Тут уж я не выдержал и совсем завелся:

— Непорядочно как-то выходит. Наше дело с врагом воевать, а ваше дело в этом говне возиться. Что, нет силенок «комод» взять?

— Да ты потише со словами!

— А что — неправда?

— Ты может еще Ельцину совет дашь, как поступать?

— А что Ельцин? Вы в штаны наложили, а нам разгребать.

— Ты мне телефончик свой дай и фамилию заодно. Чтоб Степашин тебя долго не искал.

— Ну и мудак же ты!

— Проваливай по-хорошему!

Рядом проходил генерал из штаба тыла. Полковник окликнул его:

— Товарищ генерал, вот этот пьяный подонок ведет разложение. У него, наверное, и партбилет в кармане.

Генерал лишь улыбнулся.

— Пить надо меньше, товарищи офицеры!

— Я с тобой еще встречусь, — зло сказал я эмвэдэшнику на прощание.

— Моли Бога, чтобы не в тюремной камере…

Душевненько поговорили…

Позже мне в руки-попадет документ, читая который я испытывал чувство стыда и вины одновременно. Речь идет о том, как мы расстреливали своих соотечественников…

Вот он:

«…Из оперативной сводки Министерства обороны РФ за 3–4 октября 1993 года:

«…09.00. Пришли танки, расставлены по позициям.

09.30. Старший (генерал-полковник Г. Кондратьев. — В. Б.) доложил начальнику Генерального штаба о готовности танков.

10.00. Применили танки, стрельба велась по верхним этажам, ниже 4 этажа не стреляли.

10.30. Командир 119 пдп (парашютно-десантного полка. — В. Б.) передал: Руцкой запросил переговоры с президентом (Ельциным), доложили министру обороны и начальнику Генерального штаба. Президент от переговоров отказался — «Только полная капитуляция».

10.45. Старший приказал прекратить стрельбу.

11.00. Министр обороны при переговорах со старшим сделал упрек, почему прекратили стрельбу. Ответ: «Много зевак, большое количество женщин и детей у Б. Д. Проосят их выпустить…»

И только в 17.00 появилась запись о том, что «дана команда прекратить стрельбу»…

А в памяти все еще сидели разумные слова генерала Кондратьева, сказанные накануне расстрела парламента:

— Мы находимся в Москве. Вокруг жилые дома. Ни в коем случае не применять оружие… И в Белом доме тоже наши русские люди сидят…

Кондратьев говорил так, как думал, наверное, почти каждый у нас на Арбате.

Чуть позже даже один из самых преданных солдат режима — комдив Таманской дивизии генерал-майор Валерий Евневич — и тот выдавит из себя:

— А вообще-то это непорядок, когда дело доходит до применения боевой техники в столице…

…Под окнами Минобороны, сидя на броне, тульские десантники жуют тушенку. На другом конце Новоарбатского проспекта идет яростная пальба из танковых пушек. По телевизору идет очень забавное кино: CNN ведет прямую трансляцию расстре-

ла парламента. И тут кто-то башли кует. Свое телевидение сидит в заднице, а американцы ведут репортажи чуть ли не из-под траков наших стреляющих танков. Противно.

Многотысячная толпа ротозеев собралась на мосту у гостиницы «Украина». Каждый танковый выстрел сопровождается восторженным гулом «зрителей». Великое затмение нашло на Россию. В самом центре Москвы практически гражданскую войну «ограниченного масштаба» демонстрировали как спектакль на открытом воздухе, как футбольный матч в Лужниках, как бой гладиаторов в Древнем Риме.

— Слушай, — сказал мне товарищ, — а ведь кто-то из родственников этих людей сидит в Белом доме.

— А кто-то из родственников этих людей сидит в танке, — тут же добавил другой.

— Неужели нельзя было не доводить дело до такого смертоубийства? — Этот вопрос остается без ответа.

Еще ночью каким-то образом все же умудрился звонить в МО несколько раз Руцкой. Просил не делать глупостей. Обещал кастрировать всех, кто хоть раз стрельнет по нему…

Знакомый подполковник-связист рассказал, что введен новый режим связи между МО, ГШ и войсками. Звонить можно только по спецсвязи. А на том конце провода все разговоры пеленгуются и идут только с разрешения больших командиров и начальников штабов. Бдительность — наше оружие?

