Лицо капитана передернулось.

— Я сопоставил меньший проступок с большим, — ответил он. — Если мне придется убить, чтобы предотвратить худший проступок, я убью.

— Я не знал, что есть нечто много хуже убийства, — произнес Голерс с удивительной твердостью в голосе.

— Есть. Я скорее предпочту ответить за ваше убийство в следующей жизни, чем оставить на себе то другое пятно.

— Так, значит, это вы убили Клакстона? И Джинаса тоже?

Капитан кивнул головой:

— Да, так же, как сейчас вынужден убить вас.

Впервые в его голосе прорезалось что-то похожее на чувство.

— Видит Бог, человек, у меня нет другого выбора!

— Почему же нет? Людей больше не отправляют на электрический стул. Вам следует обратиться в больницу, и после лечения вас выпустят.

Слова падали из Эверлейка с треском, как дрова, которые кололи топором.

— Они не могут вылечить то, что у меня есть. Как не могут вылечить Дебби, а я клянусь, что все, что я сделал, я сделал из-за нее.

Голерс почувствовал, как от лица у него отхлынула кровь. Он вздрогнул всем телом и положил руку на стол, чтобы успокоиться.

— Что вы имеете в виду?

Голос капитана снова стал невыразительным.

— Не думаю, Голерс, — проговорил он, — что я скажу вам что-нибудь еще. Если вам каким-то непостижимым образом удастся вдруг сбежать, то вы можете сильно навредить нам. Все, что я говорил вам до сих пор, может причинить вред только мне и никому другому, а я всегда могу отрицать сказанное вами. Но другое — нет.

Голерс протянул руку к мехлабу, в котором все еще находилась бутылка.

— Полагаю, отчет по пробе воды покажет, что искал Джинас?

На губах капитана мелькнула улыбка.

— Я привел вас сюда, чтобы вы сами убрали бутылку и избавили меня от риска оставить свои отпечатки. Выньте ее и вылейте содержимое в канализацию, затем уничтожьте в приборе записи результатов исследования.

Медленно и с большой неохотой Голерс стал выполнять приказание.

— Что бы, интересно, они показали? — спросил он через плечо.

— Возможно, ничего. А возможно… неважно. Делайте, что сказано.

Голерс подумал, что мог бы сейчас развернуться и швырнуть бутылку капитану в лицо, однако так он только ускорил бы неизбежное, чего он определенно не хотел.

Как только он закончил, капитан молча взмахом дула велел ему идти к двери. С какой целью, гадать не приходилось.

— Послушайте, капитан, — сказал он, — почему бы вам не прекратить это? Вы еще долго сможете оставаться безнаказанным, тем временем от вас пострадают многие, а ваша вера запрещает вам…

— Моя вера много чего запрещает, — буркнул в ответ Эверлейк. — Но настанет время, когда человек вдруг осознает, что его совесть не принадлежит ему полностью. Ему приходится выбирать между двумя проступками. Я сделал свой выбор, и ничто на небесах или в аду не сможет поколебать меня теперь, когда я вступил на свой путь!

Его слова прозвучали достаточно категорично. Что, возможно, было пустым бахвальством у другого, то у капитана было вполне определенным и окончательным суждением.

Пожав плечами, Голерс направился мимо него. И в этот самый момент дверь распахнулась и вошла Дебби.

— Я удивилась, почему мы не пошли в город, — начала было она, и голос ее, становясь все тише, затих окончательно.

— Возвращайся в свою каюту! — рявкнул Эверлейк. — И забудь о том, что видела!

Голерс отступил назад, чтобы она заметила ружье. Не глядя на врача, словно того здесь не было, девушка пошла к отцу.

— Возвращайся, Дебби! — повторил он. — Ты не понимаешь, что делаешь!

Она шла к нему, не останавливаясь. Тот махнул в сторону врача ружьем и заявил:

— Не пытайтесь бежать, Голерс. Буду стрелять, так и знайте!

Дебби не обращала внимания на его слова. Словно во сне, она шла прямо на капитана, не спуская с того глаз. Он отступал перед ней, пока стол позади не остановил его. Минуту его взгляд метался в отчаянии по сторонам, словно в поисках пути отступления. А затем Дебби, уже совсем рядом от него, проговорила:

— Отец, но ты же не посмел бы убить, ведь правда?

