— Полиция! Я полицию вызову! Варнак! Наверху послышался дробный топот. Средняя дверь распахнулась, выскочила встревоженная Наталья. Быстро наклонившись над перилами, бросила испуганный взгляд, ее лицо мигом осветилось радостью. Она сбежала вниз, стуча каблучками по деревянным ступенькам. Данила ждал ее внизу, и она с разбега, не удержавшись, влетела ему в объятия. Он обнял ее, посмотрел в ее милое лицо, на котором появился испуг, ресницы задрожали, глаза стали еще крупнее, в их радужной оболочке он увидел свое лицо, и вот это лицо приблизилось. Она хотела повернуть голову, но он мягко придержал ее, нашел ее губы. Несколько мгновений ее губы были твердыми, как несозревшие сливы, потом из них словно бы ушел страх, они потеплели, стали мягче, нежнее. Она с трудом отстранилась, упираясь обеими кулачками в его грудь. Щеки ее полыхали, она сказала тихо, не поднимая глаз:
— Данила, мы не должны так делать.
— Натальюшка!.. Он огляделся по сторонам. Они были одни, привратник исчез. Наталья упиралась кулачками в его грудь и, откинув– 19 шись, смотрела ему в глаза. Данила сказал нежно, сильно смущаясь:
— Наташа, я люблю тебя. Я так люблю, что мне хочется от нежности к тебе плакать, хоть я никогда в жизни не ревел. Я готов сделать такое, чтобы тебе было хорошо всегда! Она с удивлением глядела ему в лицо, вслушивалась в слова. Неведомое чувство наполняло ее. Откинувшись на эти могучие руки, крепкие, как корни дуба, и нежные, как теплое дуновение ветерка, она уже чувствовала себя хорошо и защищенно. Ранее никогда не испытываемое тепло пошло по ее телу. Она внезапно покраснела, сделала слабую попытку выбраться из кольца его рук.
— Ох, Данила, что ты со мной делаешь!
— Наташа, я люблю тебя.
— Я тоже… наверное. Хотя это глупо, дико. Отец меня проклянет, а брат разорвет тебя на части. Он меня ревнует ко всем. Наверху послышались тяжелые шаги. Данила едва успел выпустить Наталью из рук, как вверху распахнулась крайняя дверь. Над перилами появился Всеволод. Он с недоумением посмотрел вниз, удивился:
— Ковалев? Какими судьбами? Брат быстро сбежал вниз, прыгая через две ступеньки. Щеки его тряслись, но глаза смотрели прямо и уверенно.
— Заехал проведать, — сказал Данила, — мы же соседи. Всеволод захохотал, хлопнул Данилу по плечу:
— Верно! Что для нынешних расстояний пара сотен верст? Мы, почитай, живем бок о бок. Пройдем в гостиную, есть хорошее вино. Если предпочитаешь, угощу водочкой.
— Спасибо, — ответил Данила. Он покосился на притихшую Наталью. — Я, собственно, по делу.
— Выкладывай.
— Хочу взять Наташу в жены. — Он услышал тихий вскрик Натальи, но не оглянулся. Всеволод усмехнулся:
— Это не новость, ты об этом уже говорил. Остался пустяк — получить ее согласие. Мы с отцом не варвары, против ее согласия не выдадим.
— Против согласия и не надо, — ответил Данила также невозмутимо. — Она согласна. Всеволод повернул смеющееся лицо к сестре. Она вскинула голову, встретила его взгляд. Улыбка медленно начала покидать лицо Всеволода. Он нервно оглянулся на Данилу, еще не веря, потом снова перевел глаза, которые вылезали из орбит, на сестру.
— Натали, ты слышала, что он говорит? Она судорожно вздохнула, ответила тихо:
— Данила предложил мне руку и сердце. Я приняла его предложение. Всеволод обалдело переводил взгляд с сестры на Данилу и обратно. Лицо его покраснело, потом снова приобрело нормальный вид:
— Ну, дорогие мои, так и кондрашку можно схватить! Разве так шутят?
— Это не шутка, — ответил Данила. Всеволод отмахнулся:
— Ну, сестренка, ты отмочила номер. Как наша прапрабабушка, которая сбежала с корнетом. Тайно обвенчалась в церкви, потом укатила с ним на Кавказ, помнишь? Наталья смотрела на брата:
— Не помню. Наверное, я была совсем маленькая. Ты не сердишься? Всеволод раскинул руки, положил ладони им на плечи:
— Я вас обоих люблю. Если вы ухитрились спеться, что даже я, старший брат, не заметил, то Бог вам в помощь! Все остальное приложится. Наталья слушала брата с полуоткрытым от удивления ртом. Данила засмеялся, никогда еще в жизни не был так счастлив. Гулко хлопнула входная дверь. Послышался сильный властный голос. В ответ что-то залепетал привратник. Князь ворвался в зал, словно ураган. Сделав два коротких шага, остановился, глаза метали молнии, рука повелительно вытянулась вперед:
— Этот человек Данила Ковалев? У Данилы радостная улыбка поползла с лица. Всеволод ответил с удивлением и некоторым замешательством:
— Да, папа. Чем ты возмущен?
