Изменить стиль страницы

Широкий дол опустел.

* * *

Участились выстрелы то с одной, то с другой стороны поселка. Они радовали и пугали рабочих. После таких перестрелок белогвардейцы становились злее. Они каждый день стали водить в умовский дом членов семей, сыновья, мужья, отцы и братья которых скрываются от белых.

Каратели вновь арестовали ранее допрошенных и битых стариков Яковлева, Усачева, Булыкина, Федюкина, Куренкова, Брылкина, Горбунова, Киселева и других, как заложников.

Неспокойный горный округ вынудил колчаковцев держать большие воинские силы в Симе. Контрразведка писала, что Сим является гнездом большевиков. Здесь они еще в 1905 году себя показали. И в семнадцатом году с первых дней революции взяли власть в свои руки. Теперь же раскрыт их заговор. Они готовятся к восстанию. В лесах собираются партизаны. Каппелевцы ждут их наступления на Сим. Однако почему-то большевики не нападают. Вот уже несколько раз они устраивали переполох в поселке, не пропускали казаков по лесной дороге в Миньяр, нападали на солдат егерского батальона, переезжавших в Ерал. Но не идут в Сим. Видимо, знают, что для них здесь приготовлено.

Последняя ночная перестрелка на улицах Сима всполошила командование белых.

— Это, наверняка, разведка боем, прощупывают наши силы и узнают расположение огневых точек. Надо искать большевистские очаги и истреблять, пока они разрознены, — так решили белогвардейские офицеры.

Как только с крыш скатились последние капли растаявшего снега и в лесах появились проталины, каппелевцы ринулись по всем дорогам, идущим из Сима.

* * *

Молодые разведчики прибежали в Широкий дол.

— Товарищ Масленников, на нас напали белобандиты!

— А где Егоров?

— Там остался. Он отстреливается около первой казармы.

— Товарищи, за мной, — крикнул Масленников.

Пятнадцать вооруженных партизан ринулись за командиром. К казарме они подошли осторожно. Кругом тишина и темно. Лишь в стороне от дороги мелькал огонек. На ветке ели горела свеча. Под елью за хвойным бугорком, стоя на коленях, крестилась женщина.

— Ой, кто вы?

— Не бойтесь, мы рабочие. Скажите, кто под хвоей?

— Не знаю, милые. Тут сражался такой черненький, красивый парень. Прими, господи, душу его добрую.

— Вы здесь живете?

— Здесь, добрые люди, здесь.

— Вы видели, кто его убил?

— Солдаты с кокардами. Они на конях приезжали сюда. Он миленький один, а их было много. Стрелял паренек, шестерых свалил.

— Вот что, мамаша, не сможете ли вы съездить или сходить в Сим? У парня осталась мать, расскажите ей обо всем. Мать перевезет его в Сим. Парня звали Петром. Вот адрес его матери.

— Схожу, милые, схожу. А вы кто?

— Мы красные.

— Слава богу, скоро, значит, конец белым.

— Скоро, мамаша. А пока прощайте. Белым не сказывайте, что мы были, а то и мать убьют.

— Будьте спокойны, не выдам.

Партизаны вернулись в Широкий дол.

— Ну, разведчики, теперь докладывайте, — потребовал Масленников.

— Мы хотели сражаться, но Егоров нас прогнал, говорит, бегите в штаб.

— Где вы побывали, с кем встречались?

— Мы встречались с миньярцами и ашинцами. Они рассказали нам, что наши наступают, что к ним приходил из Красной Армии Туманов. Это миньярский большевик. Он увел с собой первый раз 39 человек. Потом пришел еще и увел 150 человек. Первые перешли фронт хорошо, а о вторых еще не знают.

— Вот это новость! Значит, фронт недалеко.

— Ну, а вы что принесли из Катава?

— Мы, — ответил Яковлев, — договорились с катавскими большевиками собрать в начале мая конференцию подпольных организаций Усть-Катава, Катав-Ивановска, Сатки, Юрюзани, Миньяра, Аши и Сима. Борцов обязался созвать делегатов с той стороны, а мы с этой.

