***

Сколько валялся в отключке, не знаю. Наверное, недолго. Очнулся на полу. Живой, надо же! Голову раскалывала безумная пекущая боль. Её острое лезвие проникало прямо в мозг. «Аспиринчику бы!» Только-только хотел улыбнуться, и тут же вскрикнул от боли – лицо отекло в сплошной синяк, и растягивать его улыбкой оказалось ошибкой. Напряг слух. Слышу, рядом какие-то вскрики, топот ног, где-то далеко кто-то кого-то грубо одёрнул: «…хватит, пошли!» Потом возня… вроде бы голос Глебовича. Спасайся, Глебыч! И тут же, слышу, ещё несколько ударов – бэнц, бэнц, хлоп, хлоп! Кого там ещё избивают? Неужто Глебыча? Твари! Твари! Тишина. Хлопок двери. Тишина…

***

Я потихонечку приходил в себя. Чувствую, руки мокрые, лицо мокрое, пайта мокрая. Не пойму, я что ли, на автопилоте уже умыться сгонял? Из носа, булькая, хлюпали кровавые сгустки. Осторожно разжал веки. В левом глазу – темнота. Желательно, чтобы не навсегда. Правый глаз немного видит – уже неплохо! Хоть что-то. Картинка есть. Сейчас осмотрюсь, что к чему.

Так. Вот пол. Вот на полу, на левом боку, лежу я. Отлично. Мои ботинки. Вроде бы коричневые с утра были. Теперь – красные. Брюки по колено – тоже красные. А были кремовые. Онемевшими ладонями прикоснулся к опухшему лицу (какое-то оно скользкое, липкое, фу!) Ага, вот оно что. Обувь, брюки, пайта, руки, лицо – в крови. Ковролин вокруг меня – тоже в бурых пятнах. Красавец! Особенно фотогенично смотрелась моя разбитая мордень. Я-то протереть глаза пытался, а получалось, что только сильнее размазывал по лицу кровавую юшку.

Сгрести себя с пола стоило немалых усилий. Приподнялся. Присел на корточки. Но тут же завалился вперёд, упал на колени. Тихонечко переполз на валявшийся невдалеке стул. Теперь немножко посижу, соберусь, отойду. Голова печёт, зараза, прямо нестерпимо. Нос, точно у Буратино, онемевший, деревянный. Не чувствую его совсем. Пощупал шнобель – вроде бы, на месте. Так. Теперь попробую подняться на ноги. Осторожно, балансируя разведёнными по сторонам руками, я приподнялся со стула и разогнулся. Получилось! Стою! Пришла нелепая мысль отряхнуться. Ну, это вообще смешно. Ладно, посмеюсь позже. Для начала мне бы до умывальника добраться, привести себя в порядок. Да, и ещё, желательно, чтобы никто из наших не увидел. Испугаются. Запаникуют. А это сейчас было бы некстати.

Умоюсь, минут двадцать отойду. Для поддержания беседы возьму в кабинете спортивные перчатки-биточки (есть и бита, и газовый пистолет, но лучше одену биточки). Вызову из зала Серого с Вареником. Только бы домой не сбежали. Пойдём на улицу, за гаражи, где безлюднее. Будет продолжение мужского разговора. Один на один. С каждым и по очереди. Или с двумя сразу! А вот теперь, козлы, разбегайтесь куда подальше!

Прости меня, пожалуйста, любимое Рождество!

Преумножая зло

Охранник Алексей, мускулистый смазливый парень, в этот вечер чувствовал себя благостно. А почему бы и нет? Деньги за рабочую смену капают. Объект охраны – не последнее в районе заведение. Посетители не самые бедствующие. А следовательно, в меру буйные и более-менее воспитанные. Эх, если бы не рабочие пятницы, жизнь вообще бы получилась! Кто придумал пятницы эти, а?

Двух подозрительных чуваков, хищно вломившихся в бильярдную, он засёк сразу. Да тут ещё и официант Ирина подошла, предупредила:

– Лёша, Николаич указание дал. Если в клубе объявляются неудобные посетители, сразу же нужно предупреждать охрану. Так вот, к нам сейчас пожаловали двое. В зале сидят, квасят. Оч-ч-чень неудобные! Где они, там сразу и разборки, кровь. Грязные парни. Одного Вареником дразнят, другого – Серым. Серый сильнее и опаснее.

– Да я понял, понял, Ириша, – нахмурившись, грозно пробасил Алексей. – Пресечём. Бойцы мы подготовленные, работа знакомая. Наша рота, это тебе не пончики со сгущёнкой.

Охранник Алексей сам по себе мужик очень крутой. Чёрный пояс по карате. Вроде бы, второй дан. С его слов, правда. Отличный рукопашник, психолог. Даже в инструкторы приглашали, телохранителей в спеццентре тренировать. Отказался. Сказал, не его, мол, это дело – дуболомным шкафам преподавать. А однажды бандит выпустил в Алексея две резиновые пули из травмата. А тот предугадал траекторию полёта пуль и уклонился от поражения. Ну неужели и тут не приврал?

За такую квалификацию нашему коллективу и платить не жалко!

