– Рада за тебя, – было совсем не сложно прятать разочарование и досаду на саму себя за равнодушием и грубостью.

– Тебе не стоит бродить по чужому городу одной.

Я задрала голову, прищурившись:

– Мне дает советы по безопасности психованный убийца?

Гаспар приподнял брови, демонстрируя неодобрение такому прозвищу.

– Я просто не хочу, чтобы с тобой что–то случилось.

– Тогда ты опоздал ровно до того дня, как очутился на моей дороге, – я видела, что такие мои слова не доставляют ему удовольствия, и продолжала произносить их – я уже сказала, что хочу никогда больше не сталкиваться с тобой. Так что тебе опять нужно?

Гаспар стоял, глядя на меня, и я злилась всё сильнее. Как же я ненавидела его за то, что он вывернул мою жизнь наизнанку, а я при этом не могла честно признаться в том, что нахожу в этом куда больше удовольствия, чем от тихого, размеренного прозябания.

– Ты так хотела избавиться от меня, но при этом вновь оказала помощь, – голос Гаспара звучал сдержанно и спокойно, – выходит, что я задолжал тебе извинение.

Настал мой черед вскинуть брови от настоящего удивления. Было странным слышать это от Гаспара, ведь он никогда не рассматривал ситуацию иначе, как с позиции пользы для себя.

– Я не хотел, чтобы ты видела мир таким, каким он показал себя. Но я не буду извиняться за то, что сделал в остальном.

– Ты убивал людей, – напомнила я скорее самой себе, чем ему. Я знала, что невозможно любить того, чьи руки в крови. Невозможно любить сумасшедшего.

Невозможно отрицать то, что любишь его.

– Да, – согласился Гаспар, – убивал. Тех двоих, которым было поручено сломать тебе все кости, если понадобится, чтобы ты подписала дарственную на дом. Твоего бывшего, который заказал твоё убийство и спал еще до свадьбы с твоей сестрой. Всех, кто был опасен для тебя. Мне перечислять дальше ?

– Ты не боишься, что на мне сейчас записывающая аппаратура? – Такая откровенность Гаспара демонстрировала тот факт, что он снял все маски и идёт ва-банк.

– На тебе её нет, да и никогда не будет. Ты не любишь все эти штучки так же сильно, как и попытки ограничить твою свободу, – удовлетворенно заметил Гаспар. Боже, как же злило то, что он знает меня лучше, чем я сама. Одного он не мог знать – один раз я таскала на себе маячок, который показывал Анне Тагамуто моё местоположение.

– Возвращайся к своему другу, Гаспар, – отозвалась я, – возможно, что его, как и доктора Андреа, устроит временное благополучие. А потом ты снова заскучаешь и сменишь свои развлечения. Для тебя люди вокруг – просто ходячие игрушки, которые имеют ценность до тех пор, пока ты не разберешь их по винтику. А потом выкинешь на помойку, в лучшем случае, или прикончишь, если они тебя разозлят.

На высоких скулах заходили желваки. Кажется, я задела его, но, вместе с этим, в глазах промелькнуло удовлетворение. Он понял, что мне не всё равно.

– Однажды я предложил тебе бросить всё и начать новую жизнь, – с неба медленно начал падать мокрый снег, и его тяжелые хлопья оседали на волосах и плечах Гаспара, – но ты всё время пытаешься смотреть на детали, избегаешь всей картины. Усложняешь жизнь, придумываешь новые стены вокруг себя. Ты ревнуешь меня, но отказываешься признавать то, что мы должны быть вместе.

– Что с тобой делали, Гас? – Перебила я, не желая слушать его чересчур точные описания своих мыслей, – били в приюте? Оскорбляли? Унижали? Сколько вас – двое? Трое? Один отвечает за твою темную сторону, второй – за светлую?

Гаспар начинал злиться. Только его злость была холодной и тихой, хорошо сдерживаемой. Лишь отблески пляшут в глазах, да губы сжались почти в одну линию.

– Ты провоцируешь меня и пытаешься разозлить. Хороший ход, но бесполезный.

– Теперь я поняла. Ты искалечен так, что тебе наверно уже не помочь, а потому и не отпускаешь меня – это дает тебе возможность ощутить себя целым. Живым и нужным.

