— Ты невозможен. — Она улыбнулась и, наклонившись к нему, нежно поцеловала его в губы. — Но я благодарна тебе. Спать здесь, на мягкой траве, было гораздо удобнее чем на жестком полу в этом дурацком зале.

— К тому же, сознайся, я был для тебя неплохой подушкой.

— Да уж верно.

Он, играя, провел пальцем по ее ключице и по ложбинке между грудями.

— Сегодня ночью ты опять будешь спать в моей постели.

— С чего ты взял, что мне этого так уж хочется? — резко спросила она.

— Я знаю.

Она покачала головой.

— Здесь, на озере, я заключила с тобой перемирие, но когда мы снова вернемся в дом…

— Тс-с. — Он приподнялся и нежно провел губами по ее шее. Потом неожиданно повалил ее на спину, так что она от удивления вскрикнула. Наклонившись к ней, он потребовал: — А теперь признавайся, что тебе нравится в моей постели.

В это утро он был неудержимо весел. У нее тоже было не очень серьезное настроение. Задорные искры смеха плясали в ее глазах.

— Ладно, сакс. Твоя кровать мне очень нравится. Это чрезвычайно удобная кровать.

Ее тон не оставлял никакого сомнения в том, что она имеет в виду действительно лишь его кровать.

— Я не позволю тебе встать, — сказал он, впиваясь в ее губы, — пока ты не сознаешься в том, — его язык дразнил ее, — что ты меня хочешь.

— Ну что ж, — ответила она, обвив руками его шею и взъерошив пальцами его мягкие, волнистые волосы, — тогда мы еще долго будем здесь лежать.

Они вернулись в дом уже после полудня. Однако они провели утро не только на озере. Кристен пошла еще раз поплавать, и, когда наконец оделась и Ройс посадил ее перед собой на лошадь, они не сразу поехали домой.

Он скакал с ней по лесу и засеянным пшеницей полям, по усыпанным цветами лугам и пастбищам, показывал ей свои владения, своих людей, свои деревни. Она увидела, что в доме работает лишь горстка его крепостных. Было еще много других, которые обрабатывали землю, разводили лошадей и коров и охотились в лесах. Она ясно чувствовала, как гордится Ройс всем тем, что он ей показал.

Это было сказочно прекрасное утро. Блаженное чувство умиротворенности, с которым Кристен проснулась, не покидало ее. И у Ройса было необыкновенное настроение. Как правило, мужчины, если они утомлены и не выспались, очень раздражительны. Ройс же шутил, веселился и чуть ли не дурачился. Ему нравилось все, что бы она ни делала и что бы ни говорила. Он снова и снова отпускал поводья, давая ей управлять лошадью, а сам держал руки на ее груди. Он гладил ее ноги, потому что, сидя на лошади по-мужски, она поневоле подняла подол почти до самых колен. Он не мог оторваться от ее обнаженной шеи, хотя она уже несколько раз хлопнула его по пальцам. Он щекотал ее, пока она не просила пощады, а потом целовал в шею. Он смеялся над ней — одним словом, он просто не оставлял ее в покое.

Кристен наслаждалась этими мгновениями. На какое-то время она даже ощутила себя свободной. Кроме того, она чувствовала себя любимой, пусть даже любовь его не так уж сильна. Поэтому вполне понятно, что, возвратившись домой, в реальность, она испытала глубокую грусть. Ей сейчас снова придется взяться за работу, а он отправится спать, потому что в отсутствие хозяина Альден с королем и его свитой отправились на охоту. Они слышали голоса охотников в лесу, но Ройс не захотел присоединиться к ним. Пустые коновязи у конюшни свидетельствовали о том, что охотники еще не вернулись.

Ройс снял Кристен с лошади, но не сразу убрал руки с ее талии. На его лице появилось выражение озабоченности. Может быть, и ему было жаль, что это все кончилось. Во всяком случае, Кристен хотелось верить, что так оно и есть.

— Твои щеки так порозовели.

Кристен улыбнулась и ответила:

— Это от свежего воздуха.

— Вполне возможно. А как тогда ты объяснишь блеск в глазах? Мне бы хотелось услышать, что тебе было со мной хорошо.

— Неужели?

Конюхи расседлывали его лошадь, и рядом стояло, по крайней мере, еще пятеро мужчин, но он ее все же не отпускал.

