанную репутацию восстановить прикатили. Бригада всего лишь воспользовалась моментом, чтобы продемонстрировать силу и значимость на вверенном им объекте. Бандиты сделали всё для того, чтобы разборка получилась предельно жестокой и кровавой. Они прекрасно понимали, что это побоище непременно породит молву, которая обойдёт все до единого дворы и подъезды: «А вы знаете, оказывается, кафе наше такая-то бригада охраняет! Жёсткие челы! В Рождество там администрацию избили, родственников, охрану, и коллектив чуть не попал под раздачу. Приехала бригада, человек двадцать. Амбалы под три метра ростом. Все мужики одинаково одетые. Чтобы менты описание снять не смогли. Здо-р-о-вые бойцы! Укатали отморозков в пух и прах. Жути было, крови, мозги по снегу, кошмар!»

Нет, не был я благодарен охранной фирме!

В тот вечер я очень беспокоился за Олюшку и Славуню. Как предстал я пред ними со своей пёстрой физиономией, так и оказалось, что не мне, а им помощь оказывать нужно. Переживали, девчонки мои любимые. Ну да ладно, пережили. Проехали…

***

Внутри меня образовалась жуткая апатия. Просто с ума сойти от горечи! Так умудриться провести Рождество! Это же надо. А ещё не давала покоя одна мысль, впервые посетившая меня и за мою карьеру, и за всю мою жизнь: что-то на нашей голубой планете творится не то. И я, с какого-то момента, под давлением «не того», тоже начал делать что-то не так. Не тем занимаюсь, что ли? Не туда иду? Какая польза от того, как я живу? К чему я стремлюсь? Чем промышляю и для чего? Да и сами плоды усилий – тоже сомнительны! Прорвёшься в жизни – тут же людские ухмылки, сплетни, разборки, зависть, ненависть. Не прорвёшься – нищета, лишения, унижения, безысходность. Тогда зачем нужен такой хлеб, такой путь? Зачем тратить на него бесценные дни жизни? Зачем моим детям такое опасное и неблагодарное наследство? Кем они станут, барахтаясь в таком грязном завещании? И какую пользу оно принесёт им в будущем, когда уйдём мы? Или это кровавое Рождество – просто случайность? Или это просто усталость? Подавленность? Хандра? Тупик?