— Замолчи, Дебби! — закричал он. — Ты не понимаешь, что делаешь со мной!

Голерс, в нервном напряжении, увидел, как Эверлейк вдруг вскинул руки, будто закрываясь от удара. Дебби остановилась, словно недоумевая, чем вызвано такое его движение. Она произнесла:

— Что?.. — а потом и сама затрепетала, словно ее ударили. Оба к тому времени смотрели друг на друга не отводя глаз и тяжело дышали. Их лица, выражавшие прежде угрюмость, смягчились. Губы Дебби напухли от прилива крови, и ее грудь вздымалась. Ее отец тихо застонал и произнес:

— Нет, Дебби, нет.

Он выронил ружье и даже не пытался подобрать его. Вместо этого он неожиданно заключил свою дочь в объятия.

Голерс, который для них исчез, хотя и находился тут же, рядом с ними, не растерялся и, рванувшись вперед, подхватил оружие. После этого он ткнул дулом в ребра капитану и проговорил:

— Эверлейк, я не знаю, что здесь происходит. Но лучше бы вам сию минуту прекратить.

Те двое не обратили на него внимания. Он повторил свой приказ. И снова без ответа. Тогда он схватил ружье за дуло и ударил капитана прикладом по голове. Не вскрикнув, Эверлейк тяжело опустился. Дебби, цепляясь за него, чуть было не упала на пол сама.

Голерс оттащил Дебби. С силой, которую ему придало отвращение, он толкнул ее к стене, и она едва удержалась на ногах. Он склонился над капитаном, чтобы осмотреть кровоточащую рану на голове, но был вынужден выпрямиться, чтобы снова отпихнуть девушку. Видя, что она не остановится и, похоже, не в себе, он бросил ее на пол и попытался связать проволокой по рукам и ногам. Она дважды царапнула его лицо ногтями, а один раз даже укусила за запястье. Он дал ей пощечину, а потом сильно ударил коленом под подбородок. Всхлипывая, она опустилась на четвереньки, низко опустив голову, и ее длинные распущенные волосы свесились до пола белокурым водопадом. Прежде чем она успела прийти в себя, он перевернул ее и туго связал проволокой так, что она не могла пошевелиться. Вскочив на ноги, он затем то же проделал с ее отцом, к которому начинало возвращаться сознание.

Эверлейк выгнулся под воздействием какой-то внутренней силы. Казалось, что-то распирало его изнутри и угрожало разорвать его плоть на части, как слишком надутый воздушный шарик. Зиял его широко раскрытый рот, а его спина и шея выгнулись так, что пола касались лишь пятки и голова.

— Ради Бога, Голерс, — выдохнул он, — освободите меня! Я не вынесу этого! Это… позор!

Врач шагнул к нему. Капитан, должно быть, неправильно понял его намерения, так как вскричал:

— Нет, я не это имел в виду! Не развязывайте меня! Я не хочу этого делать!

Железная маска на лице внезапно распалась на тысячу частей. Лицо исказилось. А затем, словно оно лишь сыграло увертюру, движения лица распространились на тело.

Голерс, ошеломленный, наблюдал, как Эверлейк корчился в эпилептическом припадке.

Он шагнул к капитану, затем, услышав позади глухие удары и бульканье, круто повернулся. Дебби, с пеной у рта, тоже билась в неукротимом припадке. Он не колебался ни секунды, кому первому оказывать помощь. Он быстро всунул ей между зубами носовой платок, чтобы она не смогла искусать губы и язык. Пока он это делал, он обшаривал глазами лабораторию в поисках лекарства и необходимых инструментов. И как только ее припадок прошел — по его оценке, он длился секунд тридцать, — он вытащил у нее изо рта платок, поднялся и приготовил два шприца с глюкозой и лазаро. Последний был новым стимулятором, который появился как раз перед тем, как Голерс занял должность врача на «Короле эльфов». Хотя изобретатели стимулятора не ручались за оживление трупа с его помощью, но что-то похожее они обещали. Единственный его недостаток заключался в том, что людям с больным сердцем стимулятор был противопоказан. Поскольку Голерс знал, что никто из двоих болезнью сердца не страдает, он без колебаний ввел его внутривенно каждому.