— Вон из моего дома! — грянул князь. — Во-он! Данила увидел расширенные в испуге глаза Натальи. Всеволод обхватил сестру за плечи, прижал к себе. Лицо ее побледнело. Глядя поверх головы сестры, он спросил:
— Папа, что тебя взволновало? Сейчас все объяснится!
— Вон! — взревел князь. Он выбросил руку, указывая на дверь, — Вон из моего дома, мерзавец!
— Я не мерзавец, — ответил Данила, чувствуя, как становится трудно дышать. — Может, как-то объяснимся?
Князь в гневе повернулся к привратнику, закричал:
— Бегом в мой кабинет! На стене ружье! Неси быстрее, я застрелю этого негодяя! Данила охватил всех мгновенным испытывающим взором. Наталья дрожала, прижимаясь к брату, глаза ее были круглые от испуга и непонимания. Всеволод угрюмо смотрел на отца, сам князь топал от ярости, лицо было перекошено.
— Хорошо, — сказал Данила, он попятился к двери. — Я ухожу, не расходуйте патроны. Белый от ярости и унижения, он толкнул дверь, с порога повернулся:
— До свидания, Наталья. До свидания, Всеволод. Простите, что так получилось. С крыльца он прыгнул в седло. Буян, уловив его настроение, дернулся в галоп, а когда Данила сбросил повод с крюка, понесся бешеным аллюром, пугая прохожих. Бешенство застилало глаза. Белая кость, голубая кровь! Княжеская спесь заиграла, увидел быдло в благородном доме! Из Парижа духи, мать твою так! Все они, гады, на словах добренькие, за равенство и братство, а когда кончаются слова, кончается и равенство! Да провалитесь!.. Он вспомнил испуганные глаза Натальи, лицо Всеволода в смятении. Они стояли, будто проглотили языки, не от страха, оба выглядели ошарашенными, явно видели такое впервые. Как же, простолюдин пришел в гости! По сторонам раздавались громкие голоса. Конь пошел тише, чтобы не сбить людей, которые все чаще попадались по дороге. Это был центр городишка, дальше стояли базарные ряды. Из новенького бревенчатого домика не торопясь спускался по ступенькам широкоплечий человек в белом костюме. Костюм сиял белизной на солнце, ни складочки, брюки безукоризненно отутюжены. На шее широкий желтый галстук. Надвинутая на глаза модная белая шляпа скрывала лицо в тени, но Данила сразу узнал адвоката. Дьяков соступил на дощатый тротуар, поднял глаза на всадника. Их глаза встретились, Данила мгновенно ощутил, что перед ним враг — виновник всех его бед. Всех, а не только из-за Натальи. Дьяков поманил пробегавшего мальчишку, сказал:
— Получишь двугривенный, если быстро приведешь сюда квартального!
— Понял, дяденька! — воскликнул мальчишка обрадованно. — Он на базар пошел, я видел. Мигом приведу! Он исчез, только пятки засверкали. Данила спрыгнул с коня, бросил поводья проходившему старику. Дьяков глядел с интересом, глаза его весело щурились.
– Ты мразь и выродок, — сказал Данила четко. — В прошлый раз ты напал на меня неожиданно, без предупреждения. Сможешь ли ты, трус, одолеть меня и сейчас? Прохожие начали останавливаться, глядели с любопытством. Лицо Дьякова исказилось. Он победил тогда честно, этот таежный купчишка это знает и сейчас нарочито обливает грязью. Он медленно стал засучивать рукава. Данила быстро закатал свои. Дьяков закатывал аккуратно, неторопливо, но глаза его цепко держали противника. Народ стоял плотным кольцом, кто-то улюлюкал, слышался смех. Дьяков с холодной улыбкой выбросил руку вперед. Данила был начеку, но огромный кулак ударил в скулу так, что в голове затрещало. Он отступил на шаг, сквозь пелену в глазах увидел улыбающееся лицо Дьякова. Тот не спешил, наслаждался. Он был быстрее, намного быстрее. Данила попробовал закрыться кулаками, Дьяков снова выбросил, словно бы играючи, вперед руку. Кулак адвоката без усилий ударил Данилу в ту же скулу. В голове зазвонили колокола. Он отступал, пытаясь укрыться кулаками, Дьяков наступал, осыпая его короткими молниеносными ударами. Бил не сильно, и Данила не сразу сообразил, почему так. Лишь когда кровь брызнула из разбитых губ, он понял, Дьяков намеренно не сбивает с ног, старается как можно сильнее разбить лицо, губы, брови. Чтобы на другой день этот торговец не смог раскрыть глаза на распухшем посиневшем лице, не досчитался зубов, особенно передних, таких красивых! Чтобы шрамы всю жизнь напоминали, едва подойдет к зеркалу, кто его так унизил, опозорил. Он отступал под градом ударов, шатался. Краем глаза увидел собравшуюся толпу. Люди смотрели, кричали, махами руками, подбадривали, хохотали. Вдруг Данила почувствовал необъяснимую силищу. Он отступил еще, пошатнулся, внезапно с силой ударил Дьякова в живот. Тот охнул, согнулся в поясе. Лицо исказилось. Не успел адвокат разогнуться, Данила обрушил оба