– Какой город, надо отпрашиваться, а тут и так бочки катят.

– Кто катит?

– Да кто? Второй механик. Сегодня на разводе спустил на нас собак, орал – то не так, это не так. Чай, видите ли, ушли пить на целых сорок минут в рабочее время. Мы только и отлучились на пять минут всего. А он проснулся и звонит деду: целых сорок минут Иваныч отсутствует. Я заткнул ему горло, а что терять? Что молчать? На переходах сам спит в Центральном посту. Проходишь мимо, заглянешь через стекло, а он похрапывает в кресле. А потом шпионит да докладывать бегает к первому. Спишусь я. Вот придем из рейса, пойду в кадры, попрошусь на другой пароход. Заметили, наверное, обстановка в этом рейсе нервозная. Какая перестройка! Все боятся. Раньше было – на собраниях и то и это. Говорили, обсуждали открыто. Сейчас предупредили – писатель с нами! Как-то работаем на корме. Анатолий Иванович варит. А второй наблюдает с верхнего мостика – один глаз да кепочка торчит, целый час наблюдал из укрытия.

– Второй, я видел, баню себе варил. Сварил?

– Все сделал. Говорит, оформлю документально, что изготовил из своего материала.

– Он что выплавил его – свой материал!

– Наверно, «выплавил».

Проникаюсь и я грустным настроением Крикова. Рассказать бы ему о своих печальных проблемах. Да ладно, как-нибудь уж повременю, потерплю. Мне важно сейчас поглубже проникнуться пароходными заботами. Понимаю, что существует масса приемов избавиться от неугодного человека, поднявшего вдруг голос правды. Ну, например, написать характеристику в партком, где указать «склонен к употреблению спиртных напитков». Это можно вписать едва ли не каждому здоровому моряку. В той или иной мере многие употребляют, что тут ханжествовать! Или списать через поликлинику, через медкомиссию, где «задробят» по здоровью. Можно создать «мнение», устроить невыносимые условия жизни в экипаже.

Словно угадав мои мысли, электромех продолжает:

– Вот когда характеристику человеку станет гласно выдавать экипаж на общем собрании, а не келейно решать два-три человека, тогда дело как-то может измениться. Сколько опытных специалистов пострадали от произвола судовой администрации и работают сейчас, на берегу. Опытные боцмана, мотористы, электрики! Честный, работящий человек, видя несправедливость, а то и воровство, не может молчать. Например, артелка. Можно получать продуктов меньше, а разницу делить – тратить на приобретение барахла, содержание буфетчиц-любовниц. Культфондовские деньги тоже никто не контролирует. И находятся они в ведении первого, когда культфондом должен заниматься профсоюз. Спишусь я.

– Да ладно, Виктор Иванович, – говорю, – вот придем домой, а скоро будем дома, там все и обустроится. Понимаю, сам бывал в долгом рейсе – около шести месяцев кряду. И замётил, что к концу третьего атрофируются не только все мужские желания, но люди начинают катить друг на друга бочки. Это ж биологически объяснимо. Давайте о чем-нибудь веселеньком, отвлечемся. Мне вот недавно, еще до размолвки, начальник рации рассказал анекдот. Мореман вернулся после рейса домой, пошли с женой в ресторан. Там прилично врезали. Когда вышли из ресторана, он говорит: «Ну куда пойдем?» Она: «Пошли ко мне, у меня муж в море!»

– Да-а. А вот я расскажу не анекдот, а из жизни. Стояли мы в Ильичевске. С неделю. Ко многим приехали жены из Питера. Капитан вообще был сторонник того, чтоб жены приезжали, а не шастали моряки по девочкам ресторанным. Ну, значит, приехали. Многие пошли посидеть в ресторане вечерок. Пошел и я со своей подругой. Когда выпили, когда уж ресторан зашумел-загремел и дым коромыслом, гляжу с ближнего столика мигает мне одна. Ты, мол, брось ее, пошли со мной. «Брось» – это о моей жене. Жена, как всегда, мало что замечает вокруг себя. Но, гляжу, шеф-повар наш Вася клюнул, порулил к тому столику, к теткам. Я улучил момент, подошел к Васе, а надо сказать, мужик он в плечах, как шифоньер, морда – во! Здоровяк. Я и говорю ему: «Куда ты лезешь, к тебе жена должна подлететь не сегодня-завтра!» «Ниче, ниче!» – Вася уже на рогах. Пошел он, как бык на красную тряпку. «Ты ж, – говорю, подхватишь!» «Ниче, ниче!» – балдеет Вася. Ну проводил он одну, на пароходе, естественно, не ночевал. А на следующий день жена его прилетела. Все чин-чином пошло, как и всегда. Выстояли мы неделю, проводили жен домой, а сами снялись в Турцию. Через полтора суток стоим в первом турецком порту, грузимся. Тут и заваливает ко мне Вася: «Старик, однако, я подхватил. Потекло». Покажи, говорю. Гляжу, и верно потекло.

