Мюренн, стоя на пороге библиотеки, вся сжалась и пыталась прикрыться. Хотя, что там было прикрывать? Свитер был немного мал в груди, а дальше все очень даже ничего: он нигде не задирался, и вырез был нормальным. «Очень даже ничего... Чего! Именно чего!»

Ее длинные густые волосы сейчас не были спутанными, не были тусклыми из-за соленой морской воды. Они сейчас мягкими волнами падали ниже талии. Они были, как огонь. Они тягуче стекали по ее фигуре, как расплавленный докрасна металл. Цвет лица был еще бледным, но на щеках появился зародыш румянца. А Патрик стоял и рассматривал ее с приоткрытым ртом. Только миссис Макгир сдерживала улыбку.

– Мэри, мы сначала позавтракаем, – с трудом выдавил из себя хозяин дома после того, как тихо, едва слышно, клацнул зубами, закрывая свой так некстати открывшийся рот. «Мало того, что чувствую, так еще и веду себя, как идиот», – недовольно подумал мужчина. – А потом прогуляемся. – «Что она ест на завтрак? Надо что-нибудь попроще, наверное. Кофе она вряд ли пьет... Она его и не пробовала, скорее всего, ни разу. Бароны, простолюдины и все дела... Это еще до Колумба, кажется...» – Приготовь чай, омлет, бекон и так далее... Бутерброды, наверное. Я не знаю! Мне кофе. Накрой в малой столовой.

– Хорошо, Патрик. Я только...

– Мэри, я разберусь, – нетерпеливо перебил мужчина. Скорее всего, он был непростительно груб с женщиной, которая стала ему второй матерью, подумалось ему, когда миссис Макгир кивнула и вышла из комнаты, в которой воцарилось глубокое молчание.

Тишина правила здесь достаточно долго, чтобы из задумчивой превратиться в жуткую. Или так показалось только Патрику, который невидящим взглядом уставился в пол и безрезультатно пытался привести в порядок свои мысли, которые разбегались, как тараканы при свете?

Зачем он сюда пригласил девушку? Это было бессмысленно. Во всяком случае, сейчас, пока мужчина еще не решился высказать свои предположения: чувствовать себя глупо – одно, а вот выставлять себя глупцом...

Когда Патрик наконец-то более или менее собрался с мыслями, девушка же уже не стояла и не жалась возле двери. Она, словно завороженная песнями и плясками лесных эльфов, рассматривала библиотеку своими большими разноцветными глазами. Восхищенный вдохновенный взгляд плавно переходил от одного стеллажа к другому, гостью охватывал восторженный трепет, у нее даже рот приоткрылся. «Наверное, именно в таких случаях говорят: как ребенок в кондитерской».

– Так много книг! – В ее голосе было столько благоговения и в то же время удивления! Что на секунду и сам Патрик удивился размеру своей библиотеки.

Хотя чему было удивляться? Если и без того обширную коллекцию книг начал активно пополнять еще его прапрадед, который любил чтение больше, чем работу. Из-за его безалаберного ведения дел и огромных трат на редкие экземпляры самых разных книг, в семейном бюджете появилась огромная дыра, которая росла с каждым годом, вплоть до того дня, когда старик умер, и обо всем стало известно сыну. Все поместья к тому моменту пришли в упадок. В итоге прадеду достались баронский титул, библиотека и долги. Но, нужно отдать должное Гарретту О’Браену: в память о дорогом, хотя и экстравагантном отце, он не продал из богатой коллекции ни экземпляра. А ведь и четверти было бы достаточно, чтобы покрыть все долги семейства.

Мюренн подошла к одному из стеллажей и осторожно с особым благоговением, едва касаясь, провела кончиком указательного пальца по корешку коллекционного издания Диккенса. «Было ли столько восторга в глазах Киана О’Браена?»

– Даже у нашего англичанина столько нет! И в церкви тоже!

– Это все собиралось долгое время. Очень долгое. Сколько вам лет?

Девушка покраснела. «Неужели и тогда свой возраст скрывали? На вид ей лет... – Пат прищурился, разглядывая гостью: – Года двадцать три. Двадцать пять самое большее».

– Я сама отказалась идти замуж. – В словах, в позе, во взгляде – во всем чувствовалось напряжение, будто тема эта для нее особенно болезненна.

Что же чувствовал в этот момент невольный спаситель? Возможно, удивление. Ведь он как-то и не задумывался, что она может быть замужем: «А ведь тогда, действительно, лет с пятнадцати замуж выходили...»

– Я не про это спрашиваю. Если тебя будут разыскивать... Мне нужно знать, сколько тебе лет.

– Искать? Кто меня будет искать? Ох! Моя лошадь, наверное, домой сама вернулась! – «Лошадь... Бароны... Простолюдины... Рыцари...» – Мне двадцать три. – «А я угадал!» – Патрик широко по-мальчишески улыбнулся, как и всегда, когда решал какую-нибудь задачку или отгадывал загадку. Мюренн же только еще больше нахмурилась, и мужчина смутился: «Идиот. Какая вообще разница: угадал или нет?»

– Вы думаете, что вас сейчас не будут искать?

– А вы ищете кого-нибудь, если во время шторма лошадь прибежала одна? – «Действительно, Пат, если лошадь одна... Конечно, ищем!»

– Вообще-то, да! И вас, я думаю, будут искать ваши родители...

– У меня нет родителей. – Эта фраза не просто перебила поток его оптимистичных планов, она выдернула его из реальности, или, наоборот, вернула в нее, отчего ему стало не по себе. – Меня вырастила старуха Винни. Она и научила меня всему. Жаль только читать не умела... – В голосе девушки слышалась очень сильная тоска и грусть, сожаление. Все эти чувства были доподлинно знакомы Патрику О’Браену с пятнадцати лет. Одна лишь тоска была знакома ему гораздо раньше, задолго до всего. – У вас так много книг. Вы умеете читать? – «Ну, если тебе, Патрик, надо было больше доказательств…» Ответить на этот вопрос оказалось неожиданно сложно. Нет, разумеется, он умел читать! Однако он даже никогда не задумывался, что это какая-то особенная ценность, которой когда-то, да что когда-то, которой даже сейчас обладают далеко не все. «Читать – все равно что дышать», – так с раннего детства считали, пожалуй, все О’Браены.

– Хм… – Он смущенно откашлялся. – Да, я умею читать.

У девушки тут же ярко, будто полная луна в ночном небе, загорелись глаза, словно это и не она еще час назад рыдала у него в объятиях. В разноцветных очах появилось искреннее восхищение, от которого даже воздух стал переливаться, как радуга.

– Это, наверное, прекрасно! И вы знаете латинский язык?! – «Сейчас восторга у нее поубавиться», – невесело усмехнувшись, подумал Пат.

– Нет, латинского я не знаю. Его привыкли считать мертвым языком. – Мисс О’Кифф недоуменно нахмурилась, отчего на лбу появилась складка. – Ммм… Так говорят про языки, которые утратили свою… ммм… актуальность, наверное. Языки, на которых сейчас не разговаривают. Ими и пользуются, наверняка, только врачи и священники, историки еще, может быть… - Но самолюбие сыграло с ним забавную шутку: еще с детства Патрику О’Браену нравилось, когда его считали не просто умным, но и чрезвычайно образованным, отчего тот с еще большим рвением стремился познавать. Так что теперь, не смирившись с тем, что его авторитет в глазах молодой особы таял на глазах, мужчина выдал фразу, из-за которой в детстве Мэри поставила бы его в угол на час, а то и на два: слишком уж задиристо и горделиво она звучала. – Я знаю четыре языка.

– Правда?! А какие?

Патрик снова почувствовал себя неуютно. Несмотря на то, что именно восхищения он добивался от своей гостьи, удовлетворения оно почему-то не принесло.

«Почувствуешь тут себя уютно, если мной восхищаются за знания, которые я считаю само собой разумеющимися! Представить только, что несколько веков назад время мерили горящими свечами! Что взрослый человек даже понятия не имеет, как складываются буквы в слова! Когда тебе три года, и ты действительно понятия об этом не имеешь... Да детям тогда и все равно! Они не задумываются над этим! Но когда тебе за двадцать… Каково это, не уметь читать?»

– Ирландский, английский, разумеется, французский и испанский, – ответил он уже смущенно.

– И вы можете научить меня читать? – «Что ей ответить? Я даже не знаю, как долго она здесь пробудет...»