К Тонечке подошла Южка; черные глаза ее гневно сверкали.

— Они не пришли. Что же делать? — спросила Тонечка.

— Дай команду Наташе проверять руки, — глухо ответила Южка.

Санитарки во главе с «главным врачом» побежали вдоль рядов, но никого с грязными руками не нашли.

Южка подошла к начальнику городка.

Тот сидел за столом и в ожидании обеда читал газету, всем своим невозмутимым видом показывая, что это чрезвычайное происшествие нисколько его не интересует.

— Владимир Викторович, ну что же нам делать? — спросила Южка с дрожью в голосе.

— А штаб что думает? — удивительно спокойно спросил Владимир Викторович.

— Штаб только вечером соберется, а сейчас что делать? Ведь меня Тонечка спрашивает! — Южка говорила с самым неприкрытым отчаяньем в голосе.

— Ну что, пока обедайте, а там видно будет, посмотрим, на сколько они запоздают, — ответил Владимир Викторович и снова углубился в чтение газеты.

Когда дежурные девочки уже начали разносить второе, из-под горы показались десятый и одиннадцатый отряды. Они шли беспорядочной гурьбой, в нерешительности остановились посреди площади Радости и о чем-то потихоньку засовещались; но, завидев на своем конце стола дымящуюся кастрюлю с супом и куски хлеба в плетенках, они смело двинулись вперед.

Южка, Эдик, Саша, многие другие бросили есть, вскочили.

— А ведь они сейчас самым спокойнейшим образом сядут обедать и никто не осмелится им помешать, — съязвила Марья Петровна.

Владимир Викторович тут же отставил миску, перепрыгнул через лавку, побежал наперерез опоздавшим и загородил дорогу. Невысокий, в коротких штанишках, в белой рубашке с короткими рукавами, он сам казался мальчиком перед теми, кто нестройной толпой двигался прямо на него.

— А руки у вас проверяли? — спросил он.

— Нет.

— Придется вам подождать, пока главный врач Наташа Толстенкова не кончит обедать. Она встанет из-за стола и проверит.

Опоздавшие переглянулись, потоптались на месте, затем отступили на площадь Радости и встали там нахмуренные, сконфузившиеся.

— А мы виноваты, что ли? Уходить раньше никак было нельзя, — недовольно гудели они.

Наташа обладала завидным аппетитом, и ничто на свете не могло помешать ей вкушать пищу. Она спокойненько уплела миску гречневой каши, попросила добавки, выпила кружку компоту, снова попросила добавки. Вышла она из-за стола одной из последних, не торопясь надела белый халат, повязала косынку и только тогда направилась к голодающим «преступникам».

Галя Клейн, показывая руки, блеснула очками и процедила сквозь зубы:

— Поручили проверять малышам!

«Главный врач» вздрогнула, но сделала вид, что не расслышала этих колких словечек. Пятерых с грязными руками она заставила бежать на реку.

Марья Петровна, Алевтина Алексеевна и я с интересом наблюдали издали за всей этой сценой.

Владимир Викторович ушел в свою палатку и наглухо застегнул вход. Скоро наступит тихий час — почему же ему немножко не подремать?

…Заседание штаба началось, как всегда, за полчаса до ужина.

Пришли на него также я и дежурный командир Тонечка Баташова. Мы уселись с нею на низеньком чурбачке у входа в палатку. Отсюда будет удобнее наблюдать…

Первым на повестке дня стоял вопрос «О массовом нарушении второго закона десятым и одиннадцатым отрядами».

Вызвали одних командиров отрядов — Мишу Огарева и Галю Клейн. Они будут держать ответ за своих товарищей.

Я вспомнил свои школьные годы. Случалось, за баловство меня отчитывали учителя или родители. Но насколько, оказывается, страшнее и обиднее, когда тебя бранят, честят и стыдят твои же, да еще младшие товарищи.

Галя и Миша стояли перед судьями, опустив головы.

В Москве в интернате оба они входили в совет дружины. Миша был в седьмом классе председателем совета отряда, Галя — звеньевой и главным редактором интернатской стенгазеты. Их обоих считали передовыми общественниками, пионерами-активистами. Галя училась всегда только на пятерки и была в интернате самой примерной девочкой.

