Широко распространённая в народе астрология на современном зачаточном уровне своего развития помогает определить принадлежность к виду более точно. Но это только начало. Утро в стране, где президент крестом себя осеняет, начинается с того, что по всем каналам телевидения сообщают астрологический прогноз на день — какой добычи ждать Львам, а кем будут съедены Тельцы и Козероги. А каждый Новый год все мучительно подсчитывают цифры своего года и месяца рождения, чтобы узнать истинную свою принадлежность к гадообразным и узнать покатит ли ему счастье в Год Огненного тигра или Красного петуха.

А потом все дружно прутся в храмы «ничтоже не сумняшеся». Там, если от Святого елея не затрясёт, то они от Бога просят щедрот, а если скрючит от елея — значит жди счастья в Год Огненной Обезьяны. И не забудь одеть на себя что-нибудь жёлтое. Обезьяна жёлтое любит. Следом — год Синей лошади (видимо сильно накурились разнотравья).

Мир многообразен и нам, любопытным, только предстоит открыть его тайны, продолжая развивать учение Чарльза Роберта Дарвина. А создал его и весь этот безумный прекрасный мир — Бог. И не сомневайтесь! Просто Чарльза — понесло!

Криминальное чтиво

Сил оставалось с каждым днём всё меньше. Сон стал похож на помрачение. Он был не глубоким и без сновидений. Редко всплывали в памяти какие-то лица, но связать их общей канвой событий мне не удавалось. Дойти до магазина было также трудно, как в молодости перепахать поле. Наверное, стоило бы в жизни поменьше работать. Поберечь силы. Лучше было бы читать книги. А что от них-то осталось в голове? Сил они мне, что ли прибавили? Или ума?

— Почитай мне, Леночка, а то я сам не могу, у меня глаза болят.

— Что почитать?

— Что-нибудь. Возьми с полки.

— Джек Лондон. «Белый клык». На бескрайних просторах Клондайка….

— Это про мою собаку, я плакать буду. Давай лучше сказку?

— Что я тебе бабушка?

— Но и не дедушка!

— А где у тебя сказки?

— На верхней полке. Возьми лесенку.

— Андерсен. Бажов. Ершов. Гримм. Пушкин.

— Андерсен хороший, но чуть-чуть длинный. Братья Гримм моих любимых Гензель и Греттель замучили и в дремучем лесу бросили. Конька-Горбунка больше всего люблю. И про Емелю со щукой на печи. Давай Пушкина. «Золотую рыбку». Такая прелесть. Про вас, про ненасытных женщин.

— Пушкина тоже женщины обобрали?

— Ещё как! Догола! До смерти! Он думал, что нашёл в деревне замарашку послушную, а она оказалась первой красавицей России. Сам-то Пушкин от горшка два вершка. Хотел венчанием девушку к себе приковать и осчастливить. Детей настрогал, чтобы никто на неё не позарился. А заработать денежек не мог. В долг жили. А у неё в ухажёрах и Император Николай I, красавец и француз соблазнительный Дантес. Кстати, ты знаешь, что внучка Дантеса, сошла с ума, когда узнала, что он убил Пушкина. Она стихи Пушкина очень любила.

— Ну, слушай, Коля. Жил старик со своею старухой у самого синего моря.

— Как мы, Лена.

— Где ты море видишь?

— Да в Сестрорецке.

— Тогда не у самого. Поодаль. В часе езды. И у серого моря.

— Не придирайся, спорщица.

— Смилуйся государыня рыбка. Пуще прежнего, взбесилась старуха. Не хочет быть царицей, хочет быть владычицей морскою. И чтобы ты у неё была на посылках! А вот о царе Салтане. Кабы я была царица, молвит третия девица, то для батюшки царя родила б богатыря… с первой ночи, понесла.

Я, помню, спросил училку во втором классе, что такое «понесла»? Она глазки выпучила и мне строго так ответил: «Потом всё узнаешь, Коля».

— А вот хочешь «Один день Ивана Денисовича».

— Это Со Лже Ницына. Борца за права человека, который вертухая в дёсны целовал. Не надо. Он хитрый разведчик, Варлааму Шаламову посоветовал не печататься. Рановато, мол, ещё. А у меня таких дней теперь побольше, чем у Ивана Денисовича. 365 в году. Зато писатель с президентом в полном порядке.

— Ну вот, смотри. Сэлинджер. «Над пропастью во ржи».

— Джером, дружок! Это мой первый учитель юношеского разврата. Прочитав его, я ринулся в половой разгул со взрослыми тётями. Мне этот романчик Эльвира Львовна подсунула. Наша немка. Сексуальная была евреечка. Давай.

— Ну, слушай, старый развратник.

«Я вошел в номер, примочил волосы, но я ношу ежик, его трудно как следует пригладить. Потом я попробовал, пахнет ли у меня изо рта от всех этих сигарет и от виски с содовой, которое я выпил у Эрни. Это просто: надо приставить ладонь ко рту и дыхнуть вверх, к носу. Пахло не очень, но я все-таки почистил зубы. Потом надел чистую рубашку. Я не знал, надо ли переодеваться ради проститутки, но так хоть дело нашлось, а то я что-то нервничал. Правда, я уже был немного возбужден и все такое, но все же нервничал. Если уж хотите знать правду, так я девственник. Честное слово».

— Ой, как мама её ругала. Она прочитала пару страниц и бегом в школу. Кто посмел её сына развращать. Не мог же я сказать маме, что я с первого класса в Эрмитаж хожу на голых тёток пялиться.

— А ты помнишь, Коля, что вы в школе по программе проходили?

— Смутно, Лена. «Недоросль» Фонвизина, «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Целую неделю люди в возках тряслись, лошадей на почтовых станциях меняли. Причём согласно своего положения в обществе, то бишь «подорожной», выдавали и лошадей. «Горе от ума» помню хорошо.

— Вот эта книжечка. Александр Сергеевич Грибоедов. Почитать тебе?

— Нет. Не нужны мне эти нравоучения. Нужно было с Молчалина брать пример. Проку бы побольше было. А я под Чацкого «косил».

— А вот «Ревизор». Николай Васильевич Гоголь. Читать?

— А что, Лена? Там забавные коленца есть. Но вот интересно мозг устроен — Гоголя не помню, а Венечку Ерофеева — наизусть. Потому как запретный плод. А для прадедов наших Гоголь запретным был. Но я, вообще, жутко не любил читать. Ну что — эти книги. Слова, слова, слова. Бить или не бить, вот в чём вопрос. С детства ненавижу вопросы товарищей «Ты прочитал?» «Ты читал?» Возмущённые возгласы классной интеллектуалки — «Как, ты не читал Толстого?» Так его и Пушкин не читал. Заклеймите нас с Пушкиным презрением. Там страниц столько, что половины жизни не хватит, чтобы их просто перелистать. «Ах вот как? Не примазываться к Пушкину! Он Солнце русской поэзии!» Кто я такой, спрашиваете?! А давно у вас взошло это Солнце? Его высший свет, такие же снобы, ненавидел, как чёрта. В ссылку отсылали за вольнодумство. А наизусть-то его стишок можете прочесть? То-то! Вам бы заткнуться про книги. Что вы из них хорошего вынесли? Как родителей обокрасть, бабушку убить, да Родину разбазарить? Достоевского начитались? Цитатники хреновы! Так Достоевский не только об этом писал. Кто для вас эти цитаты подбирает? А про человеческое достоинство читали у Сервантеса или у Гоголя? Про «Дон Кихота», или про «Шинель» хотя бы! Холуи крепостные! Ленинцы единогласные! Вова Путин десять лет только анонимки в КГБ читал и стал лидером нации.

То ли дело кино! «Кубанские казаки!», «Свинарка и пастух», «Раба любви»! Мороженое крем-брюле в буфете, Советское шампанское, сидишь в темноте, девчонку по коленке гладишь, смотришь на экран, как в окошко, а там дождь, ветер, артисты прыгают, всё рассказывают и показывают. Стараются. И все, как живые.

— Я тоже кино люблю, Коля. Особенно комедии.

— Самое смешное, что я читал в жизни — это «Двенадцать стульев» Иехиель-Лейб Арьевича Файнзильберга и Евгения Катаева (Ильф и Петров их псевдонимы). Я гомерически хохотал. И всё жизнь цитирую и хохочу. Ничего не меняется. И фильм люблю смотреть с Арчилом Гомиашвили. Я там снимался с ребятами по секции у Георгия Данелия. В Костроме.

— Стул играл?

— Диван, Лена! Двуспальный. Как из маминой из спальни, кривоногий и хромой, выползает умывальник с непокрытой головой.

— И телом…. А давай кино посмотрим, Коля!

— Не вижу я ничего. Слезятся глазоньки мои, Леночка. Устали смотреть на это безобразие.