нам стола, как бы приглашая нас подсесть к нему. Иван принял приглашение и, устраиваясь на крайнем стуле,

спросил:

— Чем будешь угощать?

Тот ответил:

— Чем пожелаешь.

— Плов есть?.

— Конечно.

— Вот и ладненько! Два плова для начала. Верно, Аксель?

Я кивнул и тоже подсел к столу, накрытому узорной скатертью. Время было раннее, позволявшее мне не

слишком торопиться в Сочи. Даже первый автобус, идущий туда из Адлера, я мог спокойно пропустить и

вполне успеть к теплоходу на следующем. Но, впрочем, надо было еще успеть добраться до Адлера.

Плов нам подала молодая черноглазая женщина в темно-красном платье, на котором ее короткий

передник прямо-таки сиял белизной. Такой же белизной сияли ее зубы. И, может быть, эта белизна во рту

делала ее полные губы особенно яркими. И в ее черных глазах тоже была яркость, хотя они не переставали быть

черными. И даже изгибы ее черной тугой косы, уложенной на голове в два круга, давали при каких-то ее

поворотах отблески наравне с приколками. Иван сказал ей:

— Царице Тамаре — наш нижайший поклон!

Она ответила, блеснув зубами:

— Здравствуйте. Давно мы вас не видели. Забыли о нашем существовании?

Он пояснил:

— Увы, некогда было. Летал. А теперь вот спустился на землю — и первым долгом к вам, Тамарочка.

— Охотно верю и безмерно тронута вашим вниманием.

— То-то.

— Тем более что Адлер — это страшно далеко от нас, и попасть к нам оттуда действительно можно

только раз в году.

— Да, такая наша доля. И рвемся к вам всем сердцем, и слезы проливаем, а не вырваться никак.

— Бедный. Как мне вас жалко.

— И на том спасибо, Тамарочка.

Пока они так переговаривались, я еще раз обдумал все, что касалось теплохода: прикинул расстояние до

Адлера и время, нужное автобусу, чтобы доставить меня оттуда в Сочи. Да, можно было не торопиться к

первому автобусу и спокойно есть свою долю жареной баранины с рисом, а попутно постараться придумать

слова помягче, чтобы не рассердить Ивана при расставании.

Тем временем в открытые двери столовой входили и выходили люди. Мужчины и женщины, легко, по-

южному одетые. Одни из них усаживались за столы, привлекая к себе внимание царицы Тамары, другие

останавливались у буфета, выпивая или съедая что-нибудь наспех, стоя, и тут же опять выходили за порог. В

русскую речь вмешивался нерусский говор. И по виду многие не походили на русских. Их можно было

отличить главным образом по черноте волос и глаз. Один из них, довольно молодой, с такими же короткими

черными усиками над верхней губой, как у хозяина столовой, крикнул что-то не по-русски от самого порога и у

буфета оказался в один прыжок. Хозяин молча налил ему из бутылки стакан лимонада, и тот выпил его одним

духом.

Я посмотрел на Ивана. При звуке голоса этого парня он весь встрепенулся и теперь не отрывал от него

взгляда. А когда тот с прежней стремительностью направился к двери, он крикнул, выскакивая из-за стола:

— Гоцеридзе! Васо! Генацва-а-але!

Тот остановился, вглядываясь в Ивана с серьезным и даже недовольным видом, но вдруг сверкнул

белыми зубами и крикнул в ответ:

— О-о! Кого я вижу! Ваня! Длинный Иван!

Они бросились друг к другу, обнялись и поцеловались. Потом, не расцепляясь, отстранились немного,

разглядывая друг друга с улыбкой. Иван сказал:

— А ты все такой же упругий и белозубый. И время тебя не берет.

Тот ответил:

— И ты тоже не изменился. Сплошной чугун. Уральское литье.

Иван спросил:

— Ты разве здесь живешь?

Тот ответил:

— Нет. Мимо еду. Заскочил воды глотнуть.

— А куда едешь?

— В Сочи. Контракт подписывать от имени своего совхоза с курортным трестом ресторанов и столовых

на предмет поставки фруктов и ягод. Как видишь, миссия весьма прозаическая. А ты куда?

— В Батуми топаю.

— То есть как топаешь? Пешком?

— Ага. Захотелось ногами пощупать землю, над которой летаю.

