— Вы мне поручили помогать Сатылгану, — заговорил Темирболот. — Я ему три раза предлагал вместе готовить уроки. Вчера тоже предлагал. Он сказал, что и без меня все знает, отвернулся и убежал. Мою помощь считает унижением, сердится и говорит: «Ты мне не учитель». А сегодня не смог решить простой задачки.

— Слышал, Сатылган? Твои двойки весь класс назад тянут. Получать помощь от товарища совсем не унижение. Не только вы, но и я сама постоянно учусь у других. Если чего не знаю, то всегда обращаюсь за советом. И тебе надо так поступать, Сатылган. Теперь займемся обсуждением концерта. К завтрашнему дню составьте мне список — кто какую песню хочет петь, кто какие стихи хочет декламировать и какую пьесу вы выбрали для постановки. Посмотрю, какие произведения вам нравятся. Хорошие оставим, неудачные заменим. Но в концерте должен участвовать не только один ваш класс. Может быть, найдутся желающие из других. Не надо выделяться среди других. Хорошо бы пригласить и родителей — среди них, наверное, есть такие, кто играет на губном комузе. Надо сделать так, чтобы программа концерта была разнообразной и зрители получили от него удовольствие. Я еще посоветуюсь с учителями.

— Пожалуйста!

— Мы будем очень рады!

— Может быть, и учителя захотят участвовать в концерте, — добавила Жанаргюл.

— И учителя? — удивленно спросил кто-то из ребят.

— Да, и они… Показывать народу свое умение дело хорошее. На губном комузе я тоже играю…

Последние слова Жанаргюл вызвали бурную радость школьников. Они захлопали в ладоши, повскакивали с мест, окружили свою любимую учительницу.

Веселый азарт, как огонь, раздуваемый сильным ветром, охватил всю школу.

Жили все бок о бок, росли, учились вместе, но, оказывается, многие не знали о способностях друг друга. Совершенно неожиданно нашлось немало талантов.

Подобралось человек тридцать с хорошими голосами: был организован хоровой кружок, им руководил Асанкожо. Человек пятнадцать записалось в драматический кружок, его возглавил секретарь комсомольского комитета Эркинбек. По просьбе Жанаргюл из Пржевальска приезжал режиссер театра — помогал ребятам своими советами.

Однажды режиссер привез с собой гримера, тот учил ребят своему мастерству, а потом подарил молодым артистам парики, бороды и грим.

Концерт назначили на один из воскресных вечеров.

И вот долгожданный день наступил.

Асанкожо, как только забрезжил рассвет, прибежал в клуб, чтобы наладить отопление, в зрительном зале мыли полы, вытирали пыль… Ребята были полны забот о костюмах. Будущие участники спектакля волновались и суетились больше всех.

«Не так интересен сам пир, как приготовления к нему». Весь аил знал, что сегодня в клубе будет интересный концерт, и все с утра уже начали сборы. Кто же может усидеть дома? Стар и млад, все будут там. Надо пойти пораньше, занять получше места.

И старики, и люди среднего возраста, и молодежь задолго до начала стали стекаться к клубу. Когда прозвенел второй звонок, зал был переполнен. В проходах и у стен стояла сплошная стена из тех, кому не хватило мест.

Вдруг за занавесом поднялся шум. На спектакль не явился Сатылган, который исполнял роль старика в первой пьесе. За ним сбегали домой, но оказалось, что он куда-то ушел. Асанкожо со сцены спросил, нет ли его в зале. Сатылгана и в зале не оказалось.

В первой пьесе было четыре действующих лица: старик, старуха, их внучка — дочь сына, погибшего на фронте, — и человек лет пятидесяти, родственник старика, желавший жениться на внучке.

Участники спектакля волновались. Мало того, что как сквозь землю провалился Сатылган, вдруг закапризничала Джаркын.

— Я давала слово играть только перед школьниками, — заявила она, — а здесь собрался весь аил. Не хочу перед всеми выступать в роли старухи.

Она ушла из клуба, захватив свои вещи.

Темирболот, которому было поручено отвечать за концерт и спектакль, не знал, что делать. Даже Жанаргюл растерялась.

Ведь они, Джаркын и Сатылган, спорили со всеми из-за этих ролей, а теперь сбежали…

Лиза, вне себя от возмущения, вылезла из суфлерской будки.

