— Время покажет, добьемся мы или нет.

Он повернулся спиной к Мхенди и лорду. На него налетела танцующая пара. Он грубо — со злостью даже — отпихнул их. Мужчина начал что-то возмущенно говорить, но Удомо, не слушая, вышел из комнаты. До него донеслись голоса из кухни, и он направился туда. Там Лоис с Эдибхоем уговаривали Джо, которая успела уже допиться до слез, съесть что-нибудь. Увидев Удомо, Джо встала, покачнулась и повалилась ему на грудь.

— Никто меня не любит, — плакала она. — Никто не любит. А вы любите? Сильный, большой Майкл Удомо, вы будете меня любить? Будете? Вы любите меня?

Колени ее подгибались, она почти висела на нем.

— Совсем пьяная, — сказала Лоис. — Ешь, когда тебе говорят!

— Не буду, — сказала Джо.

— Ну ради меня и ради Майкла, — уговаривал Эдибхой.

— Не буду. Никто меня не любит.

— Любим, любим, — сказала Лоис.

— Неправда! Я молодая, я красивая, а любят они вас… Все любят вас. Меня никто не любит…

Она начала рыдать.

Вошел Пол Мэби.

— Что тут происходит?.. А-а…

— Может быть, вы, Пол, ее уговорите?

Он обнял девушку за плечи.

— Пошли, Джо. Выйдем на минутку в сад. Я очень хочу есть, только сначала надо подышать свежим воздухом. Пошли!

Пол повел ее к двери. Она послушно вышла с ним.

— Слава тебе господи! — сказала Лоис.

— Он заставит ее поесть, — сказал Эдибхой и пошел в гостиную. Лоис посмотрела на Удомо.

— Что с вами?

Он улыбнулся. Хмурое выражение сошло с лица.

— Так, немного поспорил…

Она искоса взглянула на него. Вот теперь он, кажется, совсем освоился, почти совсем.

— Сейчас я сварю кофе, — сказала она. — Садитесь!

Он следил за ее движениями. Через закрытые двери долетали приглушенные звуки музыки.

— Я хотел спросить вас про пальто, — сказал он.

— Оставьте его себе.

— Но…

— Вас беспокоит, что скажет мой муж?

— Да. Оно может понадобиться ему.

— Не понадобится. Он не вернется.

Она понимала, что он хочет спросить ее о муже. И знала, что не спросит.

— Значит, я могу носить его?

— Вели оно вам нравится.

— Очень нравится. У меня сейчас туго с деньгами.

— В таком случае оно ваше.

— Благодарю вас.

Она стала разливать кофе.

«А с ней хорошо, спокойно», — думал Удомо.

Вернулись Мэби и Джо. Холодный ночной воздух немного протрезвил ее. Она ступала тверже. И лицо стало осмысленнее.

— Теперь надо что-нибудь съесть, — сказал Мэби.

Лоис налила им по чашке кофе. Вошел Эдибхой.

— Выпьем кофе — и домой.

Лоис ощутила на себе взгляд Удомо. Она быстро посмотрела на него. Их глаза встретились. И оба почувствовали, что Мэби наблюдает за ними. Внезапно Мэби усмехнулся едва заметной, растерянной усмешкой, таившей в себе беспредельную грусть. Он быстро выпил кофе и встал.

— Пора по домам, друзья.

— Я хочу спать, — хрипло сказала Джо Фэрз.

Она встала, пошатываясь, сделала шаг и плюхнулась на колени Удомо. На его лице появилось отвращение. Он чуть не столкнул Джо с колен, но ее подхватил Эдибхой и вывел из кухни.

Мэби и Лоис наблюдали за Удомо. Но он сразу же овладел собой. Лицо стало непроницаемым.

— Беспомощность бывает неприятна… — мягко сказала Лоис.

— Дело вовсе не в этом, — быстро ответил Удомо.

— Да, — кивнул Мэби, не сводя глаз с Лоис. — Дело не в этом.

Лоис вдруг почувствовала, что ее припирают к стене. И решила не сдаваться.

— А в чем же?

Удомо встал, собираясь уходить.

— Просто я не привык к женскому обществу…

В кухню заглянул Эдибхой.

— Все в порядке, Лоис. Немного погодя укройте ее потеплее. Поехали. До свидания, Лоис, и большое спасибо.

— Спокойной ночи, — сказал Удомо. Он вышел, так и не взглянув на нее.

— Я сейчас догоню вас, — крикнул Мэби. — Лоис…

— Да? — Надо бы пойти посмотреть, как там остальные. Внезапно она почувствовала смертельную усталость.

