Через несколько минут Лиза и Лихогон синхронно распахнули двери в приемную. Она – ту, что вела из кабинета, он – с улицы.

– Ничего себе! – незаметно шепнула я Лизе, протаскивая мимо неё пылесос, – Всего на одну секунду б позже и…

– Лизонька, мне чаю, пожалуйста… – по утрам Лихогон не приступал к работе, пока не выпивал залпом стакан охлажденного зеленого чая, – Катя, прошу вас, не включайте эту штуку сейчас, – кажется у Лихогона просыпалась какая-то странная пылесософобия. В любом случае, при шефе, я старалась вычищать пол щеткой, – Мне нужно сосредоточиться.

Я послушно оттарабанила орудие труда обратно в приемную и взялась за щетку. Лиза хлопотала вокруг Лихогона.

– Господи боже мой! – раздалось нервное восклицание начальника из кабинета через несоклько минут, – Кто ж знал, что вы это тут оставите!

Предчувствуя самое худшее, я помчалась к Петру Степановичу. Так и есть! По-другому и быть не могло! Споткнувшись об оставленную мною посередине кабинета корзину для мусора, г-н Лихогон потерял равновесие и обильно полил чаем свой стол. Сколько раз говорила я Георгию, что камеру лучше поместить в противоударный и водонепроницаемый корпус! Когда же, наконец, этот Георгий начнет меня слушаться!

– Чай был с сахаром? – и сама поражаясь нелепости такого вопроса, поинтересовалась я.

– К сожалению, – запричитала Лиза, – Обычно Петр Степанович пьет зеленый чай без сахара, но на этот раз ему захотелось…

Дослушивать я не стала. Схватила со стола свои вещи и кинулась к умывальнику. Просто помешательство какое-то нашло. Казалось, что чудо техники срочно нужно отмыть от липких чаинок. Этой помывкой, как выяснилось позже, я нашу камеру и доконала. От обычного чайного душа она могла еще и оправиться, потеряв, конечно же, при этом, отснятый материал… Но вот от последствий моей тщательной очистительной работы спасти чудо техники уже не удалось.

– Давайте я посмотрю часы, – любезно предложил Лихогон, стараясь загладить собственную вину. Для этого он специально пожертвовал несколькими рабочими минутами и вышел в приемную.

Я вздрогнула. И что теперь, спрашивается, отвечать?

– Не стоит беспокоиться, Петр Степанович, – нелепо запричитала я, – Отнесу их часовщику…

– Нет уж, покажите, – настаивал начальник, кажется даже заподозрив что-то, – Не люблю наносить ущерб…

Я решила атаковать. Лучшая защита в фехтовании взаимными любезностями – это нападение.

– Это я не люблю наносить ущерб! – перебила Лихогона я, – Споткнулись-то вы из-за оставленной мною корзины.… Ах, если от чая пострадали какие-то важные бумаги.… Простите меня. Если нужно, я возьмусь все их перенабрать. Напечатать заново.

– Спасибо, не нужно. Все в порядке, – Лихогону идея моего допуска к документам понравилась почти так же, как мне мысль о его взаимодействии с моими чудо-часами.

– Нет-нет. Моя вина, значит…

И тут я застыла с открытым ртом. Меня настигла важная мысль. Внезапная четкость воспоминаний не оставляла других вариантов трактовки ситуации. Дело в том, что я не оставляла корзину посередине кабинета. Забрала пылесос, небрежно отпихнула корзину в угол. Я ведь точно помню!

“Стоп-стоп-стоп! Меля говорил, что прибор этот он собирает не впервые. Причем именно в таком варианте – именно в таких часах. Кому еще в этом городе могла понадобиться такая специфическая штука? Качество съемки ведь отвратительное. Главный акцент – на габаритах аппарата и возможности его программирования. Специфически шпионская штука”.

Далее работали уже не мысли, а моё воображение.

Лихогон, конечно же, знаком с Мелей. Конечно же, знает обо всем ассортименте чудо– изобретений. Да что там! Сам Лихогон, наверное, и придумал этот замечательный вариант: вмонтировать камеру в часы. Придумал, заказал, использует.… И тут вдруг видит такие же часы у себя на столе. Лихогон тут же решает перестраховаться. Что стоит пододвинуть корзину с мусором себе под ноги и изобразить внезапный приступ близорукости. Нет, испортить прибор он и не надеялся – тут уж я сама постаралась со своим мытьем. Лихогон попросту хотел иметь право исследовать часы. Якобы, в надежде починить их, а на самом деле желая установить истину об их содержимом. Раз я так рьяно не отдавала часы, – значит, что-то здесь нечисто.

