Преступления были самыми разными. Но неизменным оставалось то, что при совершении их младшие начальники подчинялись старшим, корыстным правонарушениям часто придавался законный вид, а средством обогащения могло служить все, что было в распоряжении Вооруженных Сил, — от солдатских портянок до боевых кораблей, от бочки селедки до военно-космического спутника.

И возникла совершенно феноменальная ситуация, которая поражала не только меня: газеты публиковали статьи, в которых назывались фамилии преступивших закон военачальников, помещались копии документов, подтверждающих их крупные правонарушения, следователи Генеральной и Главной военной прокуратур уже вели допросы подозреваемых и свидетелей, распухали тома уголовных дел, но в итоге и чаще всего это заканчивалось ничем…

Однажды я видел на одном финансовом документе визу начальника Главного управления военного бюджета и финансирования Минобороны, которая, по сути, была откровенной рекомендацией подчиненным проигнорировать президентский указ о порядке распределения валютных средств, поступающих на счета военного ведомства. И что? Опять ничего. Пару раз пошумели-повозмущались газеты. И — тишина.

Через некоторое время был обнаружен новый финансовый криминал: 40 миллионов дойчмарок, находившихся на банковском счету Западной группы войск, с ведома заместителя министра обороны оказались в «Мост-банке». То были те самые деньги, на которые выведенным из Германии офицерам и их семьям, сидевшим по уши в грязи в кунгах и палатках под Воронежем и Новгородом, надо было строить жилье.

На Арбате после того, как стало известно о крутом военном счете в «Мосте», многие ожидали, что со дня на день пойдут аресты виновных, которых даже не надо было искать — их визы стояли на распоряжениях и контрактах…

На этот раз были заметны явные признаки паники: в кабинет Грачева один за другим с испуганным видом стали прорываться замминистра обороны генерал-полковник Владимир Чуранов, начальник Главного управления военного бюджета и финансирования генерал-полковник Василий Воробьев, начальник Главного управления торговли Минобороны генерал-майор Виктор Царьков… Через некоторое время прибыл и Главный военный прокурор генерал-полковник юстиции Валентин Паничев, который был принят как самый желанный и дорогой гость…

И все снова затихло.

Однажды я спросил своего всезнающего друга из контрразведки:

— Когда же Главная военная прокуратура возьмет за задницу хотя бы одного вора в лампасах?

— Когда не Грачев Паничева, а Паничев Грачева будет вызывать к себе на ковер, — ответил он. — Но этого, похоже, никогда не случится…

Он оказался прав.

«ТОМУ ВЕЧНА НА ГАЛЕРУ ССЫЛКА…»

Я всегда считал, что среди множества несовместимых вещей, как лед и пламень, как день и ночь, — погоны и воровство. Но армейская жизнь все чаще напрочь опровергала эту аксиому. Хотя было бы слишком наивным дивиться такому открытию. В армии приворовывали издревле. Но и боролись с этим нещадно.

Еще во времена Петра Великого в утвержденном им Генеральном регламенте говорилось: «…Или кто по дружбе, или по вражде, или из взятков, или других намерений что пренебрежет, которое ему чинить надлежало, таковым за преступление как вышним, так и нижним надлежит чинить смертная казнь, или вечна на галеру ссылка с вырезыванием ноздрей и отнятием всего имения».

Еще в одном документе — в Воинском артикуле петровских времен (статья 65) говорилось: «Кто из офицеров при выдаче жалованья, корму и провианту возьмет на излишнее число солдат и более, нежели он уреченное число имеет денег: оный не токмо, яко верный слуга, чину своего лишится, но и весьма, по случаю времени и обстоятельства, на галеру сослан или, яко вор, живота будет лишен»…

Будь сегодня жив Петр, ему бы не хватило галер для тех, кто давно должен был «чину своего лишиться»…

Чем чаще я сталкивался с воровской грязью на Арбате и в войсках, тем сильнее было желание понять природу этой позорной эпидемии, ее первопричины. Хотя, казалось бы, все лежало на поверхности: тотальное хапужничество в армии и появление повязанного служебной иерархией широко разветвленного клана ловких дельцов, наживающихся за счет армейской и флотской казны и собственности, — естественное отражение уродливой российской жизни эпохи Большого Хапка.

