Компания из пяти дёрганных парней, щетинистая и помятенькая, вела себя нагло и напористо. Я придвинулся поближе. Небритый парень, лет двадцати, вовсю распинался соседу:

– Прикинь, Алежа! Вован сёдня зарисовался, ну, тот, с Вертикальной, который бабосов нам немерено за травку заторчал… ай, таски! Яд-рё-ны чибрики! Как зарисовался, так и слындил по-бырому на хауз. Прикинь, подруливает к нам на цырлах и заряжает, кобелина тоскливая: «Пацаны! В натуре, Христос сёдня народился! Гадом буду, на х…! Не бейте только, чуваки, праздник ведь. А я всё лавэ, шо заторчал, в натуре, на х…, отдам через неделю!»

– И чо? – громче всех ржал вожак Алежа.

– А то, на х…! Братва наша, короче, на тявканье обернулась. Чо за фуфлогон? И давай, короче, ему ответку лепить: «Ты, червь! Лошара мускусная! Ты кому приколы загоняешь, фуфел? Баклан ты недоделанный! Какой «кристос»? Какие роды? Ты ща сам тут, в натуре, рожать намылишься! На х… нам через неделю? Сзади себе эту неделю затусуй! Чичас давай! Бабло де?..»

– Ну?! Лавандос, по ходу, отдал? Там же за два коробка травы уже с процентами набежало, – напрягся Алежа.

– Х… там, а не лавандос! Нема бабла! В обсчем, пацики разозлились, хватают биту, и лошаре, да с размаху, да по зубам его тявкальным – оппа ча-а-а!

–А-а-ай, мля! – слюняво осклабившись, одобрительно застонал Алежа.

– Атож! – важно распинался оппонент. – Клёво тварь приложили! Фуфел согнулся, кровянку сплюнул, чё-т там стонет, фонит… Ему исчо раз битой, уже по горбу его позорному – оппа ча-а-а! Потом третий, конкретно, заход – оппа ча-а-а! Короче, зачётно сгноили чёрта! Дали ему три дня на сбор бабосов…

Отшатнувшись от откровений подонков, я отошёл в другой конец стойки. Капец. Кто там обслуживает эту неряшливую пятёрку? Пойду, скажу официантам, чтобы притормозили выдачу. Пускай вначале расплатятся, а потом дальше гуляют. Так вернее будет. Биты, зубы, кровь, фуфлогоны… ну и темы в Рождество!

«Это ты прикармливаешь у себя в гостях Алежей! Это они гробят людей в темноте переулков, отнимают у них деньги и делают тебе выручку в обмен на спиртное!»

Хотел было протиснуться к бару, но дорогу преградила танцующая дамочка. Причёска, как у медузы Горгоны. Пуда на полтора кричащий макияж. На глазах – жирные чёрные стрелки, криво нанесённые тушью. Краснючие вурдалаковские губищи. Взбитые кверху, налакированные непричёсанные лохмы. Развязно подмахивая тощим тазом воображаемому партнёру, она не замечала никого вокруг и что-то мурлыкала под нос. Вижу, приостановила танец, залезла рукой под юбку, поправила сползающие чулки. Снова затанцевала и замурлыкала.

Я обошёл женщину и рассеянно поискал глазами свободных официантов. Обзор заслонила теперь уже другая девица, с кругленьким пузиком, чья-то будущая мама. Лет восемнадцать ей, наверное. Месяце на шестом беременности. Болтая косичками и хаотично размахивая руками, жадно затягиваясь дымом из тонкой ментоловой сигареты и задрав к потолку голову, будущая мама истерично голосила:

– Тёлы, гуд-и-и-иммм! Тёлы-ы-ы! Без базара! Стадионы в шоке! А-а-а!!! Ду-ду! Ду-рун-дун-ду! А-а-а!!!

«Ну что, чувак, рад? Капает деньга в кассу? Превратили кафе-мороженое в распущенный гадюшник! Иди, порадуй Олюшку и Славуню».

