И когда был принят Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1), наши мидовцы захлебывались от восторга, всячески превознося свои заслуги в новом прорыве к уменьшению ядерной опасности. Из их уст то и дело летели восхищенные отклики об СНВ-1. Эпитетов они не жалели: «исторический!», «взвешенный!», «сбалансированный!». Но что было на самом деле?

В соответствии с Договором мы обязались сократить 900 носителей. Американцы пообещали сократить только 622 носителя. Разница — 278. Уступка колоссальная. Ради чего мы пошли на нее?

В то время почти все Министерство обороны и Генштаб скрежетали зубами. Иногда мне казалось, что еще немного — и министр обороны бросит танки на Смоленскую площадь для захвата МИДа. Но некоторые наши тогдашние высшие генералы были большими мастаками «кабинетных битв»: сидя в своих высоких креслах, они метали из-за «предательства» громы и молнии в сторону Горбачева и Шеварднадзе, а как только назревала необходимость официально заявить протест — «проявляли сдержанность».

Свои генеральские должности многие такие «подпольные борцы» ценили гораздо дороже профессиональной принципиальности. Открыто выступить против ядерного авантюризма охотников не было. Гораздо безопаснее была роль безропотных исполнителей «исторических прорывов».

Но легко винить этих людей, умалчивая о том, что такими были тогда «правила игры» (они и сейчас остались). Не военные профессионалы, а политики и дипломаты определяли, в конечном счете, сколько и каких ракет можно отдавать американцам «на съедение».

Многие высшие советские военчальники умели проявлять высочайшую доблесть на полях сражений и за дружеским застольем. Но только единицы из них могли вступать в открытый бой с высшим политическим руководством, становясь на кремлевские или мидовские ковры.

Даже обладавший весьма неуклюжими способностями к лести министр обороны Маршал СССР Дмитрий Тимофеевич Язов и тот долгое время вынужден был брать фальшивые ноты, дабы не быть заподозренным в нелояльности к вершителям ракетных судеб.

Когда его однажды приперли к стенке свои же генералы объективными претензиями по уступкам в СНВ-1, он стал оправдываться тем, что, мол, американцы, в свою очередь, согласились с требованием соблюдения Договора по ПРО 1972 года, потому что глубокое сокращение СНВ невозможно без запрета на создание и развертывание широкомасштабной ПРО…

Было это наивно и смешно: мы уничтожали свои ракеты в обмен на всего лишь обещания США придерживаться буквы и духа Договора по ПРО. А ведь американцы вели очень хитрую двойную игру по двум стратегическим направлениям. С одной стороны, они усиленно настаивали на сокращении советских ядерных ракет, а с другой — активно разворачивали свою Стратегическую оборонную инициативу (СОИ). Шулерство было более чем очевидное: наших ракет становилось все меньше, а американская ПРО наращивала мощь. Но и это еще не все.

Убедившись в уступчивости наших политиков, американцы пошли еще дальше. И стали поговаривать уже не о строгом соблюдении требований Договора по ПРО, а о создании такой системы противоракетной обороны, которая рассчитана якобы не на отражение полномасштабной угрозы, а лишь на осуществление ограниченных ударов.

Кремль давно располагал достоверной информацией о том, что в США активно ведутся конструкторские и научно-испытательные работы по созданию такой региональной системы ПРО, которая при определенных обстоятельствах может стать стратегической.

В Кремле, в МИДе, в Минобороны и Генштабе было также известно, что на первом этапе американцы с помощью своей системы ПРО хотят обеспечить защиту от четырех и более запущенных одновременно баллистических ракет. Были и другие сведения: система обнаружения, сопровождения и перехвата баллистических ракет будет включать 20 ракет-перехватчиков, сеть радиолокационных станций и датчики космического базирования. Уровень эффективности оценивается штатовскими специалистами от 80 до 90 процентов (хотя некоторые наши спецы считали, что это явное преувеличение).