— Летаешь? Где?

— Здесь же. Ленинградская линия.

— Молодец! А я давно на земле. Не могу без нее.

— Вот и я по ней с превеликим удовольствием шагаю. И со мной тут еще один финский товарищ.

— Какой?

— Финский. Да вот он. Знакомьтесь, пожалуйста: Грузия — Финляндия. И чтобы у меня никаких

церемоний, поскольку оба рабочей кости отпрыски. А объясняться можете по-русски.

Мы с грузином пожали друг другу руки, и он сказал, глядя мне в глаза своими черными глазами:

— Очень рад видеть представителя, далекого севера в наших южных краях. — И добавил, кивнув на

Ивана: — Ему везет на дружбу с людьми разной национальности. У нас в эскадрилье их было несколько, и

каждый называл его на свой лад: Иванченко, Иванян, Иванидзе, Иваничюс.

Я сказал:

— А теперь он, кроме того, будет Иванен.

Грузин улыбнулся, оценив мою шутку. Иван взял его за плечи, пытаясь усадить на стул у нашего стола.

Тот воспротивился, оглядываясь на дверь, и они опять повозились немного. Оба были рослые, только Иван чуть

повыше. И красивые были оба, только по-разному. У одного все было темное: и лицо с горбатым носом, и

волосы, и шея у раскрытого ворота голубой рубахи, и даже коричневый костюм с темно-зелеными прожилками.

А другой был светлый, несмотря на загар. И волосы у него от солнца высветлились, и одежда была светлая.

Он сказал темному:

— Надеюсь, не откажешься перекусить с нами?

Тот помедлил с ответом, продолжая коситься на открытую дверь:

— Перекусить? У меня, видишь ли, там “победа” совхозная ждет… Но ради такого случая и бутылку

распить не грех. Как ты полагаешь?

— Как я полагаю? Да это же гениальнейшая мысль! Тамара! Царица души моей! Организуйте нам,

пожалуйста, один “Букет Абхазии”. И закуску к нему по своему усмотрению.

Во время этого разговора к нам от соседнего столика подошел еще один черноволосый парень, лет около

тридцати семи, в серых брюках и в кремовой рубахе с расстегнутым воротом. У него было чисто выбритое

темное лицо, без усиков, но тоже очень строгой и правильной формы. Как видно, меня занесло в край, где

обитал какой-то неведомый мне красивый народ. Подойдя к нам, этот парень протянул руку нашему грузину и

сказал по- русски:

— Привет, Васо! Не забыл еще дорогу в наши края?

Васо воскликнул в ответ:

— Хо! Кого я вижу! Привет, привет! Ну, как можно забыть. Для нашего совхоза она, можно сказать,

дорога жизни — главный торговый канал. — И, оборотясь к нам, он добавил: — Познакомьтесь: Георгий Чачба

— коренной житель здешних гор.

Мы с Иваном пожали по очереди руку коренному жителю здешних гор. А Васо спросил его:

— Какими судьбами здесь, внизу?

Тот пояснил:

— Захотелось у моря пожить. Снял дачу на время отпуска. И сестра со мной. Вот она.

К нам неторопливой походкой приблизилась черноволосая женщина в зеленовато-желтом шелковом

платье без рукавов и с большим вырезом у шеи. На вид она была не старше своего брата и в меру полная. Брат

посторонился, предлагая ей движением руки обратить на нас внимание, и она протянула нам всем троим по

очереди полную загорелую руку с твердой, сильной ладонью. При этом она улыбнулась нам, и мне тоже

досталась доля ее улыбки…

Нет, не только мужчины были красивы в этих краях. И женщины здесь тоже кое-чего стоили. И, пожалуй,

трудно было бы сказать с уверенностью, кто из них здесь был красивее — мужчины или женщины. Скорее

женщинам следовало отвести в этом первое место. Иван сказал этой женщине и ее брату:

— А вы подсаживайтесь к нам! Веселее будет. Правда, Васо? Тамара! Поставьте нам, пожалуйста, два

“Букета Абхазии”.

Брат и сестра поколебались немного, но приняли приглашение. Васо усадил женщину справа от меня,

сам уселся возле нее у конца стола, а по другую сторону стола, напротив нас с женщиной, уселись ее брат и