Он что ко мне пришел? Знал, что все друзья у меня доктора, сам кое-что кумекаю в медицине, а доктора на борту у нас не было. Медициной заведовал старпом. Идти к старпому – труба! Неизвестно, чем все кончится: либо домой отправят с попутным судном, либо запросят по радио рецепт лечения. А то, что от камбуза освободят и переведут в матросы, это как ясный день. Ну, говорю, допрыгался! Предупреждал же я! С женой-то спал? «Спал». Попробуем что-нибудь придумать. Но! Но никому ни слова. Жена, конечно, будет тебя пытать, отрицай все, не признавайся, вплоть до развода. Понял? Если хочешь меня не подвести и не было огласки. «Понял», – говорит. Рядом с нами еще стоял наш пароход. Пошел я туда. Там докторица была. Выложил ей, как на духу. Так и так, говорю, лекарство у нас есть, а как им пользоваться? Объяснила она все, дала ампулы, шприц. Уколы надо ставить. А у него обычно по вечерам толпа собиралась чай пить, травлю давать. Гони, говорю, придумай что-нибуть, притворись, но гони! И чтоб к моему приходу инструменты – шприц, иголки были приготовлены.

Ходил я к нему так несколько вечеров.

– В вену кололи-то?

– В какую вену! Обычные, под кожу, в задницу. Прошли какие-то дни. И он получает радиограмму от жены, где было: «.нахожусь в больнице». Ну тут и вовсе за голову он схватился: как с ней объясниться? Не признавайся, говорю, ни под каким соусом. Стой на своем: ничего не знаю, ничего не было! Идем мы домой. А тут Васе новая телега: зайти в отдел кадров пароходства! Ёе, мое!

Вот, что, говорю, я позвоню по приходу знакомому доктору, поезжай к нему, он тебя проверит – вылечился или нет? Потом срочно зайди в поликлинику, возьмешь там справку, а потом уж в полном алиби и вооружении зайдешь в кадры и с женой встретишься. Ну так бы и было. Пришвартовались мы, он вышел к трапу и заполошно бежит ко мне назад: «Она на причале стоит. Что делать?» Что делать, что делать? Ты, говорю, ни в коем случае не должен с ней в кровать ложиться, пока не убедишься, что здоров. Притворись, сваляй дурака, напейся, в конце концов, но никакой с ней супружеской постели. Ну на второй день он мне рассказывает: жена пошла в больницу по какой-то своей старой женской болезни. Обследовали, глянули: «Да у тебя, милочка, запущенный триппер!» А там, у врачей, пока не назовешь с кем спала, лечить не будут. С кем спала? С мужем. Ага! А где он? В море. В море? Ну ладно. Тут она, рассказывает Вася, с приступом ко мне: где поймал, с кем спал, меня опозорил! Я, говорит Вася, совершенно здоров, ничего не знаю, может, ты сама где. Я тебе покажу – сама. Всю задницу исследовала ему, нет ли следов от уколов? Но к тому времени – какие следы. Время прошло, затянуло. Вася потом к врачу все же сходил, справку получил – полное алиби. Но она все ему не верила, все выпытывала. Да и жизнь у них наперекосяк пошла. Впоследствии она сама стала ему рога ставить.

– А что сейчас – разошлись?

– Да нет, так и живут, продолжают.

– А что вы так скрывали свое эскулапство?

– Как что? Да если бы в команде узнали, что я лечу триппер у повара, тут не только бы повара, меня бы самого разорвали, да за подпольное лечение – что? Срок! И это может быть. Но Вася все же где-то, когда-то, может, за рюмкой кому-то проболтался. Как-то приходят жены наши на пароход, была и Васина Верка. Сидят в салоне, я зашел туда, начал говорить комплименты Верке: как похорошела, да какая красивая! Всякой женщине приятно так обмануться. Ну а Верка произносит: а я на тебя, Виктор Иванович, все же зуб имею. Тут и взяло меня подозрение: где-то сболтнул, может, Вася кому из матросов, а у тех тоже жены и они общаются. А потом еще как-то стоим на палубе, говорю одному матросу: осторожней, а то травму получишь, кто лечить будет. А он мне: ты и будешь лечить! Со значением сказал, мол, говори, командуй, но ты на крючке у меня на всякий случай! Вот они морские «взаимоотношения». Держи ухо востро, не расслабляйся, здорово не высовывайся, а то продадут, заложат с потрохами.