В первый момент я даже испугалась, подумала, что это знаменитая "Черная Эмми", карета для перевозки арестованных. Но если даже это была она, то внутри ничто об этом не напоминало. Обычный городской экипаж, удобный, но без излишеств. Наверное, в таком Леокадия перевозила труп бедняги Гесперия.

Стоило подумать о Гесперии, как у меня испортилось и без того не слишком радужное настроение. Как‑то вдруг вспомнилось все плохое, да и мысли о будущем приходили в голову пессимистические. Я, конечно, старалась сделать Губерту добро, но мало ли как короли такие вещи воспринимают? Может, он из‑за этого будет меня подозревать в коварных замыслах. Например, что это не Эберхард, которому он по умолчанию должен был доверять, а Конрад плетет против него коварные замыслы? В этом случае король попытается избавиться от нас с Конрадом, и, видят боги, у него есть для этого все возможности.

Муж мой сидел рядом молча, сжав кулаки и стиснув зубы. Ему было еще хуже, чем мне. Он, в отличие от всего лишь сомневающейся меня, был абсолютно уверен, что ничего хорошего эта встреча нам не несет.

Карета подъехала не к парадному, а к заднему крыльцу. Правда, не тому, через которое в свое время мы с Рихардом пробирались во дворец. То было со стороны кухни, а это — с противоположной. Я предположила, что оно для тайных агентов Грегорича, и, кажется, была недалека от истины. Нас встретили два стражника в штатском, проводили в небольшую гостиную и велели дожидаться: за нами придут.

Комната была похожа на нечто среднее между малой гостиной и будуаром. От ее убранства за лигу отдавало дамой. Обитые цветастым гобеленом пуфики и диванчики в качестве мебели, вазочки и фарфоровые фигурки на всех горизонтальных плоскостях, светильники в виде букетов, золотисто — розовые тона… При этом на всем убранстве лежала пыль, сметенная только в одном углу. Похоже, когда‑то эта комната относилась к покоям королевы и сейчас не использовалась.

Мы с Конрадом огляделись в поисках, где бы удобнее угнездиться. Очевидно, что прямо сейчас нас не позовут. Сначала король и его спутники должны устроиться в отведенных им покоях, затем, возможно, переговорить с Гораном, а тогда уже наступит наша очередь. Поэтому мы выбрали удобный мягкий диван в углу.

Я за день выспалась, так что бодрствование давалось мне легко, а вот Конрад, который не спал как следует уже сутки, еле сидел. Поначалу он даже расслабиться не мог. Устроился на самом кончике сиденья, до предела выпрямив спину, руки сжал в замок и стал таращиться прямо перед собой, шепнув мне предварительно, что разговоры вслух лучше оставить на потом.

Ну ясно, здесь везде подслушивающие амулеты.

Я не стала напрягаться, залезла на диван поглубже и постаралась если не успокоить, то хотя бы привести Кона в более адекватное состояние. Обняла его сзади, положила подбородок ему на плечо и стала поглаживать, как кота. Сначала он сжался, но затем дело пошло на лад. Напряженные мышцы расслабились, руки разжались… Он сел поудобнее, откинулся на спинку дивана и произнес:

— Гладь, меня, гладь, девочка моя. Сейчас мне это нужно как никогда.

А то я не знаю.

Пришлось сменить позу и сесть по — другому. Я с ногами забралась на диван и прилегла Конраду на колени, не переставая поглаживать везде, куда руки доставали. Через полчаса он сидя спал без задних ног. Я в душе благодарила неизвестных создателей дивана, сделавших ему удобную спинку и подлокотники.

Затем и я задремала. Проснулась когда в окно через щель в шторе пробились лучи солнца. Одновременно с этим приоткрылась дверь и в ней показался человек в ливрее. Он увидел, что я не сплю и поманил меня рукой.

Не желая будить крепко спящего мужа, я жестами потребовала подтверждения: меня ли одну зовут. Лакей закивал так усердно, что сомнений не осталось. Я тихонько поднялась, залезла в сброшенные туфли, проходя мимо зеркала, поправила сбившиеся на одну сторону волосы и вышла. Конрад заерзал, устраиваясь поудобнее, но не проснулся

Идти далеко не пришлось, место, где меня ждали, находилось практически напротив, всего пара дверей в сторону по коридору. Здесь стиль был сугубо мужской: темное дерево, строгая синяя обивки и стальной шелк на стенах. Сначала я попала в небольшую гостиную, подобную той, где проторчала всю ночь, а затем лакей, доложившись, практически втолкнул меня в кабинет.