Блин! Всяко бывало. Ещё когда барменом стажировался, иной раз, такого насмотришься. Помню, прожжённый Константиныч сразу предостерёг меня от излишних иллюзий и растолковал, что дискотечный общепит – это место, весьма удалённое от храмов и мечетей, и что вряд ли оно когда-нибудь к ним приблизится. Оно, понятно, что удалённое. Но всё равно, такого мрака, как сегодня, я что-то не припоминаю. Давненько такого не было! Даже для кафе слишком. Какой-то особенный шалман случился! Именно в Рождество! Даже и заработка уже не хотелось…

***

В конце зала замаячила фигурка официанта Людмилы. Добрая, светлая девчонка. Среди табачного дыма, разнузданной пьянки и похабных кривляний, в аккуратной блузке и юбке, она смотрелась как-то неуместно и робко. Старательная, скромная, доверчивая. Тяжко ей работать в ночной дискотеке. Тут нужно понапористее, понаглее. Раскованнее. Вон какими историями приятели Алежи восхищаются. А у неё к подпитым посетителям подход, как у учительницы младших классов к наивным первоклашкам – «здравствуйте, спасибо, извините, пожалуйста, будьте добры, аккуратнее – тут на столе грязно, давайте уберу». В клубной тусовке будь ты сто крат добрым и открытым, никто этого не оценит. Блудливая среда любит жёсткость, вульгарность, цинизм. Только тогда запишет в свои.

Туговато нашим девчонкам в смену, а что делать? Система жмёт, в любое ярмо влезешь. У одной муж загулял, у другой – запил, у третьей – больные родители. У четвёртой дочка подрастает и очень нужны деньги. Вот и стараются, и терпят, и тянут. Впрочем, и все мы стараемся в Системе, и терпим, и тянем, и подстраиваемся, и лебезим, и ходим на носочках, и делаем то, чего чаще всего не очень-то и хочется делать. Взять ту же Людмилку. Не конфликтная, тихая. А проходимцам это только на руку. Они мгновенно секут, над кем можно поиздеваться, а кого стоит остерегаться. Где сядешь, там и слезешь – точно не про нашу Люсю. Потому на смене она частенько и страдает.

Вот и сейчас, ищу кого-нибудь из официантов, предупредить о возможных трудностях с компанией Алежи, а навстречу – Люда быстрым шажочком семенит. Расстроенная – жутко! Ну, что я вам говорил? Опять кто-то на шею взгромоздился.

Девушка подошла ко мне, того и гляди заплачет. Вот те раз!

– Виталий Николаевич, я третий стол обслуживаю…

– Погоди, Люд, со своим третьим столом, – заботливо придержал я девушку за локоть. – Что стряслось?

– Понимаете, Виталий Николаевич, ситуация такая. Малолетки заказали пиво, орешки, пачку сигарет…

– Это, случайно, не те замусоленные молодцы, – перебив Люду, кивнул я в сторону бравого Алежи.

– Нет, не они. С теми я сегодня тоже уже познакомилась… гады! Клёвая кобылка, ходи сюдай, шуры-муры, хоп-п-па ча! – отчаянно и смешно копировала отморозков Люда. – Другая компания. Вон они, за третьим столиком зависают.

– Ну и?

– Ну, я им, значит, всё как полагается: чистую пепельницу, салфетки. С Рождеством поздравила, удачного вечера пожелала. А они… Прошло минут пять. А они… Подзывают меня за свой столик и давай матюком гнуть, мол, у нас не ночной клуб, а шарашкина контора! Пиво им плохое!

– И чем же им пиво плохое, когда всей стране – хорошее? – удивлённо заметил я.

При возможной разборке с посетителями, нам, администрации, важно было знать все детали конфликта.

– А они говорят, что у них в пивном бокале, Виталий Николаевич, волосы брасом плавают. Но я ведь чистые бокалы подавала, натёртые до блеска. Я уверена, чистые! Сама проверяла. А пиво Константиныч при них наливал. Я видела. Врут они про волосы…

– Погоди, Люд, не расстраивайся! – улыбнувшись, поддержал я девушку. – Что ты, в самом-то деле… Мало примеров было, что ли? Попили нехорошие люди пивка, съели закуску, а следом – пару волосин в стакан – и готово! Либо муху принесли с собой дохлую, подбросили в блюдо. Или толстого хрустящего таракана. Все претензии принимай при подаче заказа. А если поели, попили, тогда уж будьте добры – расчёт! В таком случае за волосы в бокале, за мух дохлых и за тараканов смело требуй доплаты. Как за фирменный наполнитель. А честно заработанный левак заберёшь себе, в счёт возмещения морального ущерба.

– Ну вот, Виталий Николаевич, и вы надо мною издеваетесь! – девчонка всерьёз готова была расплакаться.

– Да успокойся ты, Люд! Ну, шучу я. Шучу! И совсем даже не издеваюсь, – заторопился я. – Просто хотел тебя поддержать. Ну что ты, прямо, как в первый раз замужем… Я так и не понял, в чём проблема-то?

– Дело в том, что они не отказываются от заказа и готовы оплатить его, они просто гыгыкают, почему в бокале плавает волос.

– А ты?

– А я им и говорю, что так, мол, и так, может быть, это ваш, посетительский, волос плавает!

– А они?