— Ваше величество!

— О, без уверток! Вы говорите как человек, желающий поставить мне ловушку или запутать меня перед свидетелями.

— Клянусь вам, ваше величество, что я ничего не сказал… Разве действительно кто-нибудь слушает нас?

— Нет, кардинал, тысячу раз нет, нет никого… Объяснитесь же, но до конца, и если вы в полном рассудке, то докажите это.

— О ваше величество, почему здесь нет госпожи де Ламотт? Она наш друг и помогла бы мне воскресить если не привязанность, то, по крайней мере, память вашего величества.

— Наш друг? Мою привязанность? Мою память? Я решительно ничего не понимаю.

— О ваше величество, умоляю вас, — сказал кардинал, возмущенный резким тоном королевы, — пощадите меня. Вы вольны не любить меня более, но не оскорбляйте меня.

— Ах, Боже мой! — воскликнула королева, бледнея. — Боже мой! Что говорит этот человек?

— Очень хорошо! — продолжал г-н де Роган, оживляясь по мере того, как гнев закипал в его груди. — Очень хорошо. Мне кажется, ваше величество, я был достаточно скромен и сдержан, чтобы вы не обращались так дурно со мной; впрочем, я могу упрекать вас только в легкомыслии. Я напрасно повторяюсь. Я должен был бы знать, что когда королева сказала: «Я не хочу больше» — это столь же властный закон, как когда женщина говорит: «Я хочу».

Королева гневно вскрикнула и схватила кардинала за кружевной манжет.

— Говорите скорее, сударь, — сказала она дрожащим голосом. — Я сказала: «Я не хочу больше», а раньше говорила: «Я хочу»! Кому я говорила одно, кому другое?

— Мне и то и другое.

— Вам?

— Забудьте, что вы сказали одно, но я не забуду, что вы сказали другое.

— Вы негодяй, господин де Роган, вы лжец!

— Я?

— Вы подлец, вы клевещете на женщину.

— Я?!

— Вы изменник; вы оскорбляете королеву.

— А вы женщина без сердца, королева без чести.

— Несчастный!

— Вы постепенно довели меня до того, что я безумно полюбил вас. Вы позволили мне лелеять надежды.

— Надежды! Боже мой! Или я сошла с ума, или это злодей!

— Разве я когда-нибудь посмел бы просить о ночных свиданиях, которые вы дарили мне?

Королева испустила яростный крик, вызвавший из будуара ответ в виде вздоха.

— Разве я смел бы, — продолжал г-н де Роган, — явиться один в версальский парк, если б вы не послали за мной госпожу де Ламотт?

— Боже мой!

— Разве я посмел бы украсть ключ от калитки у охотничьего домика?

— Боже мой!

— Разве я посмел бы просить вас принести вот эту розу? Обожаемая роза! Проклятая роза! Иссушенная, сожженная моими поцелуями!

— Боже мой!

— Разве я заставил вас вернуться на другой день и дать мне обе ваши руки, благоухание которых непрестанно сжигает мой мозг и сводит меня с ума? В этом ваш упрек справедлив.

— О, довольно, довольно!

— Наконец, разве я, в самой безумной гордыне, когда-либо посмел бы мечтать о той третьей ночи, под светлым небом, среди сладкой тиши и восторгов вероломной любви?

— Сударь! Сударь! — вскричала королева, отступая от кардинала, — вы богохульствуете!

— Боже мой, — произнес кардинал, поднимая глаза к небу, — ты знаешь, ради того, чтобы эта коварная женщина продолжала меня любить, я охотно отдал бы свое состояние, свою свободу, свою жизнь!

— Господин де Роган, если вы хотите сохранить все это, то должны сейчас же признаться, что ищете моей погибели, что вы выдумали все эти гадости, что вы не приходили в Версаль ночью…

— Приходил, — с достоинством ответил кардинал.

— Вы умрете, если будете продолжать такие речи.

— Роган не лжет. Я приходил.

— Господин де Роган, господин де Роган, именем Неба, скажите, что вы не видели меня в парке…

— Я умру, если надо, как вы грозили мне сейчас, но я видел только вас в версальском парке, куда меня приводила госпожа де Ламотт.

