— Почему?

— Родители не позволят… Знаю я их… Особенно мать…

Андрейка, смеясь, хлопнул друга по плечу:

— А что ты привязался к Параське? Мало около тебя других девок вьется?.. Чем это она присушила тебя?

Павлушка долго не отвечал. Он хотел как можно полнее и ярче высказать своему дружку все хорошие черты и качества Параськи. Но долго не мог собрать свои мысли, чтобы сразу и коротко выразить их Андрейке. Наконец он вспомнил слова деда Степана, которые дед сказал однажды про какую-то городскую женщину, которую он встретил как-то в монастыре, на богомолье. И Павлушка, конфузливо посмеиваясь, ответил Андрейке:

— У Параськи грудь лебединая, походка косачиная, глаза сокольи и брови собольи… Ну… и… умная она… Хотя и дочь пастуха. — Он взглянул затуманенными глазами в лицо дружка и добавил: — Вот этим всем и присушила меня Параська… Понял, Андрюша?

Андрейка тоже задумался и молчал. С тем же задумчивым видом и ответил Павлушке:

— Понял… Все понятно, браток!.. Да… Не зря люди говорят: любовь, что пожар: уж коли разгорится вовсю, не зальешь и не потушишь…

— А как Секлеша? — спросил Павлушка.

— А что же Секлеша… — Андрейка вздохнул и усмехнулся. — Секлеша — что грозовая молния: один раз как-то по-особому блеснула и навек спалила человека…

— Значит, сгорел, Андрюша, навеки? — Павлушка заглянул в глаза друга, посмеиваясь.

— Сгорел я, Паша, — признался Андрейка, — так же, как ты…

Они оба еще раз взглянули друг другу в простые по-ребячьи открытые глаза и рассмеялись.

А любовное томление к Параське разгоралось в груди Павлушки все больше и больше. Пробовал он баловаться около других девок. Крутился и зубоскалил около Маринки Валежниковой. Но чувствовал, что в сердце его Параська занозой впилась, и никакая сила не может вырвать из его груди эту острую и в то же время сладкую занозу.

Вечером, провожая его на очередную гулянку, бабка Настасья грозила ему клюшкой и ворчала:

— Павлушка… варнак!.. Доозоруешь ужо… с девками-то…

Павлушка потряхивал кудрями и весело отвечал:

— А что, бабуня!.. На то они и девки.

— Ужо дотреплешься… до чего-нибудь…

— Ничего не будет, бабуня… до самой смерти!..

Хлопал дверью и быстро скрывался во тьме деревенской улицы.

На посиделках видел, что все чаще и чаще туманятся при встрече с ним большие черные глаза Параськи. Ярким малиновым румянцем вспыхивало чуть-чуть продолговатое лицо ее, когда приходилось в играх целоваться с Павлушкой.

Но оба не знали, как сказать друг другу о том, что переживали.

Глава 8

Однажды во время посиделок в избе Солонца парни и девки долго пели и плясали под Андрейкину гармонь. Плясали «Русскую», «По улице мостовой», «Кадриль».

В этот вечер Параська так лихо и так неутомимо и красиво плясала, что парни и девки с изумлением смотрели на нее: что за бес вселился сегодня в девку?

— И откуда у нее такая удаль берется? — говорили парни, глядя на вихревой Параськин пляс.

— Девка — огонь!

— А как изгибается-то, смотри, смотри!..

— Какие фокусы выделывает, а?

Девки восхищались:

— Ай, да Парася!

— Ай да молодчина!

— Огонь, а не девка-а-а!..

В самые удачные моменты Параськиной пляски молодежь дружно хлопала в ладошки, выкрикивая:

— Ух, ты!

— Жарь, Парася!

Задорно поблескивая черными глазами, Параська выбивала мелкую дробь своими маленькими чирками, легко подлетала то к одному, то к другому, то к третьему парню и, подбоченясь одной рукой, широкими и округлыми взмахами другой руки приглашала очередного парня следовать за ней.

Почесывая затылки и качая головой, парни нехотя устремлялись вслед за Параськой.

А молодежь хлопала в ладоши и с хохотом подбадривала их.

— Выходи, выходи, Вася!

— Не бойся, Миша!

— Не подкачай, Серега!..