Выслушав сообщения разведчиков, партизаны снова разошлись. На прощание Масленников сказал:

— Я встречался с Рындиным. Он рекомендует каждую ночь прощупывать белобандитов в поселке, держать их все время в страхе. Мы с Соколовым сделали одну такую разведку. Ох и всполошились бандюги. Однако за нами не погнались, трусят. Но этот факт на первой казарме говорит о том, что они ищут нас. Будьте осторожны.

* * *

Когда мартовское солнышко пригрело и снег растаял в лесах, обнаружились следы колчаковских преступлений, скрываемые суровой зимой.

На подошве Лысой горы, вблизи посеки Курчатова, люди увидели изуродованный труп. По голове, отделенной от туловища, они узнали Минцевича, бывшего председателя завкома профсоюза.

Путники, проезжавшие по уфимской дороге, наткнулись на трупы солдат около Глиняного ключа.

В поселке зашумел народ.

В воскресенье ранним утром около кудрявых елей у Глиняного ключа, что в трех верстах от Сима, собрались тридцать мужчин с лопатами и кирками. Они скинули верхнюю одежду и начали копать глубокую яму.

Солнце скоро поднялось над лесом. Часам к двенадцати на лесную поляну пришли из поселка женщины и мужчины, молодые и старые, около тысячи человек. Партизаны на всякий случай расставили посты. Белогвардейцы, боявшиеся столкновения с народом, на похороны не пришли. Мужики подняли с земли трупы и уложили их в общую могилу. На холмик сырой земли, закрывшей неизвестных героев, поднялся бывший председатель Совета Чевардин Василий Андреевич. Народ сгрудился около него и затих.

— Товарищи, — обратился Чевардин, — в эту могилу мы с вами положили 27 братьев, расстрелянных колчаковцами. Сколько таких жертв? Не счесть.

Вы помните таких веселых, молодых и красивых, еще только вступивших в жизнь, Лиду Чевереву и Петю Егорова? Кто отнял у них жизнь? Вы помните отважных, сильных и смелых Василия Тараканова, Родиона Мосура, Александра Минцевича и Василия Разуваева. Кто их убил?! Их убили бандиты, защищающие интересы господ, интересы помещиков и капиталистов!

Товарищи, мстите убийцам, мстите врагам революции, врагам народа! Идите в наши ряды, в ряды борцов за свободу, за власть трудящихся! Близится наша победа. Красная Армия крушит колчаковскую сволочь! Наша освободительница скоро будет здесь! Помогайте ей всеми средствами! Все на борьбу с Колчаком!

Чевардин умолк. В толпе послышались рыдания.

— Не надо слез, товарищи! — крикнул Чевардин. — Мы привлечем убийц к ответу! Мы отрубим головы контрреволюционной гидре! А сейчас поклонимся погибшим и посвятим им прощальные слова:

— Вы жертвою пали в борьбе роковой
Любви беззаветной к народу…

Чевардин громко запел и из разных мест подхватили партизаны:

— Вы отдали все, что могли за него,
За честь его, жизнь и свободу.

Песня звучала как клятва. И эхо в дремучем лесу повторяло ту клятву.

* * *

Вместе с народом, возвращающимся с похорон, в Сим пришел начальник большевистской разведки Петр Усачев.

Он до позднего вечера переходил из дома в дом надежных земляков. И когда стало невозможным различить в темноте лица, Петр зашел в дом коменданта Изместьева.

— Добрый вечер вам, хорошие люди. Позвольте прохожему у вас переночевать, — сказал Усачев, приоткрыв дверь в избу.

— Петр?! — с изумлением тихо произнес Изместьев.

— Да я, Дмитрий.

— Заходи, закрывай. Зачем ты рискуешь?

— Не волнуйся, друг, тебя не подведу. Зашел в твой дом незамеченным. А у тебя, надеюсь, обысков не бывает?

— Обысков не бывает, пока доверяют.

— Почему пока?

— Да уже либералом обозвали. А я и в самом деле либерал. Сам-то ни в одной операции не участвовал и никого не избивал. Меня уже сняли с поста, хотят перевести куда-то. Что ты мне, посоветуешь, Петр?

— Переходи к нам.

— Нет, ваши не поверят мне: купеческий сынок, белогвардейский комендант. Надо как-то пережить и остаться в стороне.