О ВЕСТЕРНЕ

Этот жанр весьма популярен в США. Там в год издается несколько сотен вестернов. Однако этот жанр практически отсутствует в нашей стране, что удивительно. Ведь что такое американский вестерн? Это повествование о переселенцах, которые едут на дикие земли Запада, надеясь там основать новые деревни, распахать земли, никогда не знавшие плуга, разводить скот, растить своих детей свободными, вольными, в общении с природой, на собственной земле. В пути, естественно, на них нападают индейцы, бандиты, мародеры. Вестерн обычно заканчивается хэппи эн– дом, когда герой, переборов все трудности, достигает незанятой земли, которую называет своей, находит свое счастье. Но разве Сибирь и Дальний Восток не были освоены миллионами русских переселенцев? Русские крестьяне сотнями тысяч переселялись за Урал уже сразу после походов Ермака, Хабарова, Пояркова, Шелихова, Атласова, Стаду– хина, Дежнева, Крашенинникова и других мужественных землепроходцев. Столыпинская реформа всколыхнула массы людей. Лишь с 1907 по 1914 год в Сибирь и на Дальний Восток переселилось несколько миллионов человек. Эти люди несли более высокую культуру местным народам, учили их грамоте. Среди переселенцев на семью, как правило, приходилось по два-три грамотных! Переселенцы учили местный люд выращивать урожай, доить коров, ухаживать за огородами. Естественно, что по дороге на них нападали разбойники, беглые, каторжники, происходили конфликты со староверами. Ну а путь русских переселенцев был в несколько раз длиннее, чем американских, да и трудностей было во столько же раз больше. Поэтому русский вестерн может быть динамичнее, острее, интереснее американского. Вестерн — самый демократичный жанр.Он рассказывает о простом русском народе, на котором держится Отечество. По законам жанра главный герой вестерна наделен букетом положительных качеств. Он смел, решителен, умен, благороден и достаточно образован, что далеко не всегда соответствует его происхождению и социальному положению в обществе. И конечно, герой часто совершает непредсказуемые и непоследовательные поступки, логически не вытекающие из его характера и сопутствующих обстоятельств. И конечно, всегда вас ждет счастливый конец. Фантазия и реальность, жестокость и сентиментальность, детектив и мелодрама — все переплетается в вестерне. Один из них перед вами.

1 глава Лиха беда — начало

— К берегу! — скомандовал провод– ник-амурец. Мужики уперлись шестами. Под днищем плота зазвенела галька, заскрипел песок. Тяжелые бревна взбороздили с разбега воду и песок, остановились. Мужики молча и со страхом смотрели на берег. Черный какой-то, дикий. Весь каменный, неживой. Данила, сунув топор за пояс, с ружьем в руке прыгнул с плота. Воды по щиколотку, через три широких шага он выбрел на сухой песок.. Мужики угрюмо смотрели вслед. Данила повернулся к ним, крикнул с отчаянием в голосе:

— Ну же! Смелее! Два года добирались сюда. Сжились с дорогой, притерпелись. Наш край. Сегодня 5 августа 1907 года. Запомните начало новой жизни! Мужики начали покидать плот, перетаскивать на сушу детишек, птицу, утварь, а Данила уже полез на высокий берег. На плотах остались четверо братьев: Илья, Карп, Аким и Ефим, крепкие и работящие, как все в роду Ковалевых. На них положиться можно. И он, Данила Ковалев, всегда был непоседливым. Взобравшись на крутой обрыв, Данила вломился в чащу. Стояла духота, воздух был влажный, прелый, под ногами хлюпало. Крупные желтые муравьи, с громадными, как у жуков, головами, бегали по верхушкам трав. Часто попадались пеньки, трухлявые, развороченные медведями, расклеванные дятлами. Он выбрал прямую бескорую сушину — сухостойную березку, легко срубил. Неподалеку стояли сухие ели, Данила поколебался — от них жару меньше, — но выбирать не приходилось, скоро стемнеет. За время двухлетнего изнурительного переезда выяснилось, что старики, которые в общине заправляли делами, теперь оказались растерянными, неумелыми. Тут знание обычаев не помогало, и Данила все чаще делал по-своему. В другое время за такое своеволие быть бы ему битому кнутами принародно, но на плотах старый уклад нарушался, и хотя старикам вроде бы подчинялись, но их знание жизни в двухлетнем путешествии на далекую реку Амур ничем помочь не могло. Они были в том же положении, что и молодежь. В вожаки незаметно выдвигался тот, кто быстрее осваивался на новом месте. Плоты закрепили, а нехитрое имущество переселенцы перетаскали на берег. Коров и коней держали у воды, несмотря на насмешки амурца: мужики увидели медвежьи следы и еще, сказывают, в этих краях водятся огромадные тигры, коим корову или коня на один кутний зуб! Илья и Карп разожгли костер. Жена Ильи, которая прибыла на втором плоту со свекром, крепкая статная Настя, умело сварила в чугунном котле кулеш со старым салом. У Ильи было трое вечно голодных воробышков. Накормить их досыта не всегда удавалось. И все же они росли не по дням, а по часам, быстрые, широкогрудые, смышленые. Данила с братьями, еще неженатые, помогали старшему чем –могли. В свою очередь Настя кормила их, обстирывала, чинила одежду. Только Ковалевы поужинали по-человечески. Остальные пожевали сухарей, а кто и сухарь не смог донести до рта. Завалились под пологи, а кто уснул мертвецким сном прямо тут же у костра. Утром просыпались тяжело, с удивлением. Не было привычного плеска воды, не воняло рыбой. Это уже не Амур и не Уссури — приток Амура, а твердый сухой берег Имана, который впадает в Уссури. Можно бы забраться и дальше в верховья реки, плоты проходят, но лето на исходе. Надо попробовать пустить корни тут. Если повезет, то здесь вырастет село, а то и город. Данила с братьями спал непривычно долго. Затем наскоро поглотал, обжигаясь, горячую кашу, схватил ружье и ушел.