За столом сидел король Губерт Пятнадцатый. Один.

Я неловко изобразила придворный реверанс и криво улыбнулась.

Он, не вставая, указал мне на стул, стоявший у стола боком. Я так сажаю студентов, которых вызвала для выволочки. Но выбора не было, пришлось сесть. Вот сейчас я узнаю, какое действие оказало пресловутое письмо и не было ли оно самой большой ошибкой в моей жизни.

Начинать разговор с королем по своей воле нельзя, так что пришлось с улыбкой сидеть, закрыв рот и ждать, когда он соблаговолит задать вопрос.

Несколько минут прошло в молчании: король разглядывал меня в упор, я изучала его внешность исподтишка, бросая косые взгляды из‑под ресниц.

В свете утра он уже не казался братом — близнецом Конрада хотя бы потому, что выглядел гораздо старше. Если на вид Кону было чуть за тридцать, то королю Губерту — хорошо за пятьдесят. Более резкие складки у рта, морщины там, где у моего мужа гладкая кожа, седина в волосах… Во всем остальном просто потрясающее сходство.

Постаралась вспомнить все, что мне о нем известно. Если он и старше Конрада, то ненамного: на пару — тройку лет. Кажется, Губерт тоже не обделен магическим даром, так почему такая разница? Но спрашивать его об этом было бы просто неприлично, пусть потом Кон объяснит.

А еще они очень отличаются друг от друга по ощущениям. Конрада я никогда не боялась, хотя все мне твердили, что он очень страшный, а вот присутствие короля Губерта вызывало чувство… не страха, но общей неловкости. Как будто я оказалась не в то время не в том месте и все меня за это осуждают.

Теперь мне их не спутать даже в темноте.

Когда я наконец нагляделась и нашла все отличия, какие смогла, король соблаговолил открыть рот:

— Так вот ты какая, Марта. Я представлял тебя иначе. Красивее, что ли, и не такую стриженую. Скажи, ты писала это?..

Он протянул мне мое собственное письмо.

— Да, Ваше Величество.

— Ты прямо издали его узнаешь? Не хочешь рассмотреть поближе?

Я отрицательно покачала головой. Зачем? Я свой почерк за лигу вижу, да и бумага знакомая. К тому же я хорошо помню все, что там написала.

Король откинулся на спинку кресла и довольно фыркнул:

— Смелая девочка. Ты рискнула выдвинуть серьезные обвинения против серьезных людей, это ты понимаешь?

— Вполне, Ваше Величество.

— Как же ты решилась? Ведь я мог бы не поверить тебе и тогда твоя жизнь не стоила и медного гаста.

Я усмехнулась. Можно подумать, Эберхард собирался оставить меня в живых.

— Она и так его не стоила, Ваше Величество. Меня неоднократно пытались убить, так что бояться больше, чем я боялась, просто некуда. Вот я и подумала, что только лицо, заинтересованное в разоблачении заговора, может мне помочь. А кто более заинтересован, если не тот, против кого заговор направлен?

— То есть я?

— Совершенно верно, Ваше Величество.

— А твой возлюбленный…

Я же писала ему о том, что замужем за Конрадом. Он что, проверяет, помню ли я свое письмо?

— Мой супруг, Ваше Величество.

— Ах, да. Вы с ним успели соединиться в храме…

Еще одна проверка.

— Не совсем так, Ваше Величество. Мы прошли принятый у магов обряд разделения жизни.

Намекнула, что наш брак невозможно отменить. Мне показалось, или в глазах у короля блеснул огонек?

Следующий вопрос пошел из другой оперы.

— Ты из знатного рода, Марта?

— Нет, Ваше Величество. Мой отец, математик Франк Аспен, из простолюдинов. Мой дедушка — кузнец.

Про матушку я говорить не стала.

Он явно все знает по Конрада и проверяет, насколько тот ему опасен. Для нчала делает это не напрямую, а через меня. Значит, я дала правильный ответ. Ясно же, что брак с простолюдинкой выводит Конрада и его потомков из списка возможных претендентов на трон. Думаю, королю Губерту это должно понравиться.