Приняв подарок, Шарона подарила чарующую улыбку своему новому другу. У нее был широкий круг знакомств среди местной элиты. Особенно часто она общалась с беками и советниками, получая весьма значительные суммы от своих богатых любовников. Приобретенные таким путем деньги оседали в еврейских банках, а затем шли на приобретение земельных участков в Палестине.
Ахсан-бек, попрощавшись, уехал. А Рашад-бек остался у Шароны, предвкушая вторую ночь с ней.
С восходом солнца Марлен была уже на ногах. Приняв душ, она села с мужем пить кофе.
— Настало трудное время. Надо четко выполнять свои обязанности и быть готовыми к любым неожиданностям, — сказала она.
Прихлебывая кофе, начальник станции ответил:
— Мы полагаемся на твой опыт. Я чувствую себя спокойно рядом с тобой.
— Все это так, — кивнула Марлен. — Но здесь становится все труднее работать. Обстановка меняется. Видимо, необходимо подумать о новых методах.
В эту ночь Марлен почти не сомкнула глаз. Она знакомилась с резолюциями последней сионистской конференции, особенно ее интересовали вопросы о поддержке Соединенными Штатами сионистского движения и решение об организации выезда евреев в Палестину. На Марлен потоком нахлынули воспоминания. Ей было уже за сорок. Всю жизнь она посвятила осуществлению заветной мечты — созданию еврейского государства в Палестине. Раньше она жила в Румынии, работала в железнодорожном управлении, там и познакомилась со своим будущим мужем — французом. После оккупации Сирии они перебрались сюда, где стали возглавлять местную сионистскую организацию. Ей удалось установить прочные связи с оккупационными властями по всей стране. Благодаря этому муж получил пост начальника станции. Двадцать лет назад она начинала сионистскую деятельность в молодежной организации Жаботинского, а сейчас уже сама — солидный руководитель, в руках которого сходится много тайных нитей. Скопив кругленькую сумму, она вложила ее в еврейский фонд на покупку плантации и дома в Палестине. Рашад, Сабри, Ахсан, Мамун, советник, капитан, бедуинские шейхи — те пусть служат вечно.
Муж Марлен ушел на станцию, а она продолжала размышлять: «Настанет время, когда я не заработаю и гроша. Франция в тяжелом положении. Двадцать лет я уже скитаюсь по этим нищим деревням и убогим станциям. От одного советника к другому, от одного бека к следующему. Правда, я немалого и достигла. У меня есть деньги. Руководство организации меня ценит. Мне доверены все евреи в провинциях Алеппо и Джазира. И я добьюсь, чтобы они выехали в Палестину. Так решило руководство. Советником я могу вертеть как куклой. Ради меня он пойдет на все, так как я являюсь для него воплощением организации и ее воли. Кое-кого пришлось даже убрать. Разве это важно? Если понадобится, мы убьем в десять раз больше и раздуем пожар арабо-еврейской вражды. Наша борьба здесь еще не закончена, и я доведу дело до конца. А во Францию мне уже не придется вернуться. Там, в Палестине, я буду отдыхать у себя на вилле. Я заслужила это и очень надеюсь, что у меня там будут такие же послушные слуги, как крестьяне у Рашад-бека. Войне скоро придет конец. Союзники одерживают верх. Главное, что Соединенные Штаты и Англия с нами. Мы должны запастись терпением. Ждать осталось недолго».
Она принялась расхаживать по комнате в ожидании поезда, время от времени останавливаясь перед зеркалом и улыбаясь своему отражению.
«Машинист — наш человек. Вот уже четыре года он доставляет нам почту. Его жена в Алеппо ненавидит меня. Но помалкивает. Боится, что помешаю ей поселиться в Акко. Здесь многие трепещут передо мной, а я сама боюсь Джона — директора нефтяной компании. Этот подлец в нашей организации отвечает за Сирию и Ирак. Несмотря на свои шестьдесят лет, работает как вол. И деньги рекой к нему текут».
Рев паровоза прервал ее мысли. Вошел муж с ее чемоданом в руке и сообщил, что ей пора в дорогу — поезд уже прибыл, и Марлен поднялась в наполовину пустой вагон. На крайней скамье сидел бедуинский шейх. Рядом лежала его летняя абая. Прозвенел колокол, и поезд тронулся. Марлен прошла через состав в кабину машиниста.
