Все мужчины и женщины были погружены в печаль. У одного из пассажиров в нашем вагоне, невысокого роста, одетого в белый плащ, было выражение безграничного страдания на лице, глаза полны слез. Оказалось, что это знаменитый кинорежиссер Марк Донской, создавший фильм о великом писателе Максиме Горьком.

Уже к началу октября враг занял многие территории страны, разрушил множество городов и сёл, оккупировал значительную часть Белоруссии, Украины, Прибалтики. Защита Отечества стала долгом всех патриотов, каждого гражданина.

Я точно не помню, в июле или в августе, прервав едва начавшуюся учебу, нас отправили в город Вязьму под Смоленском в составе оборонительных студенческих отрядов. Надо было рыть траншеи, сооружать рвы и эскарпы для того, чтобы перерезать пути наступления немецких танков. Это было очень трудным делом. Иногда приходилось работать день и ночь, а вырытые траншеи и рвы затем укреплять бревнами и ветвями. В иные дни, словно птицы, над нами пролетали немецкие самолеты, рокочущие моторами. Тогда мы падали на землю, затыкая уши от их грохота. Как только грохот смолкал, мы с опаской поднимали головы и решались встать, лишь увидев пасущихся вдали лошадей. И снова начиналась работа в поте лица...

В это время, как в 1812 году, когда поднявшаяся против Наполеона Москва создавала народные отряды защитников, стали создаваться добровольные ополченские дивизии. Они составлялись из рабочих и служащих, в них вступали и представители интеллигенции.

Пролетавшие по вечерам над лесами немецкие самолеты сбрасывали листовки антисоветского характера, они агитировали за переход людей на сторону немцев. Мы с гневом и ненавистью рвали в клочья эти листовки...

Как мне помнится, в Москву мы возвратились в конце сентября, а в середине октября нам объявили о том, что наш институт будет эвакуирован в Самарканд...

В конце 1941 года в Самарканде собрать тысячи студентов и сотни профессоров, и создать условия для учебно-воспитательной работы было делом нелегким, ибо эвакуированных сюда было, помимо нас, несметное количество: прибыли институты Москвы, Ленинграда, Харькова, а также много других учреждений и организаций. Обеспечить их всех помещениями, оборудованием и всем необходимым требовало от руководителей города больших усилий.

Учебные помещения, мастерские для художников стали размешать даже в чайханах. Часть нашего института имени Сурикова расположилась в медресе Шердор, другая часть — в медресе Тиллякори на Регистане, а под общежитие нам выделили здание школы на Пянджикентской улице.

Вот таким образом началась в Самарканде жизнь столичных профессоров и студентов.

Несмотря на то, что условия были тяжелыми, а возможности ограниченными, дела пошли.

Ректор нашего института, мой педагог Игорь Грабарь был в это время в Тбилиси. Если не ошибаюсь, он приехал в Самарканд в середине или во второй половине 1942 гола и, сразу включившись в учебно-воспитательный процесс, на ученом совете института начал утверждение эскизов дипломных работ.

После того, как утвердили мой эскиз триптиха под названием «Меч Узбекистана», я вплотную занялся своей дипломной работой.

...На площади Регистан старик-отец вручает отправляющемуся в бой сыну меч, как бы давая наказ — не щади, будь безжалостным к нашим врагам. С одной стороны стоит мать юноши-батыра, держа в руке хурджин — переметную суму, в которой видны самаркандские лепешки, с другой стороны — друзья и родные джигита. В нижней части картины прекрасная девушка держит под уздцы оседланного коня. У мавзолея Гур-Эмир вооруженные люди занимаются военными приготовлениями. Слева изображено отправление в фонд обороны подарков, которые приготовили самаркандцы — и взрослые, и дети, и старики...

К концу 1942 года начались защиты дипломов. Это, конечно, был для нас праздник.

Из 60 дипломников десять, среди которых был и я, получили отличные оценки и были приняты в аспирантуру при институте.

К этой радости добавилась и другая: после изгнания немцев из-под Москвы было решено вернуть институт в столицу. Началась реэвакуация. Благодаря академику Грабарю наш институт первым вернулся в Москву уже в 1943 году.