…Пушки палят. Генштабисты матерятся и пьют водку. Один из них, закосев больше других, неожиданно заявляет:

— А мы вообще-то сволочи бравые. Людей своих же расстреливаем. Под водочку. Все мы в крови. И никому не скажешь, что ты не виноват.

— Ну ты тут всех подряд кровью не вымазывай и совестью не мучайся. Никто из нас не виноват. Это Пашка виноват, что убивать согласился.

— Нет, все мы виноваты! — не унимался совестливый. — Все!!!

Стало тихо, как в гробу.

— Нет, не все!!!

— А я говорю — все!!!

Дело шло к хорошей генштабовской пьяной драке. Совестливого увели. Пьянствовать охота пропала. Диктор CNN почти криком сообщил, что, по словам Волкогонова, в Белом доме уже 500 убитых и раненых. Страшная цифра. И очень похожая на правду…

«…Мы пока на несколько минут прервем прямой репортаж о событиях у дома российского правительства, — на приличном русском говорит диктор американского телевидения, — нашим операторам сейчас подадут кофе и они немного отдохнут».

Мне хочется взять гранату и кинуться на американских репортеров…

На душе отвратительно. Офицеры продолжают спорить о том, нужно или не нужно было доводить дело до расстрела. Кто-то находит спасительный аргумент: мол, мы лично не стреляли — с нас и взятки гладки. А с виновными потом разберутся.

Уже пошли и другие разговоры. Мол, мы люди военные. Для нас главное — приказ. Кто отдал «расстрельный» приказ — пусть и несет ответственность.

Какая разница, кто стрелял, а кто нет. Стреляла АРМИЯ. Нам каждому на лбу не напишут: «По БД не стрелял».

По Генштабу снуют с озабоченным видом полковники и генералы. Бумаги, команды, приказы, распоряжения. Идет «боевая работа». Что с нами происходит? Мы убиваем своих же людей точно с таким же видом, как расстреливаем мишени на учениях, желая непременно получить высокую оценку проверяющего.

Я закрываю глаза. И воображаю, как вместе с дочкой Ксюшей по канализационным люкам мы пробираемся к Белому дому. Выходим наружу посреди поля сражения. Я взял дочку на руки, а она размахивала белой косыночкой. Мы вместе остановили бойню. Но в последний момент меня застрелил из пистолета какой-то генерал…

Я бы хотел умереть именно такой смертью, лишь бы все остались живы…

На многих генштабовских столах в тот день появились листки с текстом, набранным старославянским шрифтом. Одни листки лежали на оперативных картах и на пультах дежурных. На других лежал кусок хлеба или стояла бутылка водки. А кто-то уже успел прикрепить листок на щит с рабочей документацией…

То был текст мольбы Патриарха Алексия II:

«…Братья и сестры мои!

Гнев Божий пролился на Россию. По грехам нашим Господь попустил совершиться трагедии. Не послушав призыва церкви, люди подняли руку на ближних своих. Пролилась невинная кровь. Ныне каждый час может принести стране новые страдания: Когда совершаются кровопролития, велико искушение местью, искушение жестокостью и попранием свободы ближнего.

В этот миг молю всех, кто держит в руках оружие: будьте милосердны к ближним своим! Не позволяйте бесу ненависти и мести лишить вас разума! Не допустите смерти женщин и детей, раненых и безоружных людей, оказавшихся в зоне конфликта. Всех тех, кто не причастен к насилию!

Сделайте все, что сейчас возможно, для прекращения кровопролития, вспомните, что сказал Господь Иисус апостолу Петру, с мечом в руках решившего отстоять справедливость: «Возврати меч твой в свое место: ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Мф. 26.52.).

Матерь Божия, заступница наша! В годы нашествий иноземцев и междоусобных браней Ты никогда не оставляла России и всегда спасала народ наш. Не оставь нас и ныне. Смиренно прибегаем к Тебе: умоли Бога и сына твоего. Да помилует и спасет Русь!..»

Кто-то читал молитву в голос.

А кто-то в это время громко орал по телефону спецсвязи: