В дверном проеме стояла женщина. Высокая — одного роста с ним — и невероятно худая. Но она отнюдь не производила впечатления слабенькой. Большой нос, выдающийся вперед подбородок, тяжелые веки. Увядшее лицо и изящная, по-девичьи, точнее по-мальчишески, тонкая фигура. Женщина холодно смотрела на него.

— Мне нужен мистер Лэнвуд, — сказал он.

— Как ваша фамилия?

Неприязненный тон слегка обескуражил его.

— Я Майкл Удомо.

Она улыбнулась, протянула ему руку и в одно мгновение стала другим человеком — приветливым, излучающим тепло.

— Бывает, что люди приходят не вовремя, когда их не ждут. Входите!

Он пошел следом за ней по узкой лестнице.

— Это Майкл Удомо, — крикнула она.

Лэнвуд открыл дверь, выходившую на площадку.

— Здравствуйте, Майкл. Мы вас ждем.

Удомо очутился в узкой длинной комнате, забитой книгами, — только небольшое пространство над кушеткой было свободно от них.

«Неужели Лэнвуд все их прочел?» — подумал Удомо.

— Кофе, пожалуйста, Мери, — попросил Лэнвуд и притворил двери.

Удомо пересек длинную комнату и сел на кушетку между Мхенди и Эдибхоем. Выглядел Мхенди неважно. Мэби, что-то читавший за заваленным бумагами письменным столом, поднял голову.

— Привет, Майк!

— Привет!

— Я слышал, вы неплохо повеселились, — сказал Лэнвуд.

— Да, — ответил Удомо.

— Только смотрите не увлекайтесь. — Лэнвуд говорил отеческим тоном. — Нам надо делать дело. Для того мы и сидим здесь. А не для вечеринок. Мхенди иногда забывает об этом.

Удомо бросил быстрый взгляд на Мхенди, затем на Лэнвуда.

Мхенди выпрямился, расправил плечи.

— Может быть, начнем? — спросил Мэби.

Мхенди откинулся назад. Посмотрел на великолепно вычищенные ботинки Лэнвуда, сперва рассеянно, потом пристально. Ботинки были новые. Он взглянул на свои, старые, нечищеные, со сбитыми каблуками и обшарпанными носками. Скользнул взглядом по одежде Лэнвуда. Все новое, с иголочки. Внезапно он обозлился. Вскинул голову.

— Мне не нравится ваш тон, Том!

— В таком случае, подтянитесь — мой тон сразу изменится.

— Конечно, вам легко сидеть в Лондоне и изображать эдакого верховного судью.

— Полегче, Дэвид, — сказал Эдибхой.

Женщина внесла в комнату поднос с дымящимся кофе.

— Он первый начал, — огрызнулся Мхенди. — Издеваться над людьми — это он мастер. А вот попробовал бы он когда-нибудь руководить восстанием. И не из Лондона, где ему ничто не угрожает, а в самой Африке. Чтобы руководить восстанием, мало одних понтификалов да речей, произносимых с Олимпа. В Лондоне вам ничто не грозит. А вы поезжайте-ка в Африку! Да боритесь там! А потом возвращайтесь и тогда уж поучайте меня, толкуйте о дисциплине.

— Ах ты, господи! — язвительно воскликнула женщина. — Опять вы за свое, Дэвид! Вы бы лучше поменьше себя жалели, а то, пожалуй, плохо кончите, вы и пьете. Не вы первый, кому не удалось устроить переворот. Только вы бы его устроили, если бы нас слушали.

— Не вмешивайтесь не в свое дело, Мери, — оборвал ее Мэби.

Женщина с грохотом поставила поднос на стул и резко повернулась к Мэби.

— А почему, собственно? Или борьба за свободу — привилегия мужчин? Женщины тоже гибли за свободу — и, между прочим, не хныча и себя не жалея. — Она обозлилась не на шутку, лицо ее покраснело.

— Насколько я понимаю, вы и себя причисляете к этим героическим женщинам? — Мэби встал. Не обращая больше на нее внимания, он обратился к Лэнвуду — Я думал, мы собрались, чтобы обсудить важные дела. Если нет, я ухожу.

Женщина хотела что-то ответить, но сдержалась. Она повернулась к Лэнвуду. Все смотрели на него, ожидая, что он скажет. Лэнвуд узким длинным ножичком ковырял в трубке. Наконец он поднял глаза.

— Если выяснение отношений закончено, можно приступать к делу.

— Ты мне противен, Том, — крикнула Мери и выскочила из комнаты.

Удомо посмотрел на дверь.

— Не принимайте ее всерьез. — Лэнвуд сделал попытку улыбнуться. — Все женщины от природы чересчур эмоциональны.

Эдибхой вскочил, взял поднос и стал обносить собравшихся кофе.

Лэнвуд вышел из комнаты. Удомо нагнулся к Мхенди.

— Кто она?

Мхенди невесело рассмеялся.

— Читал его последнюю книгу?

— Нет.

— Дай-ка ее сюда, Пол.

Мэби взял со стола книгу и протянул Удомо. «Конец империи», Томас Лэнвуд. Удомо открыл книгу и прочел посвящение: «Дорогому другу и товарищу Мери Фельд, без чьей верной и вселяющей веру поддержки никогда не был бы завершен этот труд, как и все остальные мои труды». «Но ведь она его просто не уважает», — подумал Удомо.

Вернулся Лэнвуд.

— С ней вы сочли нужным наладить отношения, а со мной нет, — сказал Мхенди.

— Мы и так потеряли достаточно времени, — возразил Лэнвуд.

— Более чем достаточно, — с горечью сказал Мхенди.

— Так какого черта мы не начинаем? — раздраженно спросил Мэби.

— Да, там, где дело касается дисциплины и руководства, нам есть чему поучиться у коммунистов, — неожиданно вспылил Лэнвуд.

И Мхенди сразу смягчился. Он вдруг увидел настоящего Лэнвуд а, без привычной маски. На какое-то мгновение глаза выдали его: перед Мхенди был стареющий человек, неудачник, почти утративший веру в себя. Мхенди быстро взглянул на Мэби. Тот тоже видел. Зря все-таки он набросился на него. Том, как никто другой, нуждается в защите.

— Вчера вечером я разговаривал с Росли, — сказал Мхенди миролюбиво. — Он просил меня передать всем членам нашей группы приглашения на конференцию по вопросам колониальной политики. Сказал, что это даст нам возможность принять участие в определении политики. Конференция продлится два дня: субботу и воскресенье. Я за то, чтобы поехать, только надо заранее все обговорить и твердо держаться своей линии.

— Ага! — Довольная улыбка озарила лицо Лэнвуда. — Значит, не очень-то они в себе уверены. В противном случае не стали бы нас приглашать. Их империя рушится, вот они и ищут союзников среди лидеров своих подданных. Империалисты снисходят до приглашения нас только потому, что чувствуют — силой больше управлять нельзя. Ну так как, товарищи? Участвуем в конференции или нет?

— Я «за», — сказал Мэби, — и будем гнуть свою линию, как советует Мхенди. Что мы теряем?

— Согласен, — сказал Эдибхой.

— А вы, Майк?

Удомо неуверенно улыбнулся:

— Интересно, какую позицию займут англичане.

Совещание продолжалось. Они мечтали, строили планы час, другой, третий…

Но вот наконец все обсудили.

— Как будто все, — сказал Лэнвуд.

Они поговорили еще немного и распрощались с хозяином.

Уходя, они слышали, как в кухне гремит посудой Мери Фельд. Эдибхой крикнул ей «до свиданья». Она ответила, но не вышла проводить их. На нижней ступеньке лестницы Лэнвуд задержал Мхенди.

— Простите, что все так получилось. — Он сказал это вскользь, не глядя на Мхенди, словно речь шла о пустяке. — Она ведь не со зла.

— Ничего, ничего, — пробормотал Мхенди.

— Борьба должна быть выше личных отношений.

— Все в порядке, Том.

— Очень рад, что вы понимаете. Главное — борьба, все остальное — мелочи. Жаль, что никто из вас не может остаться… Знаете, я не принимаю женщин всерьез. Но без них ведь не обойтись. Надо только, чтобы они не мешали работе. — И он посмотрел Мхенди в глаза, чуть улыбаясь, держась очень прямо.

— Не будем больше об этом, Том, до свиданья!

Лэнвуд смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом. Потом медленно поднялся по лестнице и пошел назад в свой кабинет.

— Ушли? — крикнула Мери Фельд из кухни.

— Да, — отозвался он.

— Договорились до чего-нибудь путного?

— Да.

Он сел за стол и стал разбирать бумаги.

— Ну? Ты мне так ничего и не расскажешь? Или ты теперь думаешь, как Мэби: «Баба должна знать свое место»?

— Мне надо работать, Мери. Ты же знаешь, я должен писать статью. Завтра у нас обедает Удомо.