Николаев рассказал, что длинный фонарик и надетый на его верхнюю часть фотообъектив позволяют регулировать толщину луча света и не дают ему распыляться, быть видимым с улицы.

— Молодец! — похвалил его Скалов. — А какой ты объектив ставишь?

— В принципе можно почти любой. Крабу поставил «Гелиос». У сестры валялся старый фотоаппарат, и я продлил жизнь этому объективу.

Горелову не сиделось. Он был не против такой беседы, но если бы к ней еще и бутылочку.

— Слушайте, огольцы! А что, если продолжить этот разговор где-нибудь в другом месте? Захватим пару бутылок.

— Брось ты! Бутылок, бутылок! — перебил его Скалов. — Поздно, в магазинах водка уже не продается.

— А зачем водка? Возьмем пару «фаустов» — это не хуже.

— Хреновину порешь, Сашка! — проговорил, вставая, Николаев. — Жить надо уметь. Вот для тебя пара «фаустов» — и вся услада жизни. Возьми меня. Чем я лучше тебя? Ничем. Но меня на «чернило» не тянет. Другое дело — ресторан, девочки, музыка, коньячок. Понимаешь? Когда это все есть, чувствуешь себя человеком. Поэтому, если хотите, пошли в ресторан. Там найдем что надо и вечер проведем красиво.

Такая перспектива Скалову не улыбалась. Не хватало еще, чтобы к приезжему человеку подошел кто-либо из знающих его людей.

— Нет, в ресторан идти сегодня не стоит, — возразил Василий. — Ты лучше подумай над нашими предложениями. Если согласишься, то готовь инструменты. На днях мы тебя встретим на том же месте.

Они попрощались и разошлись…

Дома у Шубака

Во все эти дни Ветрову пришлось активно поработать. В вильнюсском архиве он изучал уголовное дело, по которому привлекался к ответственности Шубак. Вместе с местными оперативными работниками участвовал в проверках его связей. Несколько раз беседовал с Чеховским. Сейчас он направлялся к родителям Шубака. Было решено, что Игорь Николаевич под видом знакомого побеседует с ними и попытается собрать дополнительные сведения.

Старики Шубаки жили на окраине города в уютном доме, окруженном высоким дощатым забором. В глаза бросалась прикрепленная шурупами к калитке металлическая пластина. На ней гравер искусно изобразил оскаленную песью морду, а рядом — руку, указательный палец которой протянулся к кнопке электрического звонка. Ветров позвонил и стал ждать.

Прошла минута, другая. Никто не появлялся. Игорь Николаевич снова нажал на кнопку. Прошло еще какое-то время, и наконец во дворе послышались шаркающие шаги. Звякнул запор, и калитка распахнулась. Перед Ветровым стоял пожилой мужчина.

— Здравствуйте! Здесь проживает Шубак?

— Здравствуйте! — ответил хозяин. — Проживает здесь. Проходите, пожалуйста.

Ветров, подходя к высокому крыльцу, обратил внимание на идеальный порядок во дворе. Все было расставлено по своим местам. Под навесом виднелась аккуратно сложенная поленница. Вошли в дом. Хозяин предложил раздеться. Майор снял плащ и следом за хозяином прошел в большую, светлую комнату. Здесь все говорило о достатке. Из боковой двери вышла сухонькая старушка. Игорь Николаевич поздоровался. Она вежливо ответила и пригласила присаживаться.

— А Антон дома?

— Антон? — Ветров заметил, как смутился хозяин.

— Так вы к нему?

— Да, к нему. Я, правда, уже давно в Вильнюсе не был. Может, с ним что случилось? Вас удивил мой приход?

— Нет, нет, — поспешно ответил хозяин. — Я подумал, что вы ко мне. Антона дома нет. Он уехал.

— Надолго?

— Кто его знает. Нам он ничего не сказал… Взял и уехал.

— Странно. А он работает?

— Да где там! — махнула рукой хозяйка, но муж прикрикнул на нее:

— Да подожди ты! А вы, простите, кто будете?

— Я? Просто знакомый. Мы знаем друг друга с прошлого года, когда я был здесь в командировке. Он мне дал свой адрес. Приглашал, когда буду в Вильнюсе, заходить. Вот и зашел. У него тогда затруднения были с работой. Он устроился?

— Устроился, а через месяц бросил, — с огорчением произнес хозяин. — И чего мы только не делали, чтобы он наконец человеком стал. Да разве он послушает! Друзья — на первом плане.

