— По-взрослому? Знаешь, между играми я не старею не только физически, но и психически.

— Я не понимаю.

— Я вхожу в своеобразное оцепенение, — сказал он, глядя мимо меня, — столетия между играми проходят как один долгий сон. Игры похожи на краткое пробуждение среди ночи, вызванное ощущением угрозы и опасности, после которых я снова соскальзываю в сон.

Боже мой, его существование было ужасным. А тут ещё и я появлялась каждые несколько столетий, чтобы окончательно разрушить его жизнь. Я сделала долгий глоток.

Но я не могу и дальше чувствовать вину за поступки, совершенные другими своими сущностями. И не буду.

— Мне жаль, что так сложилась твоя жизнь. Я хотела бы, чтобы всё было по-другому. Чтобы я была другой. Но я отказываюсь расплачиваться за то, что сделала в прошлых играх.

Это словно привело его в чувства.

— Значит, отказываешься?

— В первую нашу встречу ты пронзил меня мечом. Иначе говоря, ты это начал. Ты не спрашивал, хочу ли я выйти за тебя замуж, ты велел мне сделать это. Я просто действовала по обстоятельствам.

— Я тебя понял.

Вот уж чего действительно не ожидала услышать.

— Императрица, давай начнем все сначала.

Поднеся бутылку к губам, я сказала:

— Я ещё ничего не решила.

Он разочарованно вздохнул:

— Смертный не сможет обеспечить тебя так, как я. Я предоставлю тебе дом. Неужели он думает, что ты будешь жить в том занюханном форте?

Я стала на его защиту:

— Джек планирует отстроить для меня Хэйвен.

На лице Арика промелькнула ярость. Но он овладел собой так же быстро, как делал все остальное, оставив эмоции кипеть внутри.

— Если ты чего-нибудь пожелаешь, просто скажи мне. И ты это получишь. Скоро ты сама в этом убедишься.

Я напряглась. Он имел в виду подарок, о котором упоминал? Туза в рукаве? Я почти боялась узнать, что это было.

Что, если Арик мог закончить игру? Расстроить механизм?

— Дэво никогда не будет понимать тебя так, как я. Как может только другой Аркан.

Арик заменил мою бутылку на новую, потому что эту я ее уже опустошила.

— Возможно. Но мы связаны другими узами, — я подумала о ленте, которую он хранил все это время, той, что сейчас лежала у меня в кармане. Вспомнила о нашей общей тоске по дому.

— Так же, как и мы. Мы связаны узами брака, — Арик отставил бутылку и подошёл ко мне, — я считаю тебя своей. Ты не представляешь, какое бесчисленное количество раз в день мне приходится бороться с желанием прикоснуться к собственной жене.

Огонь в его глазах только начал разгораться. Сейчас его взгляд напоминал не столько сияние звёзд, сколько восход солнца.

Неужели придет время, когда я совсем уже не смогу вспомнить, как выглядит восход солнца?

Он пахнул так по-рыцарски: дождём, сталью и мужчиной. У меня подкосились ноги. Когда он был без доспехов, я всегда улавливала нотки хвои и сандалового дерева.

Он втиснул бедра между моими коленями и, приблизив своё лицо к моему, сказал:

— Если бы ты знала, что творится у меня внутри... меня переполняют чувства, которых я никогда не испытывал, за все двадцать веков своей жизни.

Я тяжело сглотнула. Так как не знала, хотела ли я услышать то, что он собирался сказать.

Его глаза светились все ярче и ярче. И когда пламя охватило их полностью, он прохрипел:

— Я люблю тебя, и ты меня любишь.

Не в силах отвести взгляд от его губ, я вспоминала, как целовала их мягкий изгиб.

— С чего ты взял?

Мой голос прозвучал как-то отстраненно.

— Моя жестокая Императрица защитила меня прежде, чем покинуть наш дом. Твоя забота говорит о многом, — его лицо озарила гордость, — от каких врагов ты защищала меня, маленькая жена?

Я растерянно ответила:

— Я не знаю, ясно? Ты сам говорил, что всегда был мишенью.

Он прижал губы к моему лбу, словно в благодарность. А когда отстранился, подарил мне настоящую улыбку: не самодовольную усмешку, не скупую полуухмылку. Такую я видела всего несколько раз.

