Уланд, стоявший в дверях и наблюдавший за этой сценой, не верил своим глазам. Эдреа уверяла его, что по крайней мере один из викингов, а именно тот, который всегда подходил к ней, чтобы принять из ее рук еду, никак не мог быть варваром, во всяком случае он был не таким, как остальные, он даже улыбался ей. Уланд посчитал тогда это все глупой болтовней девушки, очарованной приятной наружностью парня.

Но теперь, когда он своими собственными глазами увидел, с какой теплотой и сердечностью эти варвары приветствовали свою соотечественницу… Боже! Они показались ему почти людьми, а не языческими чудовищами, которыми их считал здесь каждый. Потрясенный Уланд поставил котел с похлебкой в дверях и поспешил в дом, чтобы поделиться с друзьями своими новыми впечатлениями.

Наконец Кристен стояла перед Торольфом. Радость ее немного остыла, так как выражение его лица, когда он разглядывал ее с ног до головы, показалось ей суровым, почти торжественным, и она снова подумала о том, что Ройс ему рассказывал о ней. Она почувствовала робость, которая почти сразу же переросла в неловкость, потому что Кристен по натуре была очень застенчива.

Ее сдержанность подействовала на Торольфа, как удар, и он покраснел, поняв, что это он прогнал улыбку с ее губ. Он промучился целый день, думая о ней, и почувствовал такое облегчение, когда она наконец пришла, что не сразу смог избавиться от своих страхов. Он все стоял и разглядывал ее, пытаясь найти следы плети или синяки, вместо того чтобы, как его товарищи, выразить свою радость.

Он поднял руку и нерешительно взял ее за подбородок.

— Прости меня, Кристен. Однажды этот сакс уже отстегал тебя плетью. Я был уверен…

— Что он сделает это еще раз? — с улыбкой перебила она его. — Я тоже так думала. Но он этого не сделал.

— Может быть, он еще передумает? — Торольф должен был задать и этот вопрос.

Она вспомнила на секунду ночь на озере. Этой прогулкой он хотел доставить ей радость. Он разрешил ей также прийти сюда и повидать своих друзей — тоже, чтобы порадовать ее. И эта звездная ночь, которую они провели вместе…

— Нет, — с уверенностью покачала она головой. — Он уже все забыл.

Наконец викинг рассмеялся, откинув голову назад и, заключив ее в объятия, сжал так сильно, как будто хотел переломать ей все кости.

— О великий Тор! Как приятно это слышать!

— Что случилось и что уже забыто? — поинтересовался Отер.

Он и добрая половина викингов столпились вокруг Кристен. Сначала она собралась было выдумать какую-нибудь историю, но тут же поняла, что лгать им не сможет. Поэтому ей было непросто рассказывать о своей попытке к бегству и объяснять, почему ее за это не наказали; о многом пришлось умалчивать, обходить некоторые места и предупреждать возможные вопросы. Потом она рассказала им все, что знала о Виндхёрсте и Вессексе. Это было не так уж много, но все же гораздо больше, чем знали они. Она объяснила им, где они могли бы добыть лошадей и где предположительно находится войско датчан — к сожалению, очень далеко отсюда, на севере. Она рассказала им также о гигантских кельтах, которые враждебно настроены к саксам и могли бы помочь викингам, если бы они решили после побега отправиться не на север, а на восток.

Пленники никогда не отказывались от мысли о побеге и ворчали, недовольные чрезмерной осторожностью саксов. Когда Кристен сказала, что у них сейчас совсем другой вид, что они производят сейчас впечатление здоровых и сильных парней, и, улыбаясь, пощупала мускулы у тех, кто стоял поближе, Бьярни засмеялся и показал ей свою силу, высоко подняв ее над головой. Она гневно сверкнула глазами, когда он поставил ее на пол, но, взглянув на него, убедилась, что эта выходка не стоила ему больших усилий.

— Ну что ж, по крайней мере для побега вы в прекрасной форме, — заметила она.

— Да, таскать камни — это пошло нам на пользу, — ответил Оделл. — Когда я снова буду дома, пахать в поле покажется мне детской забавой.