— Да, друзья у него довольно странные, — подтвердил Ветров. — Я тогда ему тоже об этом сказал. Одни имена чего стоят — Краб, Мужик…

— Да, это так, — тяжело вздохнула хозяйка. — Наши слова не идут ему впрок. Сейчас спутался с этой… трудно даже женщиной назвать.

— А кто она?

— На соседней улице живет. С мужем разошлась. Вернее, он не выдержал ее выкрутасов и сам ушел. Теперь как бешеная на мужиков бросается. Нашего дурака окрутила. А он бросил хорошую девушку. Думали, что уж женится, остепенится. И вот как головой в омут. Потянулся за этой, извините, потаскухой…

— Странно, странно. Однако чем-то взяла его! — заметил Игорь Николаевич.

— Да не она нужна ему, а машина ее. Он же всю жизнь о машине мечтает. Работать не хочет, а пофорсить за рулем — хлебом не корми.

— Он что — к ней переехал?

— Ходили мы к ней. Спрашивали. Говорит, что знать не знает, где он. А по глазам видно, что врет.

— А может, с ним несчастье какое? В милицию заявляли?

— В милиции знают. Уже сами несколько раз к нам приходили.

— Вы о женщине этой говорили?

— Не хотели мы раньше о ней говорить. Стыдно было. Но теперь решили: участковому все расскажем.

— Извините. Помнится — у него еще друзья были. Один такой весь заросший, на обезьяну похожий. Вот только имя его забыл. Но видно, что гусь. Нехороший человек.

Старики переглянулись между собой, и хозяин сказал:

— Это, наверное, тот, что ночевал у нас. Действительно, на зверя похож. Но он приезжий. Две ночи переночевал и уехал.

Хозяйка дополнила:

— А через два дня и наш сказал, что едет к другу. И тоже уехал. Возвратился только через неделю. Потом, наверное, месяц в загуле был. Пил беспробудно.

— Куда же это он ездил?

— Да наверняка к тому — с львиной гривой, — ответил хозяин. — Старуха, когда они прощались, слышала, что наш обещал скоро быть у него.

— А где живет тот — с львиной гривой?

— Не знаем. Спрашивал как-то Антона, но он рявкнул: «Не твое дело!» Стукнул дверью и на улицу.

— Тот больше не приезжал?

— Нет, не появлялся. Если бы и появился, то показали бы ему где бог, а где порог.

— Может, вам надо в милицию сходить, посоветоваться? Я вот слушаю и чую: здесь что-то не чисто. Может, ворует Антон? Чтобы пить, деньги нужны. А он не работает…

— Ой, не говорите, дорогой человек, — перебил его старик. — Мы тоже так подумали. И знаете, почему? Старуха однажды взяла его брюки — почистить да погладить. Кладет под утюг — карман оттопыривается. Думает, что там такое? И вдруг достает целую пачку денег. Прямо в банковской упаковке. В милицию хотели заявить. Но ведь сын как-никак.

— Сын, говорите? А если он живет за счет других? Может, грабит или убивает… Мой совет — не тяните. Сходите в милицию, — сказал Ветров вставая. — Поймите, сколько бы веревочка ни вилась, а конец наступит. Может столько наворочать… Вижу теперь, что это за человек. Мне такой не нужен. А вы подумайте. Не мучайте себя на старости лет…

Игорь Николаевич попрощался со стариками Шубаками и ушел. По дороге в управление его мысли были заняты этими людьми. Хорошая, трудовая супружеская чета. А сын? В кого такой удался? Почему еще встречаются такие типы? Нет, здесь на пережиток прошлого не сошлешься. Здесь мы, взрослые, сами где-то допускаем ошибки в воспитании. И эти ошибки порой бывают непоправимыми.

В управлении майор сразу же зашел к Лисаускасу, рассказал ему о беседе с родителями Шубака и предложил:

— Давай направим под каким-нибудь предлогом к ним участкового. Пусть попытается по душам поговорить. Уверен — они ему все расскажут. Кстати, надо участкового спросить, кто эта женщина. Он наверняка знает.

Лисаускас поднял трубку телефона и попросил дежурного пригласить к нему участкового инспектора.

Вскоре в кабинет вошел молодой подтянутый лейтенант. Ветров рассказал ему все, что удалось узнать о той женщине. Этих сведений оказалось достаточно. Участковый, чувствовалось, хорошо знал свою территорию и людей, проживающих на ней.