Но сколько ни старались Вася, Миша и Серега, а переплясать сегодня Параську долго никто не мог. Парни безнадежно махали руками и, обливаясь потом, уходили из круга. Под бурные хлопки и под оглушительные крики и хохот прятались за спины товарищей.

А Параська, продолжая задорно отбивать дробь чирками, подошла к Андрейке и на ходу негромко попросила:

— Андрюша! Играй «По улице мостовой»…

Андрейка быстро перевел игру на новый мотив.

И лишь только раздались замедленные звуки любимой деревенской песенки «По улице мостовой», ненадолго приостановившаяся Параська павой поплыла по кругу и, широко разводя в стороны свои крепкие и наполовину оголенные руки, подплыла к Павлу Ширяеву: гордо подняв голову, она подбоченилась и, блестя глазами, слегка склонила свою черную голову с длинной и толстой косой, приглашая его на пляс.

Очарованный ее сегодняшней пляской, Павлушка в первый момент даже оробел и не сразу пошел вслед за ней, но парни и девки дружно закричали:

— Айда, Паша!

— Выходи, Павлик!

— Не робей!

— Выручай парней!

Подхлестнутый этими криками, Павлушка сорвался наконец с места и, помахивая руками, столь же медленно поплыл вслед за Параськой; вскоре он нагнал ее и, подбоченясь, стал отбивать каблуками дробь, стараясь показать, что он хочет либо остановить девушку, либо обогнать ее и преградить ей путь; но Параська быстро изгибалась и, как бы вскинув повыше невидимое коромысло, стремительно ушла из его окружения.

Андрейка все больше и больше ускорял темп музыки.

А плясуны то издали манили друг друга плавными жестами, то сближались. Временами казалось, что черноокая девушка готова была утолить жажду молодого белокурого паренька. Но вновь и вновь с плясом они уплывали друг от друга.

Сидевшие на лавках и стоявшие на ногах дружки Павлушки и подруги Параськи хлопали в ладоши и кричали:

— Нагоняй, Паша!

— Сбивай с нее коромысло!

— Не поддавайся, Парася!

— Не подкачай, Павлик!

— Бери ее в полон!

— Не поддавайся, Парася!

Неутомимая Параська крылатой птицей носилась по избе. Павлушка, с затуманенной головой, точно коршун, налетел на нее и, не угадав ее обманных движений, вскоре оставался в одиночестве; вновь и вновь летел вслед за ней.

И парням и девкам видно было, что и Параська и Павлушка позабыли про все на свете и вот-вот бросятся друг другу в объятия и начнут при всех несчетно раз целовать друг друга.

Взбудораженные их пляской, они оглушительно хлопали в ладошки и кричали:

— Жарь, Павлушка!

— Обнимай ее, Паша!

— Не поддавайся, Парася!

— Так его, Парася!

— Жа-а-арь!..

Порой всем казалось, что сегодня не будет конца состязанию плясунов и этому оглушительному визгу и реву.

Даже толстая жена Солонца поднялась с горячего ложа печи, смотрела на плясунов и смеялась.

И сам бородатый и взъерошенный Солонец, лежавший на полатях, свесив голову сверху, тоже смотрел на молодых плясунов и, широко раскрыв рот, густо хохотал и приговаривал:

— Вот это здорово! Го-го-го-о-о!.. Ну и здорово-о-о!..

Глава 9

Провожая Параську с посиделок домой, Павлушка пытался обнять ее. Но сильная Параська вывертывалась из его объятий, и не мог понять Павлушка: то ли с гневом, то ли с лаской говорила она:

— Катись, Павел, подальше… к лихоманке!.. Не лапай!.. Не люблю я этого…

Павлушка пробовал упрашивать:

— Ну, что ты, Парася, важничаешь?.. Ночь ведь… никто не увидит… Поцелуй хоть разок…

Параська беззлобно, но упорно отбивалась:

— Не лезь, Павлик… Сказала: не люблю этого… Значит, отстань!

— Да ведь только что целовались… при всем честном народе!

— То при народе… а то здесь…

Возбужденная шумом вечеринки, звуками гармони, песнями и плясками, Параська чувствовала себя сегодня как-то по-особому счастливой, и ей ничего не хотелось, кроме тепла и близости Павлушки, который казался ей сегодня самым удалым и красивым парнем.

А Павлушка не мог справиться с огнем своей внутренней лихорадки. Тянулся к Параське и ласково настаивал: