Воспользовавшись отсутствием войска в поселке, «лесные люди» почти все побывали дома, запаслись теплой одеждой на зиму и продовольствием на ближайшее время. Многие из них остались на заводе.
Заведующие цехами знали возвратившихся, но молчали. Рабочие же встречали бывших красногвардейцев приветливо и, как обычно, в цехах в обед втягивали их в беседу.
— Интересно, мужики, какое же теперь правительство будет в нашей стране? — обычно первым начинал разговор старый кузнец Мызгин…
— А черт их знает, — сгоряча ответил кто-то.
— Нет, не черт, а газета знает. Она сообщает, што этих правительств целых три, — возразил один из бывших красногвардейцев.
— Это какие же? — допытывался Мызгин.
— Самарское, Екатеринбургское и Омское. А на днях объявили еще четвертое — Всероссийское.
— Вот, мать честная, и те правительства и это правительство. — Мызгин растерянно развел руками, чем вызвал общий смех.
— Значит, жди пятое, дядя Миша! Но им и пятерым не справиться!
— Ох-хо-хо! — потешались рабочие.
Вдруг кто-то заметил проходящую мимо женщину.
— Гляньте, гляньте, никак Матрена сюда пожаловала?
— Эй, Матрена, куда это ты направилась?!
— А вы чего ржете? — ответила Матрена и подошла ближе.
Никто не осмелился ответить, рискуя быть высеченным хлесткими словами Матрены, которую все знали, как очень резкую женщину, выпускающую сто слов в минуту.
— Молчите? А я бы на вашем месте не молчала. У них из рук вырвали невинных людей, упрятали их в тюрьму, хорошим людям там смертью грозят, а эти здесь сидят и ржут. Боитесь заступиться за своих друзей? Да какие же вы мужики? Я вот баба, а не струсила, когда моего племянника Ваську ни за что арестовали. Вырвала его из-под стражи. А вы? Послали бы своего человека в Уфу, взяли бы арестованных на поруки, спасли жизнь хорошим людям, а не ржали бы попусту здесь!
Матрена отчитала мужчин, плюнула и ушла.
Крякнули рабочие, но возразить не могли. Все молча поднялись и разошлись по цехам, но за мысль, высказанную смелой женщиной, ухватился председатель профсоюзного комитета Минцевич. Он подготовил прошение рабочих и собрал подписи. Они обращались к уфимским властям с просьбой освободить из тюрьмы симских рабочих, арестованных по недоразумению. Это прошение заверили в земской управе и со своими делегатами послали в Уфу.
Уфимские власти, игравшие в демократизм, отпустили симских рабочих на поруки общества, обязав их являться в «милицию» трижды в неделю.
Такая победа окрылила рабочих. Они еще больше уверовали в коллективную силу.
Все освобожденные вышли на работу. Заведующие цехами их приняли. Но Базунов, Рокутов и Жеребин усомнились в покорности освобожденных.
— Рабочие выхлопотали красных вожаков, теперь жди какую-нибудь заваруху, — говорил Базунов.
— Надо подорвать доверие к ним у заведующих цехами, — предложил Рокутов.
— Как это сделать? — спросил Жеребин, готовый к немедленному исполнению.
Главари белой дружины договорились подстроить формальный повод для ареста возвратившихся большевиков.
Однажды по механическому цеху пронесся слух о том, что большевики якобы хотят убить заведующего цехом Китаева. Этот слух встревожил всех. Китаев боялся ходить по цеху. Он останавливал каждого встречного и спрашивал: «Вы слышали, говорят, что меня хотят убить большевики, как вы думаете, правда это и за что?»
Явная провокация могла кончиться плохо. Большевики немедленно собрали всех рабочих цеха.
— Александр Васильевич, расскажи, кто тебе говорил о готовящемся покушении? — попросил Чевардин.
— Я, братцы, не знаю, сказать ли? Люди-то надежные говорили мне.
— Нет, это не надежные люди! Это провокаторы, подлецы! — кричали рабочие.
— Сказали мне об этом Девкин и Жеребин.
— А-а, сволочи! Не верь им, Александр Васильич.
— Проголосуем, кто за доверие Китаеву?
Все подняли руки.
— Смотри, Александр Васильич, верь нам!
