— Ваше величество, та, на ком желал бы жениться господин де Шарни, находится в монастыре.

— А, — воскликнул король, — это уже причина! Действительно, очень трудно отнять у Бога и отдать людям то, что ему принадлежит. Но странно, что господин де Шарни почувствовал столь внезапную любовь! Никогда никто не говорил мне о ней, даже его дядя, который может всего добиться у меня. Кто же эта любимая вами женщина, господин де Шарни? Скажите мне, прошу вас.

Королева почувствовала мучительную боль. Ей предстояло услышать чье-нибудь имя из уст Оливье; ей предстояло вынести пытку от этой лжи. Кто знает, не назовет ли Шарни имя, некогда ему дорогое, еще полное для него кровоточащих воспоминаний о прошлом, или имя, которое укажет на зарождающуюся любовь и поведает о его смутных надеждах в будущем? Чтобы избежать этого страшного удара, Мария Антуанетта опередила его.

— Государь, — воскликнула она, — вы знаете ту, кого желает иметь женой господин де Шарни; это… мадемуазель Андре де Таверне.

Шарни вскрикнул и закрыл лицо руками.

Королева, прижав руку к сердцу, почти без чувств упала в кресло.

— Мадемуазель де Таверне! — повторил король, — мадемуазель де Таверне, которая удалилась в Сен-Дени?

— Да, государь, — слабым голосом сказала королева.

— Но она не дала еще монашеского обета, насколько мне известно?

— Но она должна его дать.

— Мы еще это посмотрим, — сказал король. — Но, — прибавил он с остатком недоверия, — зачем ей произносить этот обет?

— Она бедна, — сказала Мария Антуанетта. — Вы обогатили только ее отца, — резко добавила она.

— Я исправлю эту оплошность, мадам; господин де Шарни ее любит…

Королева вздрогнула и бросила на молодого человека жадный взгляд, как бы умоляя его опровергнуть это.

Шарни пристально посмотрел на Марию Антуанетту и ничего не ответил.

— Хорошо! — сказал король, приняв это молчание за почтительное подтверждение. — И без сомнения, мадемуазель де Таверне любит господина де Шарни? Я дам ей в приданое те пятьсот тысяч ливров, в которых я на днях должен был отказать вам через господина де Калонна. Благодарите королеву, господин де Шарни, за то, что она соблаговолила рассказать мне об этом деле и тем обеспечила счастье вашей жизни.

Шарни сделал шаг вперед и поклонился; он был бледен, как статуя, которую Бог, явив чудо, оживил на минуту.

— О, дело стоит того, чтобы вы еще раз преклонили колена! — сказал король с тем легким оттенком грубоватой насмешки, который слишком часто умерял в нем традиционное благородство его предков.

Королева вздрогнула и невольным движением протянула обе руки молодому человеку. Он преклонил перед ней колени и запечатлел на ее прекрасных холодных как лед руках поцелуй, моля Бога позволить ему вложить в этот поцелуй всю свою душу.

— А теперь, — сказал король, — предоставим ее величеству позаботиться о вашем деле; идемте, сударь, идемте!

И он быстро прошел вперед, так что Шарни мог обернуться на пороге и заметить невыразимую скорбь того последнего «прости», которое посылали ему глаза королевы.

Дверь затворилась, положив отныне непреодолимую преграду этой невинной любви.

XXV

СЕН-ДЕНИ

Королева осталась одна со своим отчаянием. Столько ударов обрушилось на нее один за другим, что она перестала даже сознавать, который из них был для нее наиболее чувствителен.

Проведя около часу в нерешительности и унынии, она сказала себе, что пора искать выход. Опасность увеличивалась. Король, гордясь своей победой над кажущимися затруднениями, поспешит разгласить об этом, и может случиться, что эта огласка уничтожит все плоды обмана.

Как упрекала себя королева за этот обман, как желала взять обратно это вырвавшееся из уст ее слово, как ей хотелось отнять у Андре призрачное счастье, от которого та, быть может, откажется!