— Добро пожаловать, госпожа Марлен! — приветствовал ее машинист. — Дорога с такой красавицей покажется вдвое короче.
Марлен поблагодарила его, справилась о здоровье жены. Затем разговор переключился на дела. Машинист доложил о положении в Алеппо, об убийстве Исхака, которое потрясло евреев — жителей города.
— Мы должны отомстить за эту смерть, — с ненавистью сказал он.
Марлен подумала об участке, который она купит в Палестине на деньги, полученные от Исхака. Он не захотел подчиниться организации и поплатился за это жизнью. Всех непокорных ждет такой же конец. Когда она ему порекомендовала приобрести землю в Яффе, он отказался наотрез, заявив, что не покинет Алеппо — землю своих дедов и прадедов. Его постигла заслуженная кара. Но по-другому не будет. Или повиновение, или смерть. В Хомсе евреев мало, а в Хаме совсем нет. Жители этого города не позволили поселиться в его черте ни одной еврейской семье. Значит, этим животным — бедуинам и пастухам здесь жить можно, а цвету цивилизации — евреям — нет? Ну ничего, они еще рассчитаются с населением Хамы. После Алеппо Хомс — важнейший центр. Здесь пересекаются все дороги страны. Следовательно, ему надо уделить особое внимание.
На станции Марлен ожидала машина нефтяной компании, посланная Джоном. Шофер, из иракских евреев, был ее старым знакомым. Его заплывшие жиром глаза приветливо посматривали на гостью.
— Тяжко тебе, наверно, в жару? — спросила Марлен, окинув взглядом тучную фигуру водителя.
— Ничего, в Хомсе отличный климат.
Они поговорили о событиях в городе, о компании, настроении директора. Затем — об Ираке.
— В стране царит анархия, — сказал шофер. — Короля как будто и в помине нет, наследника никто не любит. Не народ там, а стадо баранов. Сплошные пастухи и бедуины.
— Как сам-то поживаешь? — спросила Марлен.
— Днем и ночью работаю с мистером Джоном. Бывает, что приходится ночевать в машине. Но ради нашего общего дела, госпожа Марлен, мы вынесем все.
Машина подъехала к управлению компании. Марлен направилась прямо в офис мистера Джона, который, радостно улыбаясь, уже спешил ей навстречу. Они прошли в небольшой сад и сели под деревьями возле фонтана. Вытирая пот с лысины, Джон поинтересовался:
— Ну как дорога? Какие новости у вас в Алеппо?
— Есть инструкции, чтобы ваши контакты с французским советником стали более тесными, — ответила Марлен.
Ей стало известно, что отношения между французами и англичанами здесь в последнее время сильно обострились. Но Джон хоть и английский подданный, но прежде всего еврей. Поэтому, несмотря на его ненависть к французам, должен следовать указаниям.
— Ну что ж, если это необходимо делу, я налажу отношения с советником, — пообещал Джон. — А сейчас я предлагаю тебе пойти принять душ и немного отдохнуть с дороги.
После ужина их разговор возобновился.
— Главное событие — это конференция в Соединенных Штатах. На ней обсуждался вопрос о создании нашего государства в Палестине, — сказал Джон. — Неделю назад я был в Палестине и привез оттуда литературу.
— Как обстоят дела в Ираке? — спросила Марлен.
— Намного хуже, чем в Сирии. Евреям там приходится несладко, но тем легче будет переселить их в Палестину. Для нас это очень важно. Не забывай, что в Ираке евреев в три раза больше, чем в Сирии.
В конце разговора Марлен преподнесла своему собеседнику ценный подарок стоимостью в пятьдесят золотых лир. Джон расплылся в довольной улыбке и расцеловал Марлен.
Об отъезде Марлен Сабри-беку сообщили вечером того же дня. Ему передали, что завтра мадам будет ожидать его в Бейруте в доме Ильяса — директора банка. В Триполи за ним пошлют машину Ильяса. Сабри-бек часто совершал такие поездки со своими любовницами. Встречался он и с дочерью самого Ильяса — Гладис. Правда, на это всегда уходило много денег.