Когда опустела заводская территория и в поселке вспыхнули огоньки, на пруду появилась лодка. Она тихо подплыла к плотине и, высадив пассажира около восьмигранной куполообразной избушки, удалилась в сторону Доменной горы. Высадившийся взял удилища, прихватил ведерко и поднялся на земляной вал.
— Эй, рыбак, ты куда? — окликнул плотинный сторож, вышедший из избушки.
— Я домой, Дмитрич. Мне здесь ближе. Пропусти, пожалуйста.
Сторож подошел ближе, посмотрел на бородатого, длинноусого мужика и спросил:
— А што же ты в лодке с ними-то не поехал?
— Да они поплыли к Доменной горе, а мне оттуда шлепать по грязи далеко.
— Ну уж ладно, иди.
Рыбак не спеша пошел через заводскую территорию в сторону проходной будки. Вдруг зазвенело разбитое стекло, хлопнула дверь в конторе, послышался топот. Рыбак бегом пустился в сторону конторы.
— Вот он, вот, держи! — кричал рыбак, зовя сторожа.
Сторож ринулся навстречу кричавшему, но он петлял между корпусами цехов.
В это время из конторы вышли двое с какими-то предметами. До их слуха донеслось:
— А-а, попался, мошенник! Зачем стекло разбил? Сюда, сюда, Михеич!
— Слышь, — сказал Усачев, — ловко он разыграл.
На крик прибежал плотинный сторож. Два сторожа встретились. Пока они разбирались, кто кричал, трое на лодке скрылись.
Сторож, вернувшийся в контору, не сразу понял, зачем потребовалось кому-то разбить стекло. Только утром, когда пришли служащие, он узнал причину.
— Где же машинка, где бумага, где копирка? — спрашивала машинистка.
— А-а, обманули старика! — взвыл Михеич.
— Кто обманул, в чем? — спрашивали служащие.
Старик рассказал о случившемся ночью. Между тем похитившие машинку и бумагу благополучно добрались до Широкого дола.
В цехах Симского завода, остерегаясь белой разведки, рабочие вспомнили былую практику осведомления друг друга… и пошли гулять рукавицы по всем цехам.
«Кто такой Колчак и что он несет рабочему классу? — читали рабочие. — Из всех царских генералов, поднявших знамя борьбы против русской революции, Колчак самый серьезный и самый опасный враг рабочего класса. Колчак — имя, знамя, вокруг которого собрались царские прихлебатели, фабриканты, заводчики, помещики, жандармы, дворянские пропойцы, распутники, попы, казнокрады всех сортов и рангов.
— Товарищи рабочие! Идет неприкрытое самодержавие, которое хочет в потоках крови потопить рабочий класс России, лишая его всех завоеванных свобод. Колчак объявил мобилизацию. Ему нужна армия душителей революции. Товарищи, неужели среди вас найдется тот, кто пойдет в армию Колчака и как палач поднимет руку против рабочих, против революции?
— Товарищи, мы — рабочие и зовем своих братьев рабочих на бой против помещиков, капиталистов и царских генералов! Долой контрреволюцию и ее агента Колчака!»
Листовки обошли всех рабочих проникли в поселок. Каждый встречающийся с другом спрашивал:
— Читал?
— Да.
— У тебя, кажись, Ванюшка призывного возраста?
— Да. Уже пирует с друзьями.
— Скажи ему, што призывной пункт в Уфе, а отсюда никто сопровождать не будет. Дорога до Уфы длинная. Ясно?
Друзья понимали друг друга с полуслова.
В поселке гуляла мобилизованная молодежь.
Комендант поселка Изместьев объявил приказ Колчака о мобилизации, известил каждого призываемого, указал сроки, место явки в Уфе.
В назначенный день из поселка по уфимской дороге и к железнодорожной станции потянулись подводы.
Очередная встреча Чевардина с Разуваевым была очень короткой. Начальник почты быстро сунул Чевардину бумаги и шепотом сообщил:
— Я переписал копии телеграмм, присланных Фирсову и Изместьеву: прочтешь, поймешь. А пока все. За мной, кажется, следят базуновцы.
Чевардин поспешно ушел с почты. Ему не терпелось прочесть полученные телеграммы. Пользуясь тем, что в этот день врач дал ему справку о болезни, Чевардин пришел домой. Дома его ждал связной из Широкого дола.