Действительно, здесь возникало другое затруднение. Имя Андре спасло все дело в глазах короля. Но кто мог поручиться за капризный, самостоятельный, своевольный ум той особы, которая носила имя мадемуазель де Таверне? Кто мог рассчитывать, что эта гордая девушка захочет принести свою свободу и свою будущность в жертву ради блага королевы, с которой рассталась за несколько дней до этого, не скрывая своей враждебности?

Что же тогда случится? Андре откажется, что очень вероятно; все здание лжи рухнет. Королева превратится в заурядную интриганку, Шарни — в пошлого чичисбея и обманщика, а клевета, перейдя в обвинение, придаст всему делу неоспоримый характер супружеской неверности.

У Марии Антуанетты мутился рассудок от этих мыслей; она готова была сдаться заранее, представляя себе вероятное будущее, и замерла, охватив руками пылающую голову.

Кому довериться? Кто же был подругою королевы? Госпожа де Ламбаль? О, это было воплощение чистого рассудка, холодного и неумолимого. К чему искушать ее девственно-чистое воображение, которого к тому же и не захотят понять придворные дамы, расточающие раболепную лесть успеху и трепещущие при малейшем намеке на немилость? Они, пожалуй, скорее выскажут готовность проучить свою королеву, когда ей нужна будет их помощь.

Оставалась только сама мадемуазель де Таверне. Ее сердце было бриллиантом чистой воды и, хотя его острые грани могли резать стекло, своею несокрушимой твердостью и глубокой чистотой оно одно только могло понять и откликнуться на безграничные страдания королевы.

Итак, Мария Антуанетта поедет к Андре. Она поведает ей о своем несчастье, будет умолять ее пожертвовать собой. Без сомнения, Андре откажется, потому что она не из тех, кого можно заставить; но мало-помалу смягчившись просьбами, она согласится. К тому же как знать, не окажется ли тогда возможным получить отсрочку: когда утихнет первый пыл короля, он, успокоенный наружным согласием обоих обрученных, в конце концов забудет об этом… Тогда на помощь явится путешествие. Андре и Шарни могут удалиться на некоторое время, пока гидра клеветы не успокоится, утолив свой голод; затем они могут пустить слух, что разошлись полюбовно, возвратив друг другу слово, и никто не догадается, что этот предполагавшийся брак был просто игрой.

Таким образом, мадемуазель де Таверне сохранит свободу, и Шарни точно так же. А королева избавится от мучительных угрызений совести, оттого что эгоистично принесла в жертву своей чести судьбу двух людей; при этом ее репутация, с которой связана честь ее мужа и детей, останется незатронутой и Мария Антуанетта передаст ее незапятнанной будущей королеве Франции.

Таковы были ее размышления.

Ей казалось, что она все обдумала и что ей удастся соблюсти и законы приличия, и интересы отдельных лиц. Перед столь ужасной опасностью необходимо было все обдумать, опираясь на неопровержимую логику. Необходимо было приготовиться как можно лучше к свиданию с такой опасной противницей, какой становилась мадемуазель де Таверне в тех случаях, когда она повиновалась не своему сердцу, а своей гордости.

Мария Антуанетта, обдумав все до мелочей, решила ехать. Ей очень хотелось предупредить Шарни не делать никакого неловкого шага, но ее остановила мысль, что за ней, без сомнения, следят и всякий ее поступок в такую минуту будет дурно истолкован, а она достаточно убедилась на опыте в здравомыслии, преданности и решительности Оливье и была уверена: он одобрит все, что она найдет нужным сделать.

Часы показывали три — время парадного обеда, представлений ко двору, приема посетителей. Королева принимала всех с ясным лицом и с благосклонностью, нисколько не умалявшей ее всем известной горделивости. С теми же, кого она считала врагами, она даже нарочно выказывала особенную твердость, которая обыкновенно не свойственна людям виновным.

Никогда еще при дворе не было так многолюдно, и никогда еще любопытные взоры не впивались так жадно в черты королевы, находившейся в опасности. Мария Антуанетта храбро выдержала нападение, сокрушила врагов, привела в восхищение друзей; людей равнодушных превратила в ревностных поклонников; рвение обратила в восторженность и предстала окруженной ореолом такой красоты и величия, что король при всех поздравил ее с этим.