— Так, значит, это правда — то, что мне сказал сакс? Он тебе нравится?

Ройс был их общим врагом. Он сделал ее своей рабыней. Она понимала, что имеет в виду Торольф. Но как он мог понять то, что оставалось загадкой для нее самой!

Кристен тоже не стала говорить вокруг да около, а прямо ответила: — Когда я на него смотрю, у меня такое удивительное чувство. Со мной раньше такого не бывало, Торольф!

— Ты бы взяла его себе в мужья?

Она жалко улыбнулась, но он этого не заметил.

— Я-то — да, да он меня не возьмет.

Его пальцы осторожно коснулись ее руки.

— Я боялся, что ты этого не понимаешь. Я думал, что ты ждешь, что он признает тебя…

— Я еще не потеряла разум и способна трезво оценивать свое положение. Я прекрасно знаю, что меня ждет. Сейчас я ему нравлюсь, но…

— Сейчас?

— Вначале он считал меня продажной девкой. Нет, Торольф, — она улыбнулась, увидев гнев в его глазах, — это смешно, я тоже смеялась тогда, заставив его поверить, что это так. Это отпугнуло его, и он держался от меня подальше. Но в конце концов я сама начала страдать от того, что он оставил меня. Я сама захотела того, чтобы он наконец… В общем, как я уже сказала, сейчас он очень хорошо относится ко мне, но доверяет мне лишь тогда, когда не выпускает меня из виду. И других мужчин он тоже не подпускает ко мне. Он велел даже снять с меня цепи, когда сюда приехали эти молодые дворяне, чтобы я могла защищаться, если его нет поблизости.

— Таким образом, тебе удалось завоевать его, во всяком случае, его определенную часть?

— Это уж точно, всего лишь часть. Но я потеряю его целиком, когда он женится. И все же…

Она вздохнула, не закончив мысли. Торольф снова сжал ее руку в знак того, что понимает ее. Он не мог притворяться и сказать ей, что она действовала неправильно, что ей не следовало влюбляться в этого сакса. Он знал, что, поменяйся они ролями, он на ее месте поступил бы точно так же, даже если бы знал, что женщина, которую он желает, его враг. И он наслаждался бы, пока это было возможно, своей страстью. Для Кристен не имело значения то, что ей как женщине не подобает самой проявлять такие чувства. Она была дочерью своей матери, а Бренна Хаардрад отважная женщина, которая полностью отдается своему чувству, не размышляя о том, подобает ли женщине проявлять его столь открыто.

— Не расстраивайся, Кристен!

— Не расстраиваться? — В ее голосе слышалось удивление. — Простое размышление подсказывает мне, что я должна его ненавидеть. Раньше у меня была хотя бы надежда, — созналась она нехотя. — Но когда я своими глазами увидела его невесту, эта надежда умерла. И все же, Боже мой, Торольф, он, после того как поймал меня при попытке бежать, отправился со мной на озеро плавать. Почему, скажи мне ради всех небес, он сделал это?

— А разве ему это не доставило удовольствие?

— Свое удовольствие он мог получить со мной где угодно. Для этого не надо скакать на лошади к озеру.

— Ну вот, ты сама ответила на свой вопрос. Ты околдовала его, и здесь уж ничего не поделаешь.

— Околдовала? Ну уж нет. Если из нас двоих кто-нибудь и околдован, так это я. Я знаю, что когда-нибудь его возненавижу. И мне даже хотелось бы, чтобы это наступило поскорее. Мое самое большое желание — чтобы он наконец женился и оставил меня в покое.

Торольф улыбался, слушая ее полный жалости к себе рассказ. Заметив его улыбку, Кристен недовольно покривилась, он же раскатисто рассмеялся.

— Мне очень жаль твоего сакса, девочка. Оставить тебя в покое! Хвала Одину, да я уверен, что случится все наоборот. Будем надеяться, что у него не разобьется сердце, когда он надоест тебе.

Кристен усмехнулась, представив себе Ройса с разбитым сердцем, и тоже радостно засмеялась. Конечно, эти фантазии — совершенная чепуха, но она была благодарна Торольфу за его попытку укрепить в ней уважение к себе.