Она разбудила и разнуздала во многих военных людях самых разных чинов и рангов алчные инстинкты, заглушившие принципы морали и чести, которые издревле предписывалось строжайше блюсти маршалу и солдату.

Безусловно, между библейскими постулатами нравственности, положениями морального кодекса строителя коммунизма и реальными поступками людей в погонах во все времена был зазор. Но никогда, как сейчас, он не был столь велик. Есть два ключевых слова, которые, по-моему, лучше всего выражают суть этого наваждения не только в армии, но и во всей России — «наживаться» и «выживать». Десятки тысяч долларов, которые долгое время капали на счета дельцов, военно-транспортными самолетами доставлявших коммерческий груз на Дальний Восток, и ящик тушенки, уворованный с полкового склада прапорщиком, отцом троих детей, не получавшим четыре месяца зарплату, — вещи одинаково омерзительные. Но мотивы тут слишком разные.

Однажды генерал Родионов сказал мне: «Когда армия унижена и голодна, она совесть выбрасывает в окно»…

Я часто вспоминаю эти слова и думаю: «А действительно, может ли быть другой армия в стране, где правят волчьи законы тотального мародерства?..».

Мой друг и духовный наставник отставной полковник Петрович часто повторяет одну и ту же фразу: «Так при коммунистах не воровали».

КОРТИК НА БАРАХОЛКЕ

Лет семь назад на калининградской барахолке рядом с кирзовыми сапогами, зимними кальсонами и вязаными носками я видел на лотке офицерский кортик. Если бы я встретил тогда бредущий следом за чьим-то гробом оркестрик, наяривающий веселенькую мелодию, — мое удивление, наверное, было бы гораздо меньшим.

Тогда я еще не знал, не мог даже предполагать, что вскоре вместе с кортиками армия понесет на рынок и свою честь.

Ветеран флота капитан 1-го ранга Алексей Крысов рассказывал мне однажды, что даже в удушаемом петлей фашистской блокады Ленинграде старые и молодые морские офицеры умирали с голоду, но их кортиков на базарах никто не видел…

Не так давно американский военный журналист, побывавший у нас в Минобороны, купил на Арбате для своих сыновей-близнецов два офицерских кортика. И сильно волновался, бедняга. Все допытывался у меня — надо ли спилить на кортиках номера и пропустят ли его с оружием через таможню. Пропустили.

Когда-то честь была для русских офицеров самой строгой «таможней». Сейчас в стране, где офицеров доводят до состояния быдла, честь уже совсем другое — она очень часто и для очень многих сама становится товаром. Так и напрашивается вывод: в серной кислоте этой жизни ржавеет и золото.

Но если руководствоваться такой логикой, то получается, что «этой жизнью» можно оправдать и прогрессирующее разложение совести в генеральских и офицерских рядах, и процветающее в армии воровство, и разгул коррупции, и нравственную нечистоплотность людей в больших и малых погонах.

Оправдать, конечно, нельзя. Но объяснить можно.

И уже иногда как нечто инопланетное воспринимается информация о благородных поступках генералов и офицеров, сумевших устоять перед соблазном легко обогатиться, не преступив закон и совесть. У старшего офицера оперативного управления штаба Военно-Космических Сил полковника Александра Крылова была возможность за несколько минут стать владельцем денежной суммы, которой ему хватило бы на десять «Жигулей». Он нашел эти деньги в укромном месте штаба и все, до копейки, сразу сдал в финотдел.

Не каждое золото портится в «серной кислоте» этой жизни…

…В прошлую пятницу на читке приказов министра обороны чаще всего звучала фраза: «Вступив в преступный сговор…»