Последнее слова повисло в затихшей аллее. Было уже слишком поздно испытывать страх – Рубикон пройден. С последней фразой я оставила бессмысленные попытки убегать от правды, всё это время поджидавшей меня, тогда как я носилась за эфемерными догадками.

Неожиданно Гаспар улыбнулся – почти нежно:

– Я никогда не принесу извинений за то, что произошло. Оно того стоило.

– Я не буду смотреть на мир твоими глазами, – у меня мерзли ноги, словно холод от земли полз вверх по костям.

– Мне не нужно менять тебя, просто без тебя меня нет.

Мокрый снег валил уже хлопьями, парк погружался в ночь. Мир жил своей жизнью и разваливался на части, этакий круговорот абсурда. Я видела в глазах Гаспара то, что мы никогда не произносили, но всегда признавали как должное. Дополнять друг друга, собирать разбитые куски одного и уравновешивать другого. Только вдвоем мы составляем одно целое.

Всё, что я должна была сделать раньше, я могла сделать сейчас. И сейчас, снова ощущая тепло его рук, я понимала, что оказалась на своем месте. Там, где я в безопасности, где всегда будет мой дом.

Губы Гаспара были прохладными и твердыми, как мерзлая земля вокруг. Но поцелуй от этого не был холодным, напротив – он растекался огнём по венам, как жидкое золото.

Затем я ушла. Я знала, что Гаспар не будет останавливать меня, и не сможет отпустить. То, что только что между нами произошло под холодным лондонским небом, требовало заключительной паузы, чтобы каждый из нас мог наконец-то до конца принять простую истину.

Мы связаны друг с другом, и эту связь невозможно никак и ничем разорвать.

***

В аэропорт я приехала заранее, за три часа до начала регистрации на рейс. Вокруг сновали люди, похожие на деловитых муравьев, толкающие свой багаж или тянущие за руку капризничающих детей. Я сидела напротив большого табло с расписанием вылетов самолетов. А за окном была почти ясная погода, и в небольшие просветы облаков пробивалось слабое лондонское солнце.

На экране широкой плазмы, висящей справа на стене, крутились новости. Я отвлеклась от созерцания пассажиров и стала знакомиться с событиями, которые появлялись на экране. Из–за шума и приятного автоматического голоса, объявляющего посадки и регистрацию, было абсолютно ничего не слышно, и приходилось довольствоваться только изображениями.

Затылок закололо тонкими иглами напряжения, пружина, сворачивавшаяся столько времени, наконец-то развернулась с накопленной силой. Поэтому, к появившейся записи я была уже готова. Я знала, кого выводят и сажают в полицейскую машину, старательно закрывая от камеры. Гаспар сдался команде Гиса, прекращая ставшую теперь бессмысленной игру. Он сделал этот шаг, зная, что где бы я не находилась, я узнаю об этом.

И теперь на него повесят не только его собственные трупы, но и всё то, что делала Анна Тагамуто, сделают "маньяком-Художником".

Мой самолет отрывал шасси от взлетной полосы.

Гаспара везли в тюрьму.

Глава 7

Интерлюдия

Это была случайная встреча, и она вряд ли даже помнит о ней.

Я в окружении таких же отъявленных негодяев, какими нас считают обитатели соседних домов. За то, что мы удрали из приюта, нас ожидает закономерное наказание. Воспитатель не скупится на силу при вколачивании послушания в ублюдков шлюх и наркоманок. Но сейчас совершенно не думается о том, как будут распухать и багроветь синяки. Если, конечно же, повезет только на синяках. Одному парню сломали руку, но он всё равно продолжать сбегать. Нас манила свобода, и за неё можно было заплатить цену в виде воспитательных избиений.

Она кружила по небольшой дорожке перед темной машино, припаркованной возле дома напротив – невысокая, беспокойная как ртуть, с пушистыми волосами по плечи. Из дома вышла достаточно молодая женщина в светлом костюме – подобные строгие и изящные вещи не носили простые женщины. Я видел однажды по новостям английскую королеву, так вот, эта женщина была одета почти как королева.