Шейх в ответ лишь расхохотался:

— Вместо того чтобы философствовать, лучше помоги освежевать теленка. Подсобишь нам, дам тебе за это ногу.

— Прежде чем мы дотронемся до теленка, нас успеет сожрать хаджи, — ответил Хасун.

Вся в слезах прибежала Ум-Хамди, хозяйка теленка. Ее встретили смехом.

— Любую скотину, приблизившуюся к токам, ждет та же участь, — сурово сказал управляющий.

Хаджи сидел в гостиной у бека на почетном месте. Сюда во главе со старостой собрались все крестьяне. Они испытывали смешанное чувство радости и беспокойства. Как же рассчитается с ними хаджи? Не съедят ли долги результаты их труда за целый год?

Хаджи, откинувшись на подушки, покуривал наргиле.

— Я знаю вас многие годы, — сказал он крестьянам. — И никогда не обижал вас, всегда хорошо платил. Но этот год плохой для торговли. Хуже некуда. Война и дороговизна значительно подорвали ее. Бек уговаривал меня закупить у него чечевицу. Но я не согласился. Что поделаешь, сейчас нет спроса на нее. Каждый только и думает о том, как бы получше припрятать свои лиры. Все ждут конца войны. Пока еще не известно, кто победит: союзники или страны оси.

— Нам какое дело до войны? — перебил его один крестьянин. — Разве спрос на чечевицу зависит от того, победит Гитлер или нет? Мы хотим одного: чтобы французы ушли с нашей земли. Все зло от них.

— Тебе легко рассуждать! — бросил в сердцах хаджи. — Больше десяти мешков чечевицы у тебя никогда но было. А что делать мне? Мой же оборот исчисляется тысячами. Покупая у вас чечевицу, я еще не знаю, сколько смогу потерять или заработать на этом. Поймите, если я стану банкротом, вы сразу же лишитесь моей помощи.

— Спаси тебя аллах, многоуважаемый хаджи! — сказал староста. — Мы желаем тебе больших барышей.

В разговор вмешался Абу-Омар:

— Так все же по каким ценам пойдет в этом году зерно?

— Я считаю, что чечевицу надо отвезти на станцию Ум-Ражим, — заметил Джасим. — А там уже пусть сам бек его оценит.

— Конечно, решающее слово в этом вопросе останется за беком, — сказал хаджи. — Но наше дело коммерческое. И мне бы не хотелось вмешивать сюда Рашад-бека. Все клиенты для меня друзья. Но у вас долг за семена и плату жнецам. Да еще некоторым я ссужал товары в кредит. Все ваши задолженности у меня записаны. Только из уважения к вам я приму чечевицу. Что же касается цены, то о ней сговоримся.

В гостиную вошел только что вернувшийся из Хамы Айюб. Хаджи стал ханжески его упрекать, почему он не обратился к нему за помощью, когда повез сына в больницу.

— Если у тебя нужда в деньгах, обращайся ко мне. Сейчас врачи дерут три шкуры.

Староста сначала распорядился приготовить теленка хаджи на обед, а затем сказал:

— Я думаю, что нам надо сдать чечевицу. А все расчеты произвести после сбора урожая. Время не терпит. Пшеница до сих пор на полях. А с этими разбойниками — бедуинами недалеко и до греха.

— Я согласен с тобой. А кто оплатит мешки? — спросил хаджи.

— Сочтемся. За все надо платить, — ответил староста.

— Почему мы должны платить за них? Они необходимы только для перевозки, — возмутился Ибрагим.

— Я захватил мешки с собой, чтобы вы отвезли в них чечевицу на станцию, но если не хотите их брать, то я не настаиваю, дело ваше, — сказал хаджи.

— А как без мешков возить чечевицу? — спросил Юсеф.

— Ее отвезут дьяволы Хасуна, — пошутил Халиль.

— В таком случае пусть каждый из вас сам везет свое зерно на станцию. Но за весы я платить не буду, — сказал хаджи.

Управляющий Джасим встал и сердито сказал:

— Мне кажется, слова хаджи всем ясны. Сколько лет мы работаем с ним, и он нас никогда не обманывал. Мы знаем его еще со времен старого бека.

Хаджи подхватил:

— Пусть аллах помилует его душу! Это был добродетельный человек. Когда я был еще мальчишкой, он брал меня за ухо и говорил на ломаном арабском: «Крестьяне бедны. Когда вырастешь, помогай им так же, как это делает твой добрый и честный отец». Старый бек возлагал большие надежды на своего сына. Наш Рашад-бек оправдал их.