Для нашей разведки не осталось незамеченным, что администрация США в проекте бюджетов на 1996 и 1997 финансовые годы запрашивала дополнительные миллиардные расходы на продолжение работ в области создания системы ПРО. При этом основной упор делался уже не только на системы наземного, но и космического базирования…

Менялись названия и термины, в результате чего возможности США обойти условия Договора по ПРО становились во много раз шире. Американцы, в конце концов, даже перестали скрывать, что они намереваются в течение ближайших 2 лет провести аж 14 испытаний систем ПРО ТВД. По конфиденциальным каналам стала просачиваться информация, что даже среди самих американцев уже нет единства — являются ли эти системы нарушением Договора по ПРО от 1972 года или нет.

Но руководство Пентагона по-прежнему упорно твердило, что «никаких нарушений нет». Там нашлись хитрецы, которые даже новое название этой своей программе придумали — GPALS — глобальная система защиты от ограниченного ракетного удара.

Видели ли этот ловкий трюк в Генеральном штабе? Безусловно. Мы открыто говорили об этом. Противно было от того, что заокеанские ракетные махинаторы держали нас за дураков.

Американцы — люди иногда упорные до наглости. Они решили взять нас если не мытьем, так катаньем. Прибыв в Москву на празднование 50-летия Победы в Великой Отечественной войне президент США Клинтон предложил Москве уточнить некоторые формулировки в Договоре по ПРО.

В Кремле после долгих раздумий соорудили на сей счет некую секретную дипломатическую ноту, которую заместитель министра иностранных дел РФ Георгий Мамедов передал вскоре заместителю госсекретаря США Строубу Тэлботту.

В российской секретной ноте, в частности, говорилось, что любое соглашение о разграничении стратегических и региональных ПРО должно устанавливать лимиты на скорость американских ракет-перехватчиков. Москва отмечала также, что предложение США — позволить каждой стороне самой определить юридическую правомочность создания высокоскоростных перехватчиков — противоречит принципам, согласованным 10 мая 1995 года на российско-американской встрече в верхах.

Вместо этого российская сторона призвала вернуться к обсуждению нашей инициативы — плана, согласно которому каждой стороне может быть позволено «создавать эффективные системы обороны от тактических баллистических ракет» и который исключит возможность испытаний, наращивающих потенциал защиты от межконтинентальных баллистических ракет.

Американцы рассматривали дипломатическую ноту Москвы как ее попытку распространить действие Договора по ПРО на тактические системы, что для США было неприемлемо. Они даже пригрозили, что если Россия будет прибегать к обструкции переговоров, то они с них уйдут…

В начале августа 1995 года генералы и офицеры российского Генштаба, курировавшие проблему ПРО, с нетерпением ждали информации о результатах решения конгресса США о создании к концу 2003 года стратегической противоракетной обороны. Хотя к тому времени многие на Арбате были уверены, что американцам уже совершенно все равно, как прореагирует на это Россия. Можно было абсолютно не сомневаться и в том, что конгресс примет именно то решение, которое в наибольшей мере устраивает Пентагон.

Чем больше поступало информации из США об активных работах в сфере систем ПРО, тем становилось яснее, что американцы окончательно решили больше не оглядываться на Москву в вопросе, имеющем огромное значение для дальнейшего сокращения стратегических наступательных вооружений. И увеличивалась вероятность того, что еще до ратификации Договор СНВ-2 мог лопнуть…

Многие у нас в МО и ГШ в тот период с особым интересом следили за тем, как отреагируют на сведения по разработкам ПРО США наш МИД и Кремль.

Мы ждали, что последует жесткое заявление. Ведь повод был сверхважный. Еще оставались какие-то шансы заставить американцев одуматься и хоть в какой-то мере считаться с нами. Но последовавшее вскоре заявление МИДа в очередной раз было выдержано в фирменном козыревском стиле: «выражаем озабоченность».