В столице вновь началась бурная наша жизнь. Содержание моей работы в аспирантуре было определено тем, что она предназначалась для Музея литературы имени Алишера Навои, который предполагалось в будущем построить в Ташкенте.

Неожиданно, даже больше чем неожиданно, в искусстве стали происходить непонятные для меня явления, которые очень больно ранили душу. Например, ни с того ни с сего мне было предложено продолжить мою научную работу в Институте искусствознания Академии наук, ибо мой учитель Игорь Грабарь был снят с должности ректора института имени Сурикова. Второй мой педагог профессор Николай Чернышев был отстранен от работы в институте под предлогом выхода на пенсию. В сложное положение попали и многие другие профессора, которых отстранили от преподавания. На должность же ректора назначили ничего, на мой взгляд, не понимающего в учебно-воспитательном процессе художника Федора Модорова. Он избавился от основных сил института, который считался среди художественных учебных заведений средоточием творчества и эталоном по уровню даваемых знаний. Новый же ректор стал наводить свои порядки.

Политика в области изобразительного искусства в эти годы диктовалась группой художников во главе с Александром Герасимовым. Они начали беспощадную борьбу с импрессионизмом, течением, ознаменовавшим самые прекрасные времена мировой художественной культуры. Такие гениальные художники-импрессионисты, как Клод Моне, Эдуард Мане, Огюст Ренуар и их последователи в европейском и мировом искусстве, а не только во французском, подверглись ожесточенной критике и были полностью выброшены «полковниками» от культуры из истории мирового искусства, словно ненужный хлам. Один из богатейших художественных музеев — Музей изобразительного искусства Запада — был закрыт, а его бесценная коллекция была упрятана в запасники и подвалы других музеев, здание же отдано президиуму Академии художеств.

Игорь Грабарь, отстраненный от работы в художественном институте, несмотря на трудные времена, переживаемые им, продолжал руководить моей работой над эскизами для Музея литературы имени Навои, постоянно поддерживая меня ценнейшими советами. Он продолжал переносить все неприятности с присущей ему твердостью духа и убеждением, что правда во все времена отстаивается в борьбе, в противостоянии и противоречиях, что все заблуждения и сложности — преходящи. Он опекал меня постоянно, ни на минуту не оставляя без помощи и советов. Он рассказал о моем творчестве архитектору академику Алексею Щусеву и посоветовал ему привлечь меня к участию в оформлении здания театра имени Навои, который строился в Ташкенте. Познакомившись с моими работами, Щусев согласился с предложением моего учителя, поставил в известность о моих работах руководителей правительства Узбекистана. По-видимому, получив их согласие, он поручил мне работать над композициями для интерьера театра по произведению Алишера Навои «Пятерица» («Хамса»). Композиции для четырех стен фойе второго этажа должны были быть многофигурными, а для фойе первого этажа — однофигурными.

Я знал, что Алексей Щусев — крупный зодчий, был знаком с некоторыми его творениями. Мне было известно, что он участвовал в создании мавзолея Ленина в Москве, гостиницы «Москва», Казанского вокзала, музея истории марксизма-ленинизма в Тбилиси, прекрасного собора святой Софии в Болгарии, ему принадлежат планы и предложения по реставрации разрушенного немцами Новгорода. О последних его работах я читал в прессе.

Еще в далеком 1911 году, во время своего пребывания в Самарканде, впервые детально изучая мавзолей Гур-Эмир, где захоронены Темур и Темуриды, Алексей Щусев, возможно, уже тогда поставил перед собой цель использовать традиции национального искусства при возведении новых зданий, которые могут быть построены на узбекской земле.

Строительство здания театра имени Навои в Ташкенте дало Щусеву возможность осуществить свою давнюю мечту. Он считал, что новый театр должен воплотить в себе не только достижения искусства зодчих и мастеров архитектурного декора, но и всех сфер национального искусства. Для этого было необходимо организовать совместную работу народных мастеров разных областей Узбекистана, применить достижения традиционных прикладных ремесел. Возможности для решения этой задачи он предусмотрел в своем проекте.