Совершившуюся сделку благословил шейх Абдеррахман:

— Тех, кто трудится, ждет рай!

Хаджи оценил жест шейха и попросил старосту выделить пожертвование для Абдеррахмана из общей суммы.

Обрадованный шейх рассыпался в благодарностях:

— Да благословит тебя аллах, хаджи! Ты настоящий друг, никогда не забываешь своих друзей.

Крестьяне разошлись по токам наполнять мешки чечевицей. Но споры о правильности расчета с хаджи не утихали. Женщины работали наравне с мужчинами. Крестьяне завершили работу уже при свете луны. Мешки погрузили на арбы и сразу же стали возить на станцию. Там их принимали хаджи и шейх Абдеррахман. В ожидании подвод они неторопливо беседовали. Разговор, как всегда, зашел о женщинах, женах станционных начальников, вечерах у Рашад-бека.

— Меня все это мало интересует, — вдруг прервал шейха хаджи. — Посмотри, сколько народу сегодня на станции, прямо кишмя кишит. Я могу позволить себе поднять цену. Что ты скажешь на это? Каждый килограмм зерна пойдет на филс[22] дороже. Слушай, ты не знаешь, почему шейх Абдель Кадер из Абу Духур обвиняет оптовых торговцев в лицемерии и грабежах? Мы занимаемся торговлей. А она бывает как прибыльной, так и убыточной. Так что мы найдем способ, как покарать этого Абдель Кадера за клевету.

— Я несколько раз предупреждал его, — понимающе кивнул шейх. — Представь себе, он толкует, что Земля кружится вокруг своей оси и вокруг Солнца. Молоть такой вздор крестьянам! Они его; конечно, подняли на смех. Будь это так, мы ходили бы вниз головами. Рашад-бек считает его сумасшедшим. Но Абдель Кадер еще рассуждает и о земле, реформе и справедливости. Страшнее всего, что учителя в городе поддерживают его и дружат с ним. Ты знаешь учителя Аделя, племянника ветеринара Мустафы? Так вот, этот учитель ненавидит всех помещиков, хозяев земли, таких, как наш Рашад-бек.

Шейх и хаджи подошли к шатру, где их встретил сторож. Он подал им воду обмыть лица и руки. Вслед за ними в шатер вошел один из работников хаджи с листком бумаги, испуганно протянув его хаджи. Это было воззвание ко всем рабочим и крестьянам с призывом подняться на борьбу против французских оккупантов и угнетателей. Хаджи растерянно прочитал листок, спрятал его и молча сел курить наргиле. Шейху он ничего не сказал. Внезапно хаджи встал, взяв с собой работника, нашедшего листок, и обошел всю станцию. На стене они обнаружили еще одну листовку. Хаджи приходилось видеть прокламации в городе. Но город — это одно дело. Так, значит, агитация против помещиков докатилась уже и до деревень! А за это поплатиться мог лично он.

«Раньше крестьяне лишь мух отгоняли от своего носа. Теперь же они замахнулись высоко, — думал хаджи. — Почему же бездействует бек?»

Хаджи с ожесточением сорвал листовку и, скомкав ее, стал яростно топтать ногами. Затем, немного подумав, сунул в карман. Он вернулся на станцию, куда подъехало несколько арб с зерном.

«Я поднял цену на филс. Нужно покрыть этот расход, — подумал хаджи. — Если увеличу плату за аренду весов и сниму с каждого мешка два килограмма как сор, то получу в два раза больше, чем потрачу. А крестьяне еще и благодарить будут меня за щедрость и доброту».

Хаджи решительно тряхнул головой, подозвал сторожа и сказал:

— Объяви крестьянам, что я поднял цену за один килограмм на филс. С нынешней дороговизной им нелегко справляться. Следует поддержать их.

К хаджи подошли несколько шейхов. Он пригласил их в шатер на чашку кофе. Шейхи принялись благодарить его за увеличение цены. Но ему было не до них. Казалось, что листовка в его кармане шевелится, как скорпион.

Новость о повышении цены на чечевицу быстро разлетелась по округе. Ее оживленно обсуждали женщины, собравшиеся у источника.

— Сегодня подняли цену на чечевицу, — радовалась Ум-Омар, — а завтра, глядишь, поднимут на ячмень и пшеницу.