«Икарусники» считались элитой водительской автопарковской братии. Таких водителей мы знали не только в лицо, но и по фамилии, имени-отчеству, и даже по прозвищу. Знали мы о них всё, вплоть до интимных подробностей – кто как живёт, с кем спит, что ест и какой водке предпочтение выражает. Что делать! Капитализм входил в страну твёрдой размашистой поступью и резиново-елейное «чего желаити-и-и?» становилось всё более актуальным. Искренние улыбки, подобострастные комплименты, восклицания «о-о-о, какие люди!» теперь были частью нашей работы, инструментом, вынужденным соблюдением некоего протокола Системы, но никак не лицемерием. Хотя… а что тогда называется лицемерием?

***

Будучи салагой-студентом, в нашей столовой я числился вольнонаёмной рабочей полуединицей. Выходил помощником бармена (должность «принеси, подай, быра сдёрнул, не мешай!»), помогал по снабжению, грузил ящики с пивом и соками, тягал мешки с картошкой и мукой. Внеурочная подработка приносила хотя и небольшие деньги, но мне их вполне хватало на мелкие расходы и студенческие посиделки со своими лепшими друзьяками. Даже на ухаживания за девчонками иногда оставалось.

Как типичный представитель студенческой шатии-братии, я был весел и жизнерадостен, полон сил, энергии, дерзких коммерческих проектов и задумок. Как и у всякого энтузиаста, душа моя требовала романтики, динамики и карьерного роста. Драйва, в общем. А какой драйв, скажите, в закупке куриных лапок и мешков сахара на оптовых точках? Какая романтика в разгрузке машины с пивом? Грузчик – дело нужное, никто не спорит. И кому, как не студенту, тягать громоздкие тарахтящие ящики с лимонадом и «Пепси-колой». Тоже согласен. Но, поведаю вам на ушко, друзья, по маленькому секрету, помимо заработка хотелось чуточку важности и лоска. Чтобы как у водителей-икарусников! Ведь для знакомства с девчонками мои грязные руки с чёрными копытами и пыльные усы под носом явно не годились. Шансы на амурный успех катастрофически убывали. Поэтому, как бы хорошо ни оплачивалась подработка грузчиком или снабженцем, но тянуло меня, прежде всего, к нему, родимому. К нашему барчику! Тусоваться там я не слишком любил, а вот усиливать собой барменский фронт во благо предприятия, щедрых чаевых и личного статуса, никогда не отказывался.

Малый я был, в принципе, среднестатистический. Как все. В работе не тупил, но и ничем особенным не выделялся. Я понимал, коль хочется подрасти до главного бармена, нужно меньше мечтать и больше стараться. Очень скоро я вызубрил цены на водку, коньяк, шампанское, кофе, сигареты, мороженое. Освоил порядок выписки накладных, расходных отписок, схему оформления калькуляционных отчётов. Уяснил, где «правильная» мензурка для разлива спиртного, а где гостированная («правильная» отличается от ГОСТа на десять грамм в меньшую сторону). Выучил наизусть наиболее ходовые рецепты коктейлей. Набил руку в запуске бокалов по стойке (используется широкий бокал с толстым донышком и тонкими стенками, заполняется напитком не более чем на три четверти). Научился распознавать, кто из клиентов – «стояк», а кто – «семечник» (или «лушпаечник»). Сейчас и вам расскажу.

Стояк – это щедрый денежный завсегдатай, от которого заведению и самому бармену – сплошная польза и материальные блага. Такой посетитель всегда курит дорогие сигареты (или даже сигары), любит выдержанный армянский коньяк, ценит хорошую компанию и умный разговор. Стояк никогда не торгуется и выбирает в баре самые вкусные блюда и напитки. Ещё больше он любит познакомиться с красивыми девчонками и оставить на глазах у всех чаевые величиной в треть счёта. Стояки – самые лучшие и уважаемые люди для барменского брата!