Далекие сопки и темная тайга были охвачены утренним туманом. Тяжелые волны косматых облаков ползли над рекой, касаясь воды. Противоположного берега не видно, будто стоят на берегу моря. Мужики, шлепая по мокрому песку, бродили вдоль берега, по отмелям, осматривали заливчики, рассуждали насчет рыбы. Если не врут, то рыбачить тут привольно: невод не порвешь о коряги, а рыбы, особенно в нерест, бывает немало.

— Эй, — закричал Данила, — вы хлеб приехали сеять или в рыбаки идти? Пошли смотреть места для раскорчевки. Мужики, будто только и ждали команды, разом полезли на высокий берег, цепляясь за корни, хилые кусты. Данила пошел вперед, кося глазом на послушно бредущих за ним людей. Вожаком никогда не был, ходил всегда в одиночку, но сейчас, как видно, не нашлось ни старшего, ни смелого. Они взобрались на невысокую сопку. Вдоль берега тянулась широкая полоса, где рос редкий смешанный лес. Высились ясени, тополя, рядами шли лиственницы, редкими башнями стояли исполинские кедры. Часто виднелись поляны, заросшие высокой травой. Дальше поднималась стена черного непроглядного леса с его буреломами, чащами и зверьем.

— Там, — сказал Данила, — никуда не денешься, придется расчищать землю. Велика матушка Расея, но готовых земель не осталось. Потом польешь, и хлеб поднимется. Главное, вода сюда не доберется. Вода в амурских реках поднимается высоко, сами слыхали, а тут берег высокий. Эту воду можно спустить, канавы прокопаем быстро.

— А земелька?

— Должна быть хорошая. Глядите, какая трава растет! Спустимся, проверим. Он опять удивился, как послушно мужики полезли за ним вниз на другую сторону сопки. Самые опытные из них ковыряли землю, качали головами. Вроде бы и земля в самый раз, чернозем на пять пальцев, но больно мокрая. К вечеру второго дня Илья и Карп первыми отмерили себе участок в сто сажен вдоль берега и принялись за раскорчевку. За ними и другие, спеша захватить получше, начали отмерять участки, которые смогли бы обработать. Братья Ковалевы во главе с их отцом Захаром Ильичом обмотались тряпьем, чтобы не так докучала мошка, вошли с топорами в чащу. В полдень измученные поселенцы сползались к общему костру. Трое женщин в большом котле сварили гречневую кашу, вкусно пахло салом. Ребятишки наловили рыбы, такой крупной, что старшие переглядывались с удивлением и интересом. Одной рыбой можно прокормиться! Данила подумал, что непривычного здесь много. От налогов освобождены, земли бери сколько захочешь, бери лес, воду, рыбу. Молодежь освобождена от рекрутчины навсегда. Платить ни за что не надо. По крайней мере первые 15 лет. Кто брал государственную ссуду, тот начнет отдавать частями только через десять лет без процентов. На старом месте нестыдно быть бедным, мол, начальство виновато. Оно обдирает налогами. Там все нельзя. Зато тут все можно, но ежели ты ленив, то не на кого пальцем тыкать. Вроде и хорошо, а если глянуть на лица, не всем нравится. Отвыкли решать сами. Не хотят стать миллионщиками на свой риск, спокойнее получать похлебку в жестяной миске из рук барской кухарки. …От зари до зари рубили и жгли тайгу, корчевали пни. По вечерам складывали огромные кучи срубленных ветвей, разжигали костры. Огонь полыхал всю ночь, а днем ребятня таскала ветки. Костер горел изо дня в день, а переселенцы, забыв про святые воскресенья, рубили, чистили, жгли и корчевали. Через две недели по Иману прошел баркас, оттуда на берег подали, как и записано в договоре, за казенный счет на каждую семью по корове и коню. Непривычно быстро на бабьих огородах под горячим августовским солнцем взошли лук и редиска. Бабы плакали от радости, ползали на коленях, разгребая землю пальцами, поправляя каждый росток. Мужики тоже поздно вечером, шатаясь от усталости, сползались к бабьим грядкам, с нежностью смотрели на зеленые всходы. Успели до морозов, хоть что-то успели. На берегу выкопали три землянки. Стены и крыши укрепили бревнами и досками, бывшими настилами плотов, сложили из сырой глины земляные печки, вдоль стен поставили широкие нары из сухих лесин. Тесновато, но тепло. Свет проникает в окошки со стороны Имана. Для скотины копали землянки попросторнее. Данила с братьями вырыли целую пещеру, отгородив ее от жилья молоденькими стволами сосенок и досками. Вроде бы отпала самая страшная забота —