И она была сокрушительной.

Я задрожала.

— Признай, когда ты после моего отравленного поцелуя тянулся к противоядию, то думал, что я дала тебе смертельную дозу.

— Признаю. Но когда я очнулся, то поплатился за свои сомнения.

— Поплатился? Поплатился? Той ночью ты разбил мне сердце! И даже не заметил — или не захотел заметить — как мне было больно!

— Когда я понял, что твое увлечение смертным не прошло, то решил... проверить чувствуешь ли ты что-то столь же сильное и ко мне.

В ту ночь он тоже меня проверял!

— И что, если бы я поддалась?

Его рот слегка приоткрылся, словно он мечтал об этом прямо сейчас.

— Не могу поверить, что говорю такое, но я даже рад, что этого не случилось. Ты сказала, что возненавидишь меня. Тогда я тебе не поверил, но верю сейчас. Мне не стоило ставить тебя в такое положение.

— Проверка – не оправдание. В принуждении ничего хорошего нет.

Он отстранился от меня и запустил пальцы в волосы.

— Тогда научи меня, что хорошо. Я неопытен в семейной жизни, но ты знаешь, как быстро я учусь. Я сумею стать таким, как ты хочешь.

— Не думаю, что этому можно научиться. Это должно быть частью твоего естества, частью тебя самого.

— Воспитание и прошлое определили мой характер, но я готов меняться. Вступая в каждую новую игру, я приспосабливался, и даже к разным эпохам.

Эпохам? Как он это выдерживал? Находясь так близко, я почти физически ощущала его тоску. Чувствовала мучительное одиночество, что его переполняло.

Я вспомнила его дом — музей безжизненных коллекций. Вот почему он так трепетно относится к своим сокровищам, этим пережиткам прошлого, потому что это всё, что у него есть... всё, что он когда-либо надеялся иметь.

— Арик, возможно, бескорыстие тебе чуждо. Ты даже сексом со мной хотел заняться с умыслом. Что если бы я не заметила, что ты был без презерватива? — это вспоминание распалило мою ярость. — Ты действовал у меня за спиной... хотел обмануть меня.

— Я и не думал тебя обманывать, sievā. Не было никакого умысла.

— Этой беременностью ты распланировал всю мою жизнь и даже не удосужился мне об этом сообщить.

Он снова подошёл ближе и положил руки на стойку по обе стороны от меня.

— Между мужьями и жёнами так было заведено на протяжении тысяч лет. Тогда я решил, что если на нас снизойдет такое благословение, то это только к лучшему.

Потому что его представления о браке и семейной жизни почерпнуты из другой эпохи.

— Ты обвиняешь меня в расчетливости, хотя знаешь, что для того, чтобы что-то просчитывать, я слишком неопытен в этих делах, — его скулы зарделись, — когда я впервые увидел тебя обнажённой в своей постели, то едва мог говорить... не то что строить планы.

Эти слова потушили мою злость. Я вздохнула.

— Я тебе верю.

Опершись рукой о стену позади меня, другой рукой он коснулся моего лица.

— Тогда мы уже начали всё с начала. Мы научимся доверять друг другу.

Джек тоже говорил что-то подобное. Мой взгляд метнулся к двери.

— Восхищаясь твоей преданностью, я одновременно её проклинаю. Если бы не она, ты была бы моей. Сейчас мы лежали бы в кровати и наслаждались поцелуями.

Я положила ладони на закованную в броню грудь Арика, чтобы оттолкнуть его. Мои руки выглядели такими бледными и хрупкими на фоне его пугающих доспехов. Сколько раз я царапала когтями этот металл в отчаянных попытках сбежать?

Наконец он отстранился.

— У смертного есть другая, ради которой он готов рискнуть жизнью.

Он сел за стол.

— Джек не любит Селену.

— Возможно, полюбит, если ты перестанешь давать ему повод надеться на большее. Отпусти его и дай им своё благословение.

От одной мысли об этом у меня сжалось сердце. Воспользовался бы Джек такой возможностью? По крайней мере со временем?

— Когда мы вернемся домой, все будет иначе. Я поделюсь с тобой всем, что знаю об игре. Мы вместе изучим хроники и исторические документы, которые я собрал. Я научу тебя лучше пользоваться своими силами.