Изменить стиль страницы
Плескался я, жемчужно стыли зубы,
Кричал я —
Эхо таяло в борах.
…А за рекою тонко пели трубы
В военных —
довоенных — лагерях…
(Перевод А. Зайца)

Я вспоминаю годы совместной учебы в Литературном институте, когда мы жили в переделкинском общежитии. Нас в комнате было пятеро: белокурый севастополец Коля Ершов, успевший уже побывать во ВГИКе и на северных лесоразработках, бывшие солдаты Сергей Мушник, Егор Исаев, Иван Варавва и я. Жили мы дружно и работали дружно. Самый старший из нас очкастый Сережа Мушник с утра садился на только что заправленную постель и писал на табуретке. Столов в ту пору не было. Мы следовали примеру Сережи. Никто никому не мешал.

— Порядок в танковых частях! — заключал Сергей, никогда не служивший танкистом. Он был пехотинцем, потом радистом.

Недавно мои однокурсники собирались на квартире заведующего одной из редакций Политиздата Григория Лобарева. Здесь были Егор Исаев, Николай Ершов, Лев Парфенов, Иван Рыжиков, Николай Старшинов, Ванцетти Чукреев, Василий Шкаев, Игорь Сеньков и другие. Решили справлять «лицейскую» годовщину каждый год. А Сергей Мушник не смог приехать. Заканчивал роман о современных рабочих.

Книги, которые издали за эти годы выпускники нашего курса, уже не умещаются на одну книжную полку. Вот, как солдаты в строю, стоят сборники Сергея Мушника. В одном из них напечатана замечательная поэма «Письма к москвичке», посвященная памяти его любимой, которую он похоронил в столице. Работала она на автозаводе имени Лихачева, и Сергей тогда жил в Кожуховском рабочем поселке. Всю жизнь Мушник пишет о близких ему людях труда и ратного подвига. Беру с полки одну из его книг.

У скромной светло–зеленой книги запоминающееся название — «Дыхание жизни». Пожалуй, оно точно выражает то лучшее, что есть в стихах этого своеобразного поэта, — чувство современности, дыхание нашей жизни.

Поэма «Три ночи» — произведение острое, злободневное, пропитанное духом настоящей партийности. Она оригинально построена. Автор выбрал из жизни героя три самых напряженных эпизода, три ночи, полных раздумий, воспоминаний, волнений. Каждая ночь — резкий поворот в его жизни. Вся поэма, написанная от первого лица, пронизана горячим лиризмом. В ней много правдивых жизненных деталей.

Интересен небольшой раздел «Солдаты», посвященный ратному подвигу нашего народа и новой демократической Германии.

И в разделе «Родной дом» нет явно неудачных вещей. Однако здесь С. Мушник не проявил к себе той требовательности, которая чувствуется в поэме и в разделе «Солдаты». Наряду с хорошими стихами, написанными живым, народным языком, в этом разделе встречаются вещи псевдонародные, так сказать, лубки–стилизации. Их совсем немного, но тем досаднее их читать. Несмотря на отдельные недочеты, книги Мушника не могут не привлечь к себе внимание читателей. Поэт пристально вглядывается в жизнь. Его голос возмужал, стихи стали глубже, проникновеннее. «Чумацкий шлях», третья книга поэта на русском языке, говорит о его творческой зрелости и самобытности. Недавно друзья и однополчане поздравили его с 50-летием.

Хорошо, что вместе с рассказами и повестями Сергея Мушника о трудовых людях, живущих на берегах Донца, продолжают появляться его душевные стихи, баллады и поэмы.

ЧАЙКА НА ВОЛНЕ

Николай Тихонов на своем веку открыл немало поэтических талантов, напутствовал их добрым, щедрым словом. Четырнадцать лет назад его заинтересовала судьба бывшего солдата, воспевающего друзей из горячего цеха.

«…Как в свое время в первой книге Василия Казина, — писал Николай Семенович, — нам приятно было слышать лирический голос, запевший о простых солнечных вещах, о простых солнечных людях города, людях самых скромных профессий, так в книге Дмитрия Смирнова мы слышим голос молодого металлурга, юного сталевара, на нас пышет лирическое пламя завода, мы видим соль труда — соленый пот, про который поэт говорил:

Может, эту соль и нарекли
Именем душевным — соль земли!

Поэт–участник войны, и много живых стихов в его первой книжке, стихов, полных настоящего волнения и молодой непринужденности. Книга эта неровная, но такой и полагается быть первой книге. Важно, что она дает представление о новом имени и новом материале. Книга свежая и в то же время искренняя и умелая…»

Если бы меня попросили назвать главную черту лирического героя Дмитрия Смирнова, я бы сказал: цельность. Да, лирическому герою многих стихов — сначала солдату, потом рабочему–свойственно это драгоценное качество. Именно оно как бы цементирует его разнообразные книги, где фронтовые стихи соседствуют со стихами о рождении стали, а лирические стиховорения с философскими и сатирическими миниатюрами. Хорошо, что его книги не монотонные. Современного читателя интересует все: и патриотические, и солдатские, и любовные стихи, и стихи о труде. Свою книжку в библиотечке журнала «Советский воин» поэт назвал коротко и выразительно — «Атака».

Стихотворение «Смерть отца» нужно отнести к лучшим стихам поэта. Оно написано сурово и человечно.

И воздуха ему на всей земле,
Которую исколесил — перепахал он,
Теперь никак для вздоха не хватало,
Как будто после выстрела в стволе.

Сильное, точное, психологичное сравнение. Двумя строками поэт рисует реалистический портрет сталеваров:

У всех на лицах — пепельность земли,
Во взглядах — отблеск жаркого металла.

Автору хорошо знакома эта нелегкая профессия.

А тезка мой в печь уверенно,
Что хлебы, заправку метал,
Глотала, что сказочный зверь, она
Металл.

Василий Федоров, отмечая творческий рост бывшего солдата, обратил внимание на большую удачу поэта — стихотворение «Ехали парни да ухали, охали»: «Тем и примечательно это стихотворение Д. Смирнова, что правда в нем переплелась, а вернее, слилась со сказкою… Поэт ничего не говорит о парнях, запевших русскую песню, но я вижу их, молодых, веселых, озорных, я слышу их голоса. Не зная слов песни, я узнаю ее широкий разгульный мотив: «Ехали парни да ухали, охали»… И почувствовать эту песню мне помогла сказочная картина очаровательного леса. В прежних стихах Д. Смирнова была заметна ритмическая сдержанность, иногда скованность, а в этом — свобода и широта».

Пожалуй, ближе всего к этой вещи стихотворение «Селенга», которое покоряет своей музыкальностью, ощущением пространства. Очень свежо, гулко передано эхо:

Э–ге–гей ты, Селенга!
Э–ге–гей вы, берега!
Небеса, вы — э–ге–гей!
Облака и ветровей!

Нравится мне и «Джигит»:

Джигит остроглазый ведет «Москвича»
По лезвию скал, по излому луча.