Изменить стиль страницы

С Виталием я встретился еще до демобилизации. Быстро познакомившись, мы долго бродили по улицам ночного Белгорода. Капало с крыш, в воздухе чувствовалась близкая весна. На следующий день мы оба написали стихи об этой весенней ночи, положившей начало нашей дружбе. Самое удивительное то, что они были написаны одним размером. Очевидно, нам передалось общее ощущение нежданной радости, предчувствие близкой весны и большой дружбы.

Помню, как в издательстве «Советская Россия» вышла книга Виталия Буханова «Земляки». Держал я в руках эту тоненькую книжку с обложкой, напоминающей белоствольную березовую рощу, а перед глазами — лицо друга, звонкого белгородского лирика, много лет прикованного к постели тяжелым недугом.

Еще в Литературном институте Буханов мне рассказывал, что любовь к поэзии в него вдохнул старший друг Иван Федоровский, затем погибший на фронте. С волнением я прочел в новой книге стихи «В дороге», посвященные этому человеку, правдолюбу и патриоту.

Мы в жизни с другом шагали рядом,
Не друг за другом,
А вместе, враз.
Мы оба с ним не любили парадов,
Пустопорожних и пышных фраз.
И были пред нами все настежь двери,
И бедность не жала босых наших ног.
Не хуже мы видели дальний берег,
Шагая в школу в грязь, без сапог…
Замешаны мы Из крутого теста,
С таким поколеньем не страшен враг:
Мы знаем, кто мы, и наше место
Не в дальнем обозе,
А в первых рядах.

Таким мне и видится Виталий Буханов, влюбленный в свой край и своих земляков, автор поэтических книг, одухотворенных неподдельным лиризмом.

Вот они, эти книги, вышедшие после смерти моего друга. Белоснежные лебеди летят на огненной обложке. Это поэма «Песнь о крылатом сердце» с памятным посвящением: «Другу юности Ивану Алексеевичу Федоровскому, сложившему голову в боях за нашу Родину летом 1941 года под Полоцком, с глубокой любовью. Автор». Вот книга «Искорка России», открывающаяся стихотворением, которое Виталий написал перед смертью. Закрываю глаза и слышу его голос:

Не буду я светить
Средь звезд.
Я не звезда.
Я — искорка
России золотая,
Что в ночь взвилась
И скрылась навсегда
В душистых дебрях трав
Лесостепного края…

Читаю книгу М. Исаковского «О поэтах, о стихах, о песнях» и нахожу его письмо к Виталию Буханову: «Я познакомился с Вашими стихами, которые Вы называете песнями, и хочу хотя бы очень кратко поговорить о них.

Мне кажется, что человек Вы способный и Вам следует продолжать писать стихи. Впрочем, это Вы, вероятно, будете делать и без моего совета…» Далее Михаил Васильевич подробно проанализировал стихотворение «Зеленые паруса».

Песни на слова Виталия Буханова теперь поют. Я сам слышал в родном городе. Стихотворение «Зеленые паруса», посвященное Василию Журавлеву, дало название посмертной бухановской книжке, выпущенной Центральночерноземным издательством. Хочется отметить большую благородную работу, которую проделали составители двух бухановских книг — поэты Николай Сидоренко и Юрий Герасименко.

«Буханов любил Украину, — говорит Ю. Герасименко в предисловии к «Зеленым парусам», — хорошо знал ее певучий язык, собирал украинские словари… С большой любовью писал о красоте и величии украинской, русской — всей славянской земли.

Характерно, что природа для поэта не просто совокупность живописных ландшафтов, — в красоте степей и лесов Буранов видел красоту Отчизны, душевную красоту природы» Бралгья–украинцы воздали должное светлой, гуманной лирике Виталия Буханова: его первая и его последняя оэтичечские книжки были изданы в Харькове.

Уже не раз мои земляки собирались на вечер, посвященный: памяти Виталия Буханова. Помню: в белгородском пединституте имени Ольминского горячо выступали студенты, школьные учителя Виталия, писатели Белгорода, Москвы, Воронежа, Харькова, депутаты местного городского Совета.

Мой друг учился в тридцать пятой белгородской школе, но и сам преподавал в ней. Все выступающие говорили о том, что этой школе надо присвоить имя Виталия Буханова, поэта–патриота, мальчишкой перешедшего лилию фронта, бестрашно сражавшегося за Родину, до последнего вздоха по–островски не сдавшегося смертельной болезни, своими талантливыми, душевными книгами умножившего племя патриотов.

Я видел белгородских девушек и парней, поющих песни моего Друга, жадно читающих его книги, настойчиво рсспрамшвающих о нем. Большие планы были у Виталя Буханова. Он работал над романом о подвиге нашего летчика в Отечественную войну и собирал материал для рвана о замечательном древнерусском певце Бонне. Он замышлял новые стихи и поэмы о своем родном, неповторимом крае.

Такую боль души
Не всякому понять.
Я жизнь свою Ни разу не итожил.
И не дал я того,
Что с радостью мог дать,
И своего не взял —
Я слишком мало прожил.

На могиле моего друга скромный памятник. На нем слова: «Здесь лежит русский поэт Виталий Буханов. Он жил любовью к своей родине, к ее лесостепным холмистым просторам и навсегда остался ее частицей».

ЛЕН КОЛОСИТСЯ

Многим запомнился большой лирический цикл «Лен колоколится» Владимира Семакина в журнале «Огонек». Стихи дышали удивительной свежестью и целомудренностью. Да, Семакин один из самых застенчивых поэтов. Его стихи па бьют в глаза, а излучают мягкий потаенный свет. Но когда надо, поэт бывает и мужествен, он может постоять за то, что он любит всей душой. Когда мы читаем его стихи о цветущем льне, в нашей памяти встают неоглядные дали России.

Нежный–нежный — не жжется, не колется —
из конца окоема в конец
голубым–голубо колоколится
за околицей лен–долгунец.
Что–то есть безмятежно–безбрежное
в этой нежности летнего льна.
Ничего тут волна перемежная
ни взмутить, ни смутить не вольна!
Так покойно и голубо–зелено
это поле в залесной глуши —
словно роздых никем не измеренной
и отходчивой русской души.

Не случайно, что столь разные поэты, как Степан Щипачев и Николай Грибачев горячо откликнулись на этот цикл. Здесь мне хочется привести письмо Грибачева к автору:

«Прочитал безотрывно «Лен колоколится» и рад, рад! Будто по лугу, полю, лесу прошел, чистым воздухом надышался! Сначала чуть испугался, увидев заголовок, ну, думаю, никак еще одна «лирическая поэма» без сюжета, с вялыми, коровьего толка, страстями, утопленными в многословии, такие теперь модно писать! — да вдруг вижу нет, совсем это иное, живое, крепко поставленное на землю отчую. И — предметное до зримости, с полным цветом и ароматом. А еще — верное духу народному, с прямой и косвенной отповедью тем, кто привык ползать на брюхе перед чужеземным, которое особенно отличается мелочностью мысли — при внешней ее «умности» и многозначительности и бледной немочью языка…»