– Ирочка, а как ты относишься к тому, чтобы на выходные куда-нибудь прошвырнуться, развеяться, а? – плавно сменил тему Алексей. – В ресторан… ну… там, караоке, а? Или на дискотечку какую? Потанцевать, шампусика забульбенить?

Алексей пребывал в отличном настроении, и ему не хотелось забивать голову всякими пустяками. Тем более, на Ирину он давно уже глаз кинул. Молодая, симпатичная, модная. На фига ему какие-то там Вареники?

– Леш, ты, видимо, слегка забылся. По поводу ресторанов мы с тобой уже выяснили. Я замужем. Ну сколько можно?!

– Ну так и чё?

– Ну так и ничё! Отвали! У меня очень хороший муж. Артём меня любит… И я его. Так что, прости.

Лёша презрительно изогнул уголки губ.

– Муж не стена, можно его в сторонку… ррр-а-з – и отодвинуть… Никто его у тебя не отбирает…

Иринка всплеснула руками:

– Слушай, не наглей, да? Ты лезешь туда, куда тебя не просят. У меня в семье всё хорошо. Это я тебе тоже сто раз повторяла. Отвали, а? Прямо прохода от тебя нет. Вот же липучка!

– Тю-ю-ю! – сложив губы в слюнявую трубочку, протянул Лёха. – Какие тут все пылкие, верные, любящие. Ща всплакну от умиления. Ну, ты, Ирка, это… если чё, обращайся. Я, это, гы-гы, смогу тебя удивить. Везде. Фокус понравится. Отвечаю.

И Лёха, лупнув булькатыми глазками, бесстыже уставился на девчонку.

– Короче, фокусник, – резко осадила вульгарного охранника Ирина. – Распоряжение Николаича я тебе передала. Ты меня услышал. Далее – твоя личная проблема. Но отморозки те, Серый и Вареник, очень непростые. И в тон ему добавила, смешно перекривив ротик: «Отвечаю!»

Резко крутанувшись на каблучках, буркнув под нос «придурок!», Ирина направилась в танцевальный зал.

Лёха вздохнул. Задумался: «Эх, никак не получается Ирку закадрить! Тоже мне, мадам целомудренность! А жаль. Ка-ка-я деваха! Персик. Клевая шмара. Такие бы шуры-муры закрутили, ужас! А там, глядишь, и к её чаевым левакам можно было бы припасть». Лёха даже заволновался при мысли о чужом приработке, в который можно было бы запустить свои загребущие конечности. Смачно цокнув, он продолжал прикидывать шансы: «Зарплата у меня, конечно, ничего. Но много денег ведь не бывает. И чувак я, сам по себе, оч-ч-чень даже. Вот и подоил бы слегка лошицу. А заодно и поразвлёкся бы. Поигрался бы месяцок-другой, отмолотил бы её как следует, гы-гы. А там можно и хорошему мужу Артёмке возвращать, гы-гы, почти в целости и сохранности. Не-а, не отвертится Ирка, рано или поздно по-любому заарканю!»

В общем, хороший был сказочник Лёха. И ни в какой центр никто его не приглашал, и из боевых искусств выперли за неспортивное поведение и систематическое нарушение режима тренировок. Но об этом мы узнали гораздо позже.

Пережёвывая очередную любовную неудачу, Лёха вдруг вспомнил слова Иры про отморозков. И ему сразу стало как-то не по себе. «Эти, как их там Ирка называла, Серый и… Пельмень, что ли? Не, Вареник! Буйные, вроде бы. Да, помню их. На прошлой смене они ещё муру водили, еле-еле утрясли движ. А сегодня они сняли столик в зале, зависли в дискотеке, с девками платными. А после… куда они подевались? Нет их нигде. Но гардеробщица одежду никому не выдавала, я точно знаю. Я рядом с раздевалкой дежурил… Бли-и-ин, точняк! Это же они в бильярдную пошли. Точно, они! Я же их видел. А там Николаич киями с дядей Толей стучит. Не ровен час, накуролесят эти уроды, а потом Николаич будет шефу претензии выставлять. Тогда уж точно мне хана! Премии лишат. И откуда только эта Ирка взялась? Столько времени на неё убил! Зараза, а не баба!»

И Алексей засеменил в бильярдную. Распахнул дверь, а там… он даже глазам своим не поверил. Видит, валяется на полу чьё-то тело, в луже крови, а два мрачных типа добивают его вялыми пинками. А тело лежит и даже не шевелится. Как та колода дубовая, ко всему безразличная. «Ёшкин дрын! Да это же Николаич! – запаниковал Лёха. – Ёлки-моталки, что же делать-то? Убьют ведь. Гля, он уже и копытами не дрыгает. Сунуться в защиту, а вдруг сам получу? Точняк отгребу, к бабке не ходи. Зарихтуют, поломают, и чё потом? А если ваще в инвалиды пропишут, тогда как? Амбалы вон какие здоровые. С другой стороны, ничего не делать, вдруг наши узнают? Точно, выгонят тогда с работы. Спросят, почему стоял, наблюдал. А что я могу? Ничё не могу. Ладно. Промолчу. Типа, не заметил. Авось обойдётся!»