Именно в эту минуту и увидел ее Ройс, внезапно появившись в дверях хижины. Кристен сидела чуть ли не на коленях викинга, руки их были сплетены, и они вместе весело смеялись. Первым желанием Ройса было оторвать их друг от друга и сделать из молодого викинга кашу, но он сдержался. Он забыл, как викинги любили Кристен.

Внезапная тишина в хижине заставила Кристен поднять глаза. Она чуть было не застонала, поняв причину.

— Я, наверное, слишком задержалась здесь.

Торольф пожал ей руку, прежде чем она поднялась.

— Он войдет в хижину, чтобы забрать тебя, Кристен?

Его вопрос заставил ее побледнеть.

— Взгляни на него. У него не самое приветливое выражение лица. Ты хочешь, чтобы он вошел и вытащил меня отсюда?

— Я спрашиваю себя, что будет, если он попытается это сделать?

Только теперь она поняла его намерения и в ужасе воскликнула:

— Торольф!

— Мы можем напасть на него, Кристен, — тихо сказал он и посмотрел саксу прямо в глаза. — В качестве заложника он подходит не меньше, чем король. Здесь, в хижине, они не будут стрелять в нас, чтобы заставить освободить его.

Все ее существо кричало «нет» — так она испугалась за Ройса, но в конце концов в ней заговорил голос разума.

— Я знаю его, Торольф. Послушай меня. Его народ и его обязательства по отношению к своему народу для него превыше всего. Он придерживается твердого мнения, что, если вас освободить, прольется кровь. Переубедить его невозможно. Он скорее себя принесет в жертву, чем отдаст приказ освободить вас.

Торольф и сам уже думал над этим, однако он сказал:

— Охранники не послушаются приказа, если его жизнь будет в опасности.

— Я говорю тебе, что из этого ничего не выйдет.

— Твой кузен так не считает. Взгляни-ка на него. Отер уже давно пришел к такому же выводу, как и я. И если твой сакс действительно так безрассудно храбр и рискнет войти в хижину, чтобы забрать тебя, то ничего лучшего он не заслужил.

Да спасет ее Бог! В эту минуту Кристен почти ненавидела Торольфа за то, что он поставил ее сейчас перед выбором: Ройс или они. Если бы она сейчас вскочила и выбежала из хижины, никто не посмел бы ее остановить, но тем самым она лишила бы своих друзей возможности вновь обрести свободу, ведь у них не было никакой гарантии, что такой шанс появится еще когда-либо. Но если она останется… если она останется, то Ройсу это будет стоить жизни.

Торольф, казалось, прочитал ее мысли. А может, ее мученическое выражение лица сказало ему все. Он слегка ослабил хватку, почти освободил ее руку, предоставив ей самой сделать выбор. Однако все же тихо произнес:

— Мы не убьем его, Кристен. Это не в наших интересах.

Его слова, впрочем, ничего не изменили. Выбора у нее уже не было, так как у Ройса лопнуло терпение. Вместо того чтобы закрыть дверь и попытаться выманить ее из хижины каким-нибудь другим способом, он, подгоняемый своим высокомерием — своим проклятым дурацким высокомерием, — вошел в хижину. Он сделал это так, будто шагает по собственному дому в окружении своих верных охранников. Спокойной, почти небрежной походкой он подошел к Кристен и Торольфу.

Отер, казалось, никак не мог понять, что такое возможно. Поначалу он решил выждать, посмотреть, что же Ройс будет делать, однако теперь, когда случилось самое невероятное, стоял, не веря своим глазам. У Торольфа тоже закрались сомнения, так как он встал и помог подняться Кристен; лицо его уже не выражало прежней уверенности. Однако она чувствовала, как напряжена его рука, которая до сих пор сжимала ее руку. Значит, он все же решил попытаться напасть на Ройса? Она даже не смогла бы предупредить сакса, потому что теперь, когда он был здесь, среди них, все произошло бы еще быстрее.

Викинги были по своей природе очень суеверным народом. У мужчин, которые не ступят на палубу даже знакомого им до мелочей корабля, не принеся предварительно своим богам жертвы, перед лицом такой смелости, граничащей с безумием, казалось, сдали нервы. Это позволило Ройсу пройти сквозь их ряды, и никто даже не пошевельнулся, чтобы задержать его. Ройс проделывал такое не впервые, и тогда они с трудом верили своим глазам, но тогда его воины стояли за ним наготове. Теперь же он был совершенно один, не вытащил даже меч из ножен.