Интересен опыт поэта в жанре баллад: особо хочется отметить стихотворение «Матери». В цикле «Миниатюры», который автор в одной из книг называл «Гномы», есть вещи философские, пейзажные и с сатирическим оттенком. Не только авторская наблюдательность, но и опыт жизни вложен в такую лирическую миниатюру:

Звонко, предостерегающе звучат строки:

Однако далеко не все миниатюры да и другие стихотворения Дмитрия Смирнова так отточены. В его книге, изданной «Советским писателем», еще встречаются корявые строки и строфы. Автор и сам это чувствует, полемизируя с неким эстетствующим критиком.

Но, может быть, еще глубже и шире все лучшее, что есть в поэзии Дмитрия Смирнова, передает его стихотворение «Чайка отдыхает на волне», давшее название книге. В нем ощущаешь наше стремительное и мужественное время.

Поэт Александр Коваль–Волков мой ровесник. Многое: и юность, опаленная пламенем Отечественной войны, и послевоенное мужание, и нынешние раздумья над жизнью — все это мне близко и понятно. Новую книгу Коваля-Волкова «Чаша неба», ставшую своеобразным итогом творчества поэта, с интересом читают не только его сверстники.

«Под отцовскими звездами» назвал Коваль–Волков первый раздел книги. Глубоко личные мотивы здесь крепко спаяны с испытаниями, выпавшими на долю всей страны. Смертью героя на фронте погиб отец автора, большевик–комиссар. «Для меня заглавной в жизни стала жизненная линия отца» — это, по существу, рефрен всей книги. Нельзя без волнения читать стихи из другого раздела книги — «Нам готовность…» Они тоже посвящены памяти отца. Мне хочется привести эти по–человечески горькие и суровые восемь строк:

Но горечь утраты не заслонила от поэта радости победы, нет, эта горечь только дала глубже почувствовать ту цену, которой оплачена наша победа. Пристально вглядывается поэт в свою фронтовую юность, в то далекое памятное утро победы, в души своих друзей–однополчан, влюбленных в пушкинские стихи.

Да, стихи Пушкина, так же как и стихи Маяковского, помогали нам в нелегкой борьбе с отнюдь не сказочным многоглавым фашистским змеем. И тут в строках поэта–воина рождается неожиданная и в то же время закономерная ассоциация:

И в самом деле, разве не посвятили Отчизне эти чистые и щедрые парни в летных шлемах «души прекрасные порывы»! А многие из них отдали матери-Родине и свои жизни. Эта пушкинская устремленность, распахнутость, самоотдача, пожалуй, свойственны всему нашему фронтовому поколению. Отсюда же бескомпромиссность, суровая требовательность к себе и к другим.

Хорошо, что эта солдатская подтянутость соседствует с душевной щедростью. В стихотворении «Дрова», посвященном Ярославу Смелякову, поэт признается:

Лучшие стихи книги «Чаша неба» убедительно подтверждают это признание. Собственно, это тоже одна из черт фронтового поколения. Но попробуем разобраться, что в итоговой книге особенно удалось автору, а в каких вещах он порой соскальзывает на наезженную колею, на которой уже побывали многие. Удача поджидает поэта там, где его зоркость сочетается с интересной, свежей мыслью. Вот «Баллада о точильщике и мечте»:

Точный, четкий рисунок дает первый толчок для поэтической мысли. Но все это было бы красивым экспериментом, импровизацией, просто взлетом фантазии, если бы не обобщающая концовка:

Так чувство и мысль, слитые воедино, рождают удачный афоризм, каких немало в книге. И тем обиднее ветре–чать рядом беглую зарисовку, где почти полностью отсутствует не только своеобразие, но и мысль. Хорошо, что не такие вещи определяют лицо сборника.

В лучших стихотворениях сборника «Чаша неба» поэт доказал, что по–солдатски остро отточил перо. Чаша получилась емкая, в нее вместился опыт поколения молодых фронтовиков, чьи виски ныне уже тронула седина. Это поколение несет сегодня главную службу и в жизни и в литературе.

Недавно на улице Горького в витрине фотоателье я заметил старый групповой снимок. Батюшки! «Седьмой выпуск Высших литературных курсов»… Сквозь туманное стекло, как сквозь промелькнувшее десятилетие, на меня смотрят знакомые, еще молодые лица. Всем нам тогда было «по тридцать с хвостиком»… Курянин Евгений Носов, москвич Владимир Туркин, вологодец Александр Романов, сибиряк Владимир Сапожников, украинец Иван Чендей… Имена эти теперь известны широкому читателю.