“Пора завязывать с этим заданием. В темпе находить все необходимое и сматываться. Лихогон явно о чем-то догадывается…”

В качестве подтверждения моей гипотезы, Петр Степанович, подозрителньо сощурившись, уставился на меня. Руки его при этом барабанили пальцами друг о друга, а губы шевелились. Казалось, будто Лихогон – шаман какого-то древнего племени, нечаянно переместившийся во времени. Мне сделалось совсем неуютно.

– Петр Степанович, не смотрите на меня так, я вас боюсь. Не хотите, – не буду перенабирать документы, – я попыталась разрядить обстановку.

– Боитесь? – Лихогон рассеянно глянул на Лизу, – Вот уж не думал, что могу производить на людей такое впечатление. Даже Лизавета вон не боится. А вы, Катя, вроде побойчее будете…

– Ах, вы мне льстите. Побаиваюсь иногда, разумеется, – зачем-то вмешалась в разговор Лиза, и я окончательно сформулировала для себя главную её проблему: Лихогон производил на бедную секретаршу столь сильное впечатление, что при виде него, она терялась и вела себя как полная дура.

Лихогон хотел что-то ответить, но передумал. Коротко кивнув, он отправился в свой кабинет сосредотачиваться. Я тут же плюхнулась в кресло и достала вязание.

– Ой, – Лиза рассматривала в зеркало свои полыхающие щеки, – Слушай, я ведь даже причесаться не успела. Как думаешь, он заметил, какая я растрепа?

– Нет, – честно ответила я, – Думаю, он твою голову вообще не заметил. Думаю, он считает, что у тебя вообще нет головы.

– Это еще почему?! – Лиза растеряно уставилась на меня.

– Потому что голова дается в его понимании для того, чтобы думать. А ты в присутствии Петра Степановича ведешь себя совершенно бездумно.

– Почему? – Лиза была готова разрыдаться.

– Не знаю, – я демонстрировала верх жестокосердия, – От любви, наверное. Потому что, вообще-то, ты баба не глупая. Я ж с тобой уже достаточно пообщалась. И он бы, если б пообщался, тоже бы понял. Но ты же делаешь это невозможным. Ты же первыми же своими фразами отбиваешь всякую охоту и близко к тебе подходить…

– А я все думаю, зачем ему прорубать второй вход в свой кабинет понадобилось, – пробубнила себе под нос Лиза, пытаясь в шутках утопить собственное отчаяние, – Теперь ясно. Чтоб избежать необходимости каждый раз мимо меня проходить … Может, мне встать под тем запасным выходом и подождать, пока Петенька куда-нибудь соберется выходить. Представляешь, веселье. Он открывает дверь – а там я. Он закрывает её, бежит в приемную. А тут опять я. Он, бедный, в обморок свалится от такого нашествия неинтеллектуалок.

– Раздвоишься ты, что ли? – не поняла я.

– Нет, просто через окно в приемную влезу. Это быстрее, чем сквозь кабинет проходить. Проверено опытом. Я как-то от уличных дверей, заслышав, что меня сейчас будут просить кофе сделать, сиганула к себе в приемную через окно. … И успела до того, как Петя ко мне вышел.

– Ты подслушивала, что ли? – с нескрываемым восхищением поинтересовалась я.

– Ну.… Почти… – Лиза решила, все же, объяснить, – К Петеньке как-то клиент приходил. Господин Пёсов.

Я чуть не выронила клубок. Значит, всё-таки верно. Значит, ЛжеКузен обслуживается у Лихогона…

– Кто?!?!

– Пёсов. Это клиент наш один. Он с такой молодой и красивой девушкой зашел.… Так вот, я, стыдно признаться, при мысли, что эта девушка и мой Петя сейчас общаться будут что-то такое плохое почувствовала, что обезумела моментально. Сквозь эти двери, – Лиза кивнула на дверь кабинета, – Ничего не слышно и не видно. А сквозь уличные, которые летом у Петра всегда чуточку приоткрыты, можно и подглядеть…

– И что?

– Показалось, – Лиза и не подозревала, как важны для меня её ответы, – Говорили только о делах.