Семечники или лушпаечники – это антиподы стояков. Полная противоположность щедрым посетителям. Эти вечно шляются по развлекательным заведениям с карманами, полными ветра. Наведавшись в какую-нибудь закусочную или кафе, семечник пафосно покупает самую дешёвую пачку сигарет (блин, старик, бумажник дома забыл, дай чего подешевле, уши пухнут) и просит у бармена пепельницу, коробку спичек и стакан бесплатного кипятка (горло першит, не в службу, а в дружбу, брат). Затем лушпаечник присаживается за дальний столик и, потягивая кипяток, начинает мелко пакостить. Он обкуривает помещение едким дешёвым табаком, втихаря плюёт на пол тягучие сморчки, втыкает в пепельницу (а иногда и в скатерть) скрюченные вонючие бычки и с азартом щёлкает семечки. После визита лушпаечника пол под столом на сантиметр покрывается шуршащей шелухой. Если лушпаечнику повезёт, в кафе зайдёт кто-нибудь из знакомых, авось и угостит рюмочкой совсем не чая. Если не повезёт – добьёт свои семечки, додавит кипяток, докурит дешёвое курево и побредёт домой.

Выявив лушпаечника, следующий раз мы его уже не обслуживали. Никаких сигарет и кипятка. Но дело в том, что по плотности посетителей, на одного нашего районного стояка приходился где-то с десяток лушпаечников. Выявить всех семечников и выпроводить их из бара было просто невозможно. К чему веду. Веник и лопатку бармены всегда держали под рукой и умели обращаться с ними прямо-таки виртуозно. Я тоже выучил эту немудрую науку. Ведь когда-нибудь и мне повезёт выйти за стойку главным барменом!

На смене такое умение будет совсем не лишним.

Прибитые к полу ботинки

После аукциона прошло чуть более года. Наша семейная лавочка постепенно оживала, наращивала обороты, увеличивала товарные остатки, копила на банковском счёте деньги, рассчитывалась с кредиторами. Да тут ещё и денежная реформа 1996 года помогла укрепиться. Народ поменял свои купоно-карбованцевые заначки на более твёрдые гривны по курсу 1:100 000 фантикам, слегка задобрел. Спад украинской промышленности и производства приостановился, у людей появились кое-какие зарплаты. Слегка задобрели и мы тоже.

Конечно, столовка, это не скважина с нефтью и не золотой прииск. Борщи и капустные салаты тут выше 30 копеек за порцию не продашь. Но есть один секрет. По калькуляционной карте себестоимость таких блюд – всего 5–6 копеек. То есть, при разумном подходе, столовая способна показывать прибыль 400–500% с каждой вложенной копеечки. В баре ещё круче. Наценка – те же 400%, но из-за более высоких цен на блюда прибыль получается гораздо выше. Закладка картофеля, лука, куриного филе и сыра в глиняный горшочек обходится в 1 гривну 17 копеек. А со стойки ароматные горшки отлетают по десять штук кряду, по 5 гривен за один горшок. Четыре рублика навара с одного горшочка, полтинник – с подноса из дюжины порций. С фруктовыми и овощными соками – такая же польза. В Советском Союзе отродясь не водилось турецких томатов, польских яблок, марокканских мандарин, испанских персиков или египетского картофеля. Даже смешно было в те времена о таком подумать. Овощи и фрукты выращивались свои, родные, экологически чистые. Всего было навалом. Поэтому свежевыжатые соки без консервантов и красителей стоили копейки. (После развала СССР не пройдёт и года, как эти соки начнут бадяжить водой, пичкать химически активным сахарозаменителем аспартамом E-951, разливать в красочные тетрапаки и продавать по десятикратной цене). Трёхлитровую бутыль томатного сока мы покупали на оптовой базе за 1 гривну 60 копеек, а на разлив он продавался у нас в баре по 75 копеек за 200-граммовый стаканчик. В бутыли 15 стаканов, с одной бутыли почти десятка прибыли.

Как же хорошо, что мы выбрали общепит!

***

За год подработки я попробовал себя везде – в грузчиках, снабженцах, калькуляторах пищевых карт, в кухонных работниках – помогал на кухне чистить картошку и лук, перемалывал фарш. В свободные минуты толкался у кладовщиков в подсобке, почитывал приходные накладные и сертификаты качества. В общем, за стойку бара я вышел вполне себе подкованный. К тому времени я осилил курс специальной подготовки, разобрался с барным инвентарём, постиг секреты миксологии и декора коктейлей, вызубрил кассовую дисциплину, познакомился с постоянными клиентами бара (и они со мной тоже), пообтёрся и набил руку. Меня уже не пугали неразборчивые накладные, акцизные марки и непредсказуемый кассовый аппарат. Прогнав меня по всем пунктам теории и практики, наконец-то наш главный бармен Юрий Константиныч – стреляный воробей кафешных сражений, вскинул руки и воскликнул заветное: «Готов, студент!»