— Вы уже давно знаете нас — всех вместе и каждого в отдельности… — Он пожевал нижнюю губу.

— И что из этого?

— Не торопите меня.

— Меня ждут гости.

— Как-нибудь обойдутся без вас еще минутку.

— Я устала.

— Да, конечно… Вы уже давно знаете нас и знаете, что нас связывает. По доброй воле — если, конечно, таковая существует — мы решили посвятить свою жизнь высокой цели. Мы хотим завоевать свободу целому континенту. Во имя этого мы живем. Как-то мне сказали, что выражение «потерянное поколение» относится именно к нам: мы оторвались от своего народа и не нашли места в вашем мире…

— Зачем сейчас об этом?

— Затем, что вы — чудесный человек, Лоис. Вы были нам добрым другом. Я знаю вас, Лоис, милая вы моя. И я не хочу, чтобы за добро мы отплатили вам злом.

— Понимаю…

— Понимаете ли? Возьмите хотя бы этот случай с Джо… Мы живем, собрав всю свою волю в комок.

Струны натянуты туго. Слабости не должно быть места. По-моему, мы в значительной степени восприняли идею коммунистов относительно целей и средств. Чтобы освободить Африку, мы должны подчинить чувства воле.

— Вы говорите как-то очень уж горько для претендента на роль освободителя.

Мэби невесело рассмеялся.

— Не забывайте, что я вам сказал, Лоис. Я и сам его немного боюсь. Но я мужчина, а вы женщина, познавшая муки одиночества…

— Что вы, Пол!..

— В нем чувствуется неистовая сила, это должно импонировать вашему трезвому, спокойному уму. Я постараюсь узнать его поближе. Он может стать искрой, которая зажжет нас всех.

— Вам пора домой, Пол!

— Всего хорошего, дорогая.

Мэби ушел. Лоис сидела, облокотившись о стол. Все это, конечно, вздор. Но Пол — человек проницательный. Он все понимает. Освободители континента! Мужчины так глупы. По-настоящему важно только одно — освободить сердце и ум от страха. А этого, самого главного, никто из них не понимает. Даже Пол, при всей своей проницательности. Вопреки своей проницательности. А тот, второй, этот Майкл Удомо… Лоис собралась с духом и пошла в гостиную. Там все еще веселились гости. Мхенди танцевал. Он танцевал только, когда бывал совсем пьян. Еще один освободитель! Нет, Пол не прав относительно целеустремленной воли и связанной с ней холодной расчетливости. Вот он, освободитель, танцует пьяный, как все смертные, — самый обыкновенный человек, придавленный своим горем. Ну а тот, другой, мог бы он?..

Кто-то обнял ее за талию. Она пошла танцевать.

Лэнвуд занимал трехкомнатную квартирку на территории бывших королевских конюшен, по соседству с парком Хэмпстед. Его квартира — как и все прочие в этом дворе — была расположена над гаражом. В полузабытые теперь времена британской славы, когда королева Виктория владела самой могущественной державой на земле, гаражи эти были конюшнями, а в комнатах над ними жили конюхи, каретники— словом, все, кто обслуживал выезды придворной знати.

Во дворе, вымощенном булыжником, до сих пор сохранились водопойные желоба. В теплые дни короткого лондонского лета мальчишки пускали там кораблики.

Колючий северный ветер, дувший много дней, наконец стих. Потеплело. Апрель наконец вел себя, как подобает апрелю, — давал понять, что лето не за горами.

Удомо остановился у ворот и посмотрел на клочок бумаги. Должно быть, здесь. У противоположного тротуара он увидел машину Эдибхоя. Все правильно — здесь! Он вошел в ворота. Каблуки зацокали по булыжникам. А ходить по ним довольно-таки неудобно. Эдибхой говорил, что квартира находится в самом конце двора, слева. Он нажал кнопку звонка, под которой было написано «нажмите», и услышал слабое дребезжание, донесшееся откуда-то издалека. Повернулся спиной к двери и стал ждать, наблюдая, как у гаража напротив какой-то англичанин трет свой блестящий черный автомобиль. Этим людям, по-видимому, доставляет удовольствие самый процесс работы. Автомобиль и без того сверкает. Интересно, что вы думаете обо мне, а, мистер? Еще одна черная образина, проклятый черномазый? Напрасно Мэби даже в шутку употребляет это слово. Оно звучит оскорбительно. Надо будет сказать ему. Внезапно он почувствовал, что за спиной у него кто-то есть. Он быстро повернулся.