— Успокойся, дорогой, оставь свою жену.

— Отпусти меня! Навсегда покончу я с этой старухой, и сразу увезешь девчонку, — вырываясь, кричал старик. Время от времени ему удавалось палкой дотянуться до старухи. Та, плача, старалась увернуться. Девушка пыталась загородить бабушку.

— Эй ты, Кенешбек! — снова раздался на весь зал негодующий голос Ашыма. — Почему ты надел мою одежду на этого бессовестного старика? — Он вскочил с места.

Зал снова дрогнул от хохота.

— Слушай, ты же не ребенок, садись, — жена Ашыма потянула его за рукав.

— Отстань от меня. Не желаю, чтобы мою одежду носил такой бессовестный старик, — Ашым, опираясь на палку, поплелся к сцене.

Как полагалось по ходу пьесы, на сцену, заслышав крики, прибежали люди и уволокли старика и его родственника за кулисы.

— Эй, слушайте, пусть он отдает мою одежду! — кричал старец Ашым, взбираясь на подмостки.

После двух пьес шли хоровые номера, дуэт, сольное пение, декламация.

Темирболот, Эркин и Эркингюл спели песню о лентяях. Им на гармонике аккомпанировала Лиза. Зрители так аплодировали, что номер повторили. Жанаргюл тоже пришлось сыграть на губном комузе дважды — так велик был успех.

Зрители потребовали, чтобы на сцену вышел старец Ашым. Он без тени смущения расположился на стуле и спокойно заговорил:

— В нашем аиле нет человека старше меня, и все вы мне кажетесь детьми. У меня сейчас нет прежней остроты зрения, нет силы в ногах. Вот вы заставили меня выйти на сцену, но на комузе играть уже не заставите. Я уже не тот, что был прежде. Мелодии звучат у меня совсем по-другому. Но я не хочу, чтобы песни, которые я знаю, ушли со мною в могилу, и поэтому потихоньку учил играть своих внуков.

— Спасибо тебе, отец! — зашумели в зале.

— Подождите, дети мои! Если внуки мои сыграют хорошо, тогда благодарите, а если нет — значит, благодарить не за что. Мои внуки просили меня, чтобы я никому ничего не говорил о наших занятиях до тех пор, пока они не научатся хорошо играть. Вот сейчас я могу раскрыть их секрет. За то, что скрывал это так долго, простите меня, дети мои. За то, что раскрываю секреты, пусть простят меня внуки, — старец Ашым взял комуз, настроил, отложил в сторону. Затем стал настраивать второй.

Люди в зале и за кулисами, не догадываясь, о каких внуках говорит бездетный Ашым, вопросительно переглядывались.

Когда Ашым настроил второй инструмент, он поискал глазами Жанаргюл и, увидев ее, подмигнул; учительница подошла к старику, они о чем-то пошептались. Жанаргюл принесла два стула, поставила по обе стороны Ашыма.

— А теперь, дорогие мои, идите сюда! — торжественно продолжал старик. — Проходите не через лощины и овраги, не украдкой, а шагайте открыто по кочкам, нет, не по кочкам, а по вершинам!

На сцене появились Темирболот и Эркин, очень смущенные.

Зрители дружно захлопали и забарабанили ногами об пол.

Старец дал Темирболоту и Эркину по комузу, потом поднял руку, прося внимания.

— Дорогие! В старину считали, что все песни начинаются с мелодии «Камбаркан». Сейчас вам Эркин исполнит «Большой Камбаркан».

Эркин сел рядом со стариком и, как опытный мастер, заиграл уверенно и спокойно. Зрители слушали и не могли понять, когда это он успел научиться играть так хорошо. Не зная, как выразить свое восхищение, люди временами выкрикивали: «Здорово!», «Браво!», «Молодец, Эркин!»

— Дорогие! Вы все знаете, что советские люди никогда не отступают. Вот о таких героях народ сложил песню «Не отступай». Ее сыграет Темирболот.

Темирболот не хуже Эркина справился со своей задачей. Стремительный темп сменялся величественно-медленным. Бравурная мелодия захватила слушателей. Темирболота просили играть еще.

Айкан было немного неприятно, что она не знала о тайных занятиях сына, но скоро гордость за него заставила забыть обо всем. Она шептала слова благодарности старцу Ашыму.

— Спасибо, отец Ашым! — крикнули в зале.