А приехали они в городок, и на следующий же день оба попали на скамью подсудимых.

— Большие, а хуже маленьких, — пожимала острыми плечиками Валя Гаврилова.

— На четырнадцать минут опоздали! Какое наказание мы им дадим за это? — Саша Вараввинский ерзал на скамейке, вопросительно вертел своей короткой шеей, смотрел направо, смотрел налево.

— Чего с ними разговаривать? Выговор на линейке- и все, — небрежно бросил Валера Шейкин.

— А я бы их обоих выгнал из городка, да в придачу и из пионеров, — презрительно щурясь, процедил Эдик Шестаков.

У Гали Клейн заблестели слезы за очками.

— Никогда в жизни я так не стояла! — чуть не разрыдалась она.

— Мы не виноваты, — оправдывался Миша, — мы уже хотели уходить, как подъехала подвода с рассадой. Если бы мы сразу не посадили и не полили капусту, она к завтрашнему дню вся завяла бы.

Члены штаба переглянулись.

— А ведь и правда, они не виноваты, — неожиданно сказала Наташа Толстенкова и робко обвела всех своими круглыми глазами.

Заговорила Южка:

— Я тоже согласна, что на этот раз не виноваты. Привезли новую рассаду, а они не хотели, чтобы она в корзинах завяла.

Саша Вараввинский вскочил, как на пружинах.

— А я не согласен! Дайте мне слово! — воскликнул он и запальчивой скороговоркой затараторил: — Ни при каких обстоятельствах второй закон нарушать нельзя! Надо было точно рассчитать время и не посылать подводу за новой партией рассады перед концом работы. А сколько народу сегодня запоздало на утреннюю зарядку?

Тут вскочила Южка и решительно сказала:

— Довольно спорить! Давайте голосовать! Возьмем с них честное пионерское, что они и сами больше никогда опаздывать не будут и ребят своих отрядов отучат.

За предложение Южки подняло руки шесть человек.

Эдик, Саша и Володя голосовали «против». Оправданные вышли.

Штаб перешел к обсуждению следующего пункта повестки дня: «Как сегодня работал дежурный командир и дежурный отряд?»

Тонечка давно с нетерпением ждала своей очереди: она вскочила и, прижимая «вахтенный журнал» к груди, начала рассказывать, словно хорошо заученный урок, как прошло ее сегодняшнее дежурство.

По предложению Владимира Викторовича штаб поставил Тонечке за дежурство пятерку.

— А ваше мнение: виноваты семиклассники или нет? — спросил меня за ужином Владимир Викторович.

— Пожалуй, что не виноваты. Они же сберегли народное добро — капустную рассаду, — ответил я.

— Вы так думаете? А вам понравилось, как горячо члены штаба защищают наш второй закон?

Я утвердительно кивнул головой.

— Ну, то-то же. Даже из-за капустной рассады нельзя нарушать наши законы.

Я давно уже стал пламенным патриотом нашего городка и его законов, поэтому согласился с Владимиром Викторовичем.

— А обратили вы внимание, как дружно и сплоченно действует штаб? — с азартом продолжал мой собеседник. — Вот что значит — дали друг другу слово. А вы когда-то подозревали, что Эдик будет мстить Южке.

— О, я давно уже забыл об этом случае и думать!

Хотя я и ответил так, но мне почему-то постоянно вспоминалось то заседание штаба, когда судили рыболовов. И я не забыл того тяжелого, неприязненного взгляда, который Эдик бросил на Южку.

ПОТЕРЯ НИЧТОЖНОЙ ЖЕЛЕЗКИ

На следующий день восемь ребят десятого и одиннадцатого отрядов, в том числе и Миша Огарев, опять проспали утреннюю зарядку.

Значит, вся вчерашняя проборка на штабе прошла впустую. Значит, зря простили виновников.

На утренней линейке взял слово Владимир Викторович. Вскочив на пенек, он начал говорить тихим, казалось бы, безразличным голосом. Он был спокоен, только незнакомый блеск его слегка выпуклых карих глаз выдавал скрываемые чувства.

Все повернули к нему головы.