— Мы будем здесь стоять, пока я в этом не признаюсь?

Он улыбнулся в ответ на этот намек, потом громко расхохотался, поднял ее на руки и долго-долго целовал, пока, наконец, не отпустил, хлопнув на прощание ниже, спины.

— Ах ты, негодница! Ну я тебе еще покажу…

— Опять угрозы! — воскликнула Кристен шутливо. — Думаю, мне в самом деле нужно признаться: я и вправду получила огромное наслаждение.

— Ну и если ты так уж расположена сегодня к признаниям…

— Нет, сакс, более одного признания в день ты у меня не выманишь.

Он подавил смех и сделал вид, что очень разочарован.

— Эта женщина не знает жалости, — с преувеличенным трагизмом произнес он, выводя ее из конюшни и подводя к дому.

— Твоей настойчивости можно позавидовать, — вздохнула она.

Теперь он уже не смог сдержать смех.

— Ну что ж, на сегодня я капитулирую.

Они были уже возле самого дома, однако он не убирал свою руку с ее спины. Немного помедлив, он произнес:

— Я не обещаю тебе, что так будет часто, но, если у меня появится время, мы с тобой обязательно еще раз сходим на озеро.

Кристен искоса посмотрела на Ройса. На это она никак не рассчитывала. Теперь у нее появилось хоть что-то, чему она могла радоваться, и именно сейчас оно ей так необходимо.

— Это было бы здорово, ответила она. — А могу я в следующий раз сама править лошадью?

— Нет.

Она удивленно подняла брови.

— Я в самом деле умею скакать верхом.

— Я знаю, Торольф мне рассказывал.

— Тогда ты говоришь «нет», потому что не доверяешь мне.

— Конечно, я тебе не доверяю. — Он улыбнулся гримасе, которую она скорчила на его слова. — Кроме того, мне доставляет огромное удовольствие чувствовать тебя сидящей впереди и…

— Ройс!

— Да ты никак покраснела, моя дорогая? Боже мой, ты действительно вся красная!

— Перестань, сакс, иначе я…

Но ему так и не довелось узнать, чем она хотела ему пригрозить. Что-то заставило ее внезапно замолчать, и, направив взгляд в ту же сторону, что и она, он увидел Корлисс, стоявшую в дверях вместе с одной из своих сестер. На лицах обеих женщин не было написано особой радости.

— Ты, должно быть, забыл, что она здесь, — прошептала ему Кристен.

Ройс изо всех сил старался показать, что ничего особенного не происходит. Одного же взгляда на Кристен было достаточно, чтобы понять — она уже рисовала себе картину предстоящего объяснения Ройса со своей невестой. В глазах ее играл веселый блеск, и она даже не стремилась его скрыть. Что за безжалостная женщина! Казалось, она даже рада будет услышать, как начнет распекать Ройса его невеста за то, что он ею пренебрегает.

— Миледи! — чопорно произнес Ройс вместо приветствия, при этом у него заметно выдвинулась вперед нижняя челюсть.

— Милорд! — ответила Корлисс столь же чопорно.

Она не сдвинулась с места, чтобы пропустить Кристен, и, посмотрев ей прямо в лицо, осведомилась:

— Кто эта ужасная великанша?

У Ройса при этих словах еще сильнее выдвинулась челюсть и угрожающе задвигались мускулы на затылке. Кристен была бы очень удивлена, если бы увидела это. Она подумала бы, что его рассердили ревнивые выпады этой дамы. Однако Кристен не смотрела на Ройса. Она свысока взирала на чопорную леди — свысока в переносном и прямом смысле, так как Корлисс едва доставала ей до подбородка.

Если бы Кристен огорчал ее собственный рост, может быть, слова Корлисс и задели бы ее. Вместо этого они лишь развеселили девушку — Кристен услышала в них нотки ревности и очень обрадовалась. Поскольку же не в ее натуре было выражаться намеками и молча сносить обиды, то она ответила, не утруждая себя выбором выражений:

— Если ваш вопрос касается меня, то могу лишь заметить, что там, откуда я родом, слабых и недоразвитых младенцев, как правило, бросают, обрекая на смерть, так как они все равно не выдержали бы нашего сурового климата.

— Какое варварство! — возмутилась Корлисс.