— До конца дней видеть вам радость и счастье от внуков!

— Пусть еще сыграют!

— Дорогие мои! Не спешите! Ваш председатель неспроста вызвал меня на сцену. У вашего отца Ашыма есть для вас еще кое-какие секреты. — Старик приставил ладонь ко лбу, стараясь разглядеть кого-то в зале. — Слушай, Айымбийке! Тащи сюда свою матушку Камка!

Айымбийке привела старушку на сцену.

— Матушка Камка, садись на мое место! — Ашым уступил ей стул и встал позади.

Темирболот и Эркин внесли на сцену еще четыре стула и скрылись за кулисами.

— Многие из пожилых людей вспоминают, — снова заговорил Ашым, — как играла тетушка Камка на губном комузе! Пусть будет проклята старость, которая унесла ее дарования. После того как старушке вставили зубы, она снова стала играть и теперь учит невесток и внучек своему искусству. Вот послушайте. Дочка Жанаргюл, приступай к делу!

Рядом с Камкой заняли стулья Жанаргюл и Айымбийке, подсели вышедшие из-за кулис Лиза и Эркингюл.

Айымбийке объявила:

— «Марш девушек». Мелодия народная.

Зрители дружно зааплодировали.

Торжественные звуки заполнили зал. Чудилось, что слушатели строем, в ногу, твердо шагают под ладную музыку к будущему. Иногда звучал лишь один инструмент, затем мелодию подхватывали другие, и мощная песня, выражая радость народа, ширилась, росла, была слышна, наверное, далеко за пределами зала, в небесах и даже на самой луне…

Когда мелодия оборвалась, слушатели так захлопали, что казалось, стены не выдержат этого шумного ликования.

— Подождите, дорогие мои! У вашего отца есть для вас еще один подарок. Приходят ко мне недавно председатель колхоза Кенешбек и директор школы Жанаргюл. «Все начали готовиться к концерту, — сказали они. — Просим и вас принять участие». Взял я в руки свирель, которую давно забросил. Когда Кенешбек и Эшим были детьми, я их учил играть на свирели. Был уверен, что теперь, когда они управляют делами народными, им не до музыки. Ошибся! Не разучились они играть! Да я еще научил кое-кого! Послушайте, прошу вас, игру на свирели.

Из-за кулис, улыбаясь, вышли Кенешбек и Эшим.

— Товарищи, — громко объявил Асанкожо, следом за ними появляясь на сцене со свертком в руках, — в этой марле — свирели, изготовленные руками Ашыма. Внутри крепкое, желтое дерево, сверху обтянутое бараньими кишками…

На сцену вышли Темирболот, Эркингюл, Эркин и Лиза. Асанкожо роздал им свирели.

В зале зазвучала «Радостная мелодия табунщика». Темирболот подражал голосу жеребенка, Эркин — ржанию кобылицы, Эркингюл извлекала из свирели звуки, напоминавшие далекий человеческий голос, Лиза воспроизводила веселый свист табунщика. Когда вступил Кенешбек, то слушателям почудилось, что где-то поблизости огромный косяк лошадей мирно пасется на раздольном джайлоо.

Вот соединились звуки всех свирелей, и полилась мечтательная, поэтическая мелодия, и стало казаться, что в зал спустилась прозрачная лунная ночь, засияли звезды, а табунщики у костра на отдыхе тихо рассказывают друг другу легенды о счастье.

В этом клубе свирель зазвучала впервые, и это было для всех необычайным, замечательным событием.

Зрители долго аплодировали, выражая восторг и благодарность.

Когда наступила тишина, к краю сцены подошел Кенешбек.

— Дорогие товарищи, понравился вам вечер? — спросил он собравшихся.

— Понравился! Очень понравился!

— Никогда не видели и не слышали ничего похожего!

— Очень хорошо!

— Каждое бы воскресенье такой концерт!

Голоса слились в общий восторженный гул.

— Прошу успокоиться, — крикнул Кенешбек, — мне надо посоветоваться с вами! Посмотрите на себя: все мы одеты нарядно, а сцена наша выглядит довольно убого.

— Правильно! — выкрикнули из зала.

— Для того чтобы достойно одеть нашу сцену, надо… — продолжал Кенешбек, но колхозники, догадавшись, о чем пойдет речь, зашумели:

— Надо украсить ее так, чтобы не узнали!

— Работать умеем, надо уметь и хорошо отдыхать!