— Эти стены для нас не помеха, Кристен, — сказал серьезно Отер. — Но разрушать их не имеет смысла до тех пор, пока у нас не будет топора, чтобы разбить цепи.

— За все это время мне ни разу не пришлось увидеть топор, — ответила задумчиво Кристен. — В зале полно всякого оружия, но топора нет ни одного. Я бы не удивилась, Отер, если бы узнала, что все топоры где-то заперты, потому что этот сакс чрезвычайно осторожен.

— Тогда нам нужен ключ от замка и от этих цепей.

— А вы знаете, у кого этот ключ? — спросила она.

— У того, кто руководит строительством вала; они называют его Лиман.

Она помнила этого человека, но с тех пор, как ее забрали в дом, она его больше не видела.

— Он никогда не приходит в дом. Должно быть, он живет где-то поблизости.

Она видела, с каким разочарованием они восприняли это известие. Их чувство передалось ей. Боже правый, как все это несправедливо!

Отер попытался ее ободрить: — Не печалься о нас, Кристен. Со временем они к нам привыкнут. Рано или поздно кто-то из них допустит ошибку, и тогда у нас появится шанс.

— Ко мне они уже привыкли, но все-таки пока не доверяют. — Она наморщила лоб. — Сегодня впервые мне разрешили выйти за пределы дома.

— Там у вас есть девушка по имени Эдреа, на которую Бьярни глаз положил. Как ты думаешь, она смогла бы нам помочь, если бы ему удалось завоевать ее расположение?

Кристен от удивления широко раскрыла глаза и громко рассмеялась. — О небо! Вы все продумали. Но если уж вы заговорили о ней, то мне показалось, что она сегодня была расстроена, узнав, что она не понесет вам еду. — Она внимательно посмотрела на Бьярни. — Как тебе удается ухаживать за девушкой, если ты не знаешь ее языка?

Тот шельмовато улыбнулся.

— Торольф научил меня словам, которые требуются в таких случаях.

— Может ли эта девушка входить и выходить из дома? — спросил Отер.

— Насколько я знаю, да. Но о ней я знаю очень мало и не могу судить, сможет ли она вам помочь, даже если бы она и захотела сделать что-нибудь для Бьярни. Слуги меня все еще опасаются и почти не разговаривают со мной. Единственное исключение — это старая Эда, но она предана своему господину. Я попытаюсь поговорить с Эдреой и выяснить, есть ли у Бьярни шанс. Во всяком случае, я могу ей рассказать, какой он красивый, хороший и верный парень.

Кристен сказала это с широкой улыбкой, так как всем было прекрасно известно, что молодой викинг настоящий повеса. Но он действительно выглядел привлекательнее остальных. Если бы кто-то и смог завоевать сердце молодой девушки и заставить ее предать свой народ, так это был Бьярни.

Они все еще засыпали ее вопросами. Им хотелось знать, кто эти молодые господа, что приходили вчера сюда, чтобы посмотреть на викингов. К своему великому удивлению, они узнали, что один из них король саксов и что он до сих пор находится в Виндхёрсте. Ей пришлось описать его до мельчайших подробностей, потому что он мог бы стать самым подходящим заложником. Если бы Альфред Вессекский оказался у них в руках и его жизни угрожала бы опасность, они могли бы потребовать себе взамен свободу. Проще нельзя было бы придумать.

Кристен пообещала рассказывать им все, что ей будет известно, но очень сомневалась, что ее сакс позволит своему королю приближаться к хижине пленников. Он был довольно беззаботным, когда речь шла о нем, но что касается Альфреда, то здесь дела обстояли совсем по-другому.

Наконец она спохватилась и стала выговаривать им, что они забыли об ужине, а еда остывает, и они достали свои безобразные, вырезанные из дерева плошки, выданные им вместо ложек, — плошки, которые всякий раз сдабривали еду щепками. Один только Торольф не захотел есть. Он велел Кристен сесть рядом с собой на пол; они прислонились спиной к стене, и он взял ее руку в свою, лежащую на его согнутых коленях.

Отер в момент встречи не стал спрашивать, как у нее дела, потому что по ней и так было видно, что живется ей неплохо. Торольф же не постеснялся затронуть щекотливую тему. Он сразу перешел к делу.