— Не краснеть же нам из-за этих дураков! Пьесу мы должны показать во что бы то ни стало. Дядя Кенешбек, подберите для меня и Темирболота подходящие костюмы в зале у зрителей. Темирболот будет играть старика, а я старуху. А ты, Эркин, залезай в будку, будешь нам подсказывать.

Кенешбек поспешил в зал.

— Дорогой отец Ашым, снимай свой чапан, тебетей и ремень, я тебе после концерта верну, — председатель колхоза поспешно стал стаскивать со старика поношенный чапан.

— Да, слушай, ты осторожно… А зачем тебе все это?

— Надену на артиста, который играет в пьесе, — размахивая вещами старика, Кенешбек побежал за сцену.

Жанаргюл тоже у кого-то раздобыла старушечье платье, подогнала его к Лизиной фигуре.

Темирболот надел чапан старца Ашыма, приклеил усы и бороду. Бросив на себя взгляд в зеркало, он невольно фыркнул.

— Темирболот, не смейся. Если на сцене расхохочешься, то все провалится, — предупредил Акмат, помогавший ему гримироваться.

Жанаргюл волновалась.

«Если бы знать, что Джаркын и Сатылган поступят так, то, конечно, можно было бы предотвратить скандал. Лиза и Темирболот бывали на репетициях, но ролей не знают. Позора не оберешься, если зал загудит, а они не расслышат слов».

Такие же тревожные мысли приходили в голову всем участникам концерта.

Пора было начинать — в зале дружно хлопали.

— Дорогие товарищи! — сказал Кенешбек Аманов, выходя из-за занавеса. — Прошу успокоиться. Сейчас начнется концерт. После концерта задержитесь на минутку. Пользуясь тем, что все в сборе, мы вам кое-что сообщим.

В зале одобрительно зашумели.

— Все готово. Объявите первый номер, — шепнула Кенешбеку Жанаргюл из-за занавеса.

— Теперь начинаем наше веселье, — продолжал Аманов, первым номером пойдет одноактная пьеса «Пережитки прошлого». Роли исполняют Эркингюл, Асанкожо, Лиза и Темирболот.

Под шумные аплодисменты занавес раскрылся. В углу сцены, отвернувшись от зрителей, сидела плачущая Эркингюл. Скрестив руки на груди, стоял ее престарелый жених — Асанкожо. Старик — Темирболот ходил по сцене, опираясь на трость.

Старушка — Лиза увещевала «мужа»:

— О, да пойми же! Сын твой погиб на фронте. Невестка вышла замуж и уехала. Нашу внучку мы сами вырастили. Она сейчас, подобно весеннему цветку, только что начала расцветать. И выдавать ее замуж за пятидесятилетнего грешно и стыдно.

— Эй ты, проклятая старуха, пока не вышиб тебе глаза, замолчи! Коль не выйдет замуж твоя внучка, что ей тогда делать? Пятьдесят лет — это средний возраст для жениха. Раньше семидесятилетние женились на четырнадцатилетних девочках. А твоей уже восемнадцать. Засиделась в девках, начала стареть. Подумай, старуха, и не зли меня.

Интересно было видеть ребят в гриме, на сцене, в чужом облике, с незнакомыми повадками. Особенно забавны были Лиза и Темирболот, перевоплотившиеся в людей преклонного возраста.

— Слава аллаху… постепенно и я вспомню молодость, — с улыбкой произнес Асанкожо, как полагалось ему по роли.

— Не вспоминать тебе молодость, а околеть! Сдохнуть бы тебе, прежде чем жениться на моей внучке! Проваливай с моих глаз, лохматый! — Лиза — старуха толкнула в спину старика — Асанкожо.

— Ах, ты… ты погаными руками коснулась гостя моего? Давно у тебя спина чешется и черти на ней не плясали, — старик с криком бросился на жену и принялся колотить ее тростью.

— Эй ты, Кенешбек! Сдох ты там, что ли? Держи этого бессовестного! — выкрикнул старик Ашым.

Остальные зрители разразились хохотом. Сидевшие рядом с Ашымом стали его успокаивать:

— Отец, это ведь только так на сцене. Они играют роли.

В это время старик — Асанкожо подбежал к старику — Темирболоту: