Папа ходил на эту могилу каждый день в течение года, а потом слёг и умер от тоски. Две недели я приезжал к его постели и привозил дорогой коньяк и какую-то еду, которую он уже не мог есть. Отец пытался поговорить со мной, сказать что-то важное, что не успел высказать за всю суетную жизнь, да так и умер. Чтобы положить его по завещанию к ногам матери, я сжёг его в адском пламени крематория.
Получив урну с прахом, я поставил её на переднее сидение его «Жигулей» и отвёз на кладбище. День был августовский, солнечный, прозрачный. Птицы радостно щебетали, словно обретали ещё одного кормильца. На душе было легко и весело. Теперь и машина, и квартира мне достались. Никто ругать не будет с насупленными бровями. Казалось, впереди у меня долгая и беспечная жизнь. Положил я его рядом с мамой, чем сильно облегчил себе поездки в день поминовения усопших.
Краска заливает моё бесстыжее лицо каждый раз, когда я подхожу к могиле родителей и вспоминаю тот их отъезд с моей дачи в Павлово-на-Неве на ночь глядя. Они не любили эту дачу, которую я купил пополам с тёщей и пренебрёг желанием родителей построить дом на берегу залива в Сестрорецке. И в тот раз я уговорил их остаться ночевать на даче, а утром пойти с внучатами на рыбалку. А потом приехала подруга тёщи и мои родители встали с постели и уехали, поняв, что эта комната была забронирована для этой подруги, а я там не хозяин. Стыдно, как мне стыдно…
До бабушкиной могилы нужно было добираться в Гатчину, а могилы дедов и дядьёв вообще не были никому известны. Братские это были могилы. Одна на Западном фронте в Латвии, а другая в ГУЛАГе. И если деда Антона мне всегда напоминал аромат цветков липы в июле, то про деда Якова не осталось ни каких воспоминаний, кроме пожелтевшей фотокарточки.
Погоревав немного, я углубился в проблемы строительства коммунизма, воспитание детей и веселое проведение досуга в кругу друзей и подруг. Яркий, распрекрасный мир открылся перед моим взором. Никто больше не отягощал мою совесть не исполненным родительским долгом. Никто больше не мешал мне работать без устали и зарабатывать много денег. Ими я щедро одаривал своих детишек и домашних, устраивал торжества, карнавалы и ждал от них восторга.
Тоска гложет одинокого человека, как ржа. Даже ещё быстрее. Одиночество делает человека свободным. Можно поехать к кому-нибудь, попить чаю, побеседовать. Вот только ехать некуда, не к кому и незачем.
Когда заболев, я неожиданно услышал смертельный приговор участкового врача, показалось, что это было сказано кому-то другому, не мне. Разве со мной может что-нибудь случиться?
Я побежал к Богу. Побежал в храм Равноапостольного князя Владимира, к отцу Андрею. Побежал жаловаться и просить пощады. Отец Андрей благословил меня и выслушал. Потом тихо сказал, что сегодня вечером будут служить Парастас, а завтра Вселенская Родительская Суббота накануне Великого Поста. Помолимся за всех, прежде отошедших в Вере и Надежде Воскресения…
Мне стало не по себе. Никто не может помочь, никто не хочет помочь! Я бросился к машине и поехал к знакомому врачу. Тот с порога понял проблему и спросил, есть ли у меня достаточно денег, чтобы лечиться на высшем уровне. Если нет, то он ничем помочь не может. А если есть, то нужно отдать деньги ему тихо, по-чёрному, чтобы не платить налоги. От разводок я так устал, что готов был броситься под поезд.
Купив огромный букет самых дорогих цветов, каких никогда не покупал маме даже на день рождения, я помчался на Ковалёвское кладбище. Машина шла юзом по скользкой дороге. Весеннее солнце искрилось на снегу. Подъехав к воротам, я стал уговаривать охранника пропустить меня на машине, но, не уговорив, поставил машину и пошёл пешком. Нормальные-то люди зимой на кладбище не ходят. Только те, кого припекло до смерти.
Кресты были занесены ровным покровом снега и кое-где торчали из сугробов. С трудом отыскав участок, где покоились мои родители, я стал пробираться по глубокому снегу к их могиле. Как быстро пролетело время. Я же хоронил их на краю кладбища, а теперь этот край стал центром. Под ногами попадались остроконечные оградки и выступы гранитных цветников. До могилы было ещё далеко. Замёрзшими губами я бормотал покаянную молитву «Ослаби, остави, прости Господи… простите, родные… я больше так не буду. Я люблю вас….»
Снег становился всё глубже, и я увяз по пояс, потеряв последние силы и ощутив боль за грудиной. Холодная испарина покрыла всё моё лицо. Над кладбищем стояла мёртвая тишина. Только из дальнего перелеска слышалось по-весеннему бойкое щебетание птиц. В отчаянии, погружённый по пояс в непроходимый снег, я бросил цветы в сторону могилы родителей и они рассыпались разноцветным веером по белому сверкающему снегу.
Торжество Дарвинизма
Бессмысленные споры об истинности воззрений английского учёного Чарльза Роберта Дарвина обусловлены только тем обстоятельством, что его приемники и последователи передёргивали карты (то есть его труды) в свою пользу. Их последователи продолжали передёргивать, да к тому же не читали первоисточников. В науке о происхождении видов (человека в том числе) воцарился Хаос.
Между тем и сегодня всё лежит на поверхности. То есть на книжных полках библиотек. Но туда никто не ходит. Читать перестали вообще. Интернет привирает и перевирает в силу того, что это всё те же малограмотные люди, которые пишут во всемирную паутину всякую хрень, которая только придёт им в голову. Едят мало. Особенно йода. Это сказывается на их интеллекте. Отравоядные сживают со Света омлетомпитающихся. Пьют много. Палёного зелья. Вот тебе и паутина.
В защиту Чарльза Дарвина могу привести такие факты из его биографии. В Бога он верил. Вера пошатнулась в первом кругосветном пятилетнем плавании по океану, где он увидел столько разноцветных прелестей, что усомнился в реальной возможности создания этого многообразия кем то одним. Пусть даже Богом. Сравнивал, конечно, со своими возможностями. В чудо и так верил мало. Ослаблению веры способствовала морская качка в течение пяти лет. После такой процедуры ещё не то в голову полезет. Кроме того он, как и все шотландцы, любил «уиски». А это, в сущности, чистый самогон. А самогон, как вы все знаете — зелье Зелёного Змия. Но о нём, о Змие, чуть позже.
Вернувшись в Англию Чарльз, от не фиг делать, зашёл в Лондонский зоопарк. Посмотрел на слона, на верблюда, на бегемота, на кобру, на… и вот тут он обалдел. Это было не зеркало. Он смотрел на обезьяну шимпанзе. Обнаружил сильное сходство. И решил, что его род берёт начало от обезьяны. И был абсолютно прав.
Теперь, когда учёные набрали горы информации, достаточной для глубокого анализа, когда атеистам не обо что ломать копья, потому как ограбили они всех верующих и помазанника Божия убили, складывается ясная картина мироздания.
Человека, как и всех прочих гадов, сотворил Бог! Но продолжателей этого вида немного. Дети Адама и Евы, Каин и Авель, сошлись в смертельной схватке. Естественный отбор? Да просто Каин — чистый мутант. Видимо Ева прижила его с каким-нибудь хищником. Может быть с тем Змием, который её яблочком соблазнил. О нём, приживальщике, выразительно говорит в своих работах и Чарльз. Змей-искуситель, он же Диавол, тоже был создан Богом безгрешным ангелом. Но впал в зависть и… пал. Влекомый завистью пал. Увидев Адама и Еву заревновал, позавидовал и попытался встать на ноги.
В процессе эволюции по теории Дарвина у многих из его змеиного рода выросли ноги. Есть же летающие рыбы. Бобры и крокодилы, живущие под водой как на суше. Ложные грибы. Почему не может быть бродячих ворон (летающие крысы по определению главврача России Геннадия Онищенко), или лазающих по деревьям динозавров? То, что динозавры ходили на двух ногах знают даже дети! Понимаете, куда я клоню? Может мы от динозавров? Ну не все, конечно! Только очень избранные!
В Индии обезьяны бегают по улицам и к ним так привыкли, что никто не обращает на них внимания. Пять рас человекообразных — это результат скороспелых выводов ленивых и самовлюблённых учёных. Их намного больше. От лени же решили, что только одна ветвь человекообразных — хомо-сапиенс — выжила. Потому что стали есть мясо. В том числе соседское. Спрятанное в холодильных пещерах. А те виды, которые ели зелень, вегетарианцы — загнулись начисто.