— Еще раз, — воскликнула смертельно бледная и дрожащая королева, — берете ли вы назад свои слова?

— Нет!

— Во второй раз обращаюсь к вам: скажите, что вы выдумали против меня эту низость.

— Нет!

— В последний раз, господин де Роган, сознайтесь, что вас могли обмануть самого, что все это клевета, сон, невозможное, не знаю что; но сознайтесь, что я невиновна, что я могу быть невиновной?

— Нет!

Королева грозно и торжественно выпрямилась.

— В таком случае, вы будете иметь дело с правосудием короля, так как вы отвергаете правосудие Божье.

Кардинал поклонился, не произнеся ни слова.

Королева так сильно позвонила, что несколько ее приближенных вошли разом.

— Пусть доложат его величеству, — сказала она, — что я прошу его сделать мне честь прийти сюда.

Офицер пошел исполнять это приказание. Кардинал, решившись на все, мужественно остался в углу комнаты.

Мария Антуанетта раз десять подходила к двери будуара, не входя туда, точно теряя рассудок, и каждый раз снова обретала его у этой двери.

Не прошло и десяти минут этого ужасного спектакля, как на пороге появился король, теребя рукою кружевное жабо.

В отдалении в группе придворных по-прежнему виднелись испуганные лица Бёмера и Боссанжа, предчувствовавших грозу.

XXI

АРЕСТ

Как только король показался в дверях, королева обратилась к нему с необычной поспешностью.

— Государь, — сказала она, — вот господин кардинал де Роган говорит о совершенно невероятном; соблаговолите просить его повторить сказанное.

При этих неожиданных словах, при этом внезапном обращении кардинал побледнел. Действительно, положение было до того странным, что прелат перестал что-либо понимать. Мог ли он, считавший себя любовником, повторить свои слова перед королем? Мог ли он, почтительный подданный, предъявить королю и мужу права, которые, как ему казалось, имел на королеву и на чужую жену?

Король обернулся к кардиналу, погруженному в размышления, и сказал:

— Это не по поводу ли известного ожерелья, сударь, вы хотите сообщить мне нечто невероятное, что я должен выслушать? Так говорите, я слушаю.

Господин де Роган тотчас же остановился на одном решении; из двух зол он выбрал меньшее; из двух нападений он подвергнется тому, которое было бы более почетно для короля и королевы; а если его неосторожно толкнут на другую опасность, что ж, он выйдет из нее, как мужественный человек и рыцарь.

— По поводу ожерелья, да, ваше величество, — прошептал он.

— Но, сударь, — сказал король, — вы, значит, купили ожерелье?

— Ваше величество…

— Да или нет?

Кардинал посмотрел на королеву и не ответил.

— Да или нет? — повторила она. — Правду, сударь, правду; у вас просят одной правды.

Господин де Роган отвернулся и ничего не ответил.

— Так как господин де Роган не хочет отвечать, то отвечайте вы, мадам, — сказал король, — вы должны знать что-нибудь обо всем этом. Купили вы это ожерелье, да или нет?

— Нет, — твердо ответила королева.

Господин де Роган вздрогнул.

— Это слово сказано королевой! — торжественным тоном сказал король. — Берегитесь, господин кардинал.

Презрительная улыбка мелькнула на губах г-на де Рогана.

— Вы ничего не говорите? — сказал король.

— В чем меня обвиняют, ваше величество?

— Ювелиры говорят, что продали ожерелье вам или королеве. Они показывают расписку ее величества.

— Расписка подложная, — сказала королева.

— Ювелиры, — продолжал король, — говорят, что они обеспечены вашим поручительством за королеву, господин кардинал.

— Я не отказываюсь платить, ваше величество, — сказал г-н де Роган. — Должно быть это правда, раз королева позволяет говорить это.

И второй взгляд, еще более презрительный, докончил его слова и мысль.

Королева вздрогнула. Это презрение кардинала не было для нее оскорблением, потому что она его не заслужила, но оно могло быть мщением честного человека, и ей стало страшно.

— Господин кардинал, — продолжал король, — все же к этому делу примешан один подложный документ, который бросил тень на подпись королевы Франции.