Несколько дней во всем районе от Алеппо до Хомса сохранялась тревожная обстановка. В город никого не пропускали, да крестьяне и сами опасались выезжать из деревень. В течение двух недель никто не смел войти во дворец бека, кроме французского офицера, которому было поручено урегулировать конфликт между бедуинами. Бек усилил охрану дворца. А через некоторое время нашли тела зарезанных бедуинских девушек в пустыне, далеко от деревни.

— Сохрани нас, аллах, — сказал шейх. — Теперь я вспомнил этот случай. Нам тогда сказали, что их убили северные бедуины. А стычки между племенами продолжались всю зиму и весну.

— Да, они успокоились только перед жатвой, — подтвердил староста.

— Почему же все-таки французы не прекратили резню? — спросил шейх.

— Если я расскажу все, что знаю, то и молодой сразу поседеет, — ответил староста. — Даже у стен есть уши. Не подслушивает ли нас кто-либо за дверью?

Из-за двери, на которую указал староста, появилась голова жующего теленка. Староста рассмеялся:

— У теленка тоже уши есть. Я не удивлюсь, если он передаст наш разговор его превосходительству беку.

Шейх согласился с тем, что следует соблюдать осторожность, и сказал:

— Недавно один бедуинский юноша похитил девушку из другого племени. Однако вмешавшийся в конфликт французский советник сумел его уладить за один день.

— Ну, это другое дело. Этот случай произошел в самый разгар уборки чечевицы. А французам она очень нужна. Опасаясь, что какой-нибудь бедуин подожжет зерно, они мигом все уладили. А до людей им нет никакого дела. Тогда, после убийства девушек, можно было тоже сразу все уладить. Но советнику и беку было выгодно, чтобы бедуины продолжали военные действия. Однажды бек срочно вызвал меня. У него был староста из южной деревни. Он просил бека помочь южным бедуинам, у которых боеприпасы уже были на исходе. Бек послал меня за старостами и некоторыми бедуинскими шейхами. Когда все собрались, он необычно ласково поприветствовал их и заявил, что не потерпит, чтобы люди, находящиеся под его покровительством, не могли противостоять врагу в часы опасности. Поэтому ему пришлось даже заняться контрабандой, закупив у французов партию винтовок и патронов для южных бедуинов по очень высокой цене. Он пообещал им передать оружие ночью. Как только стемнело, мы с Джасимом отвезли на стоянку южных бедуинов пятьсот винтовок и к каждой из них по двести патронов. За винтовку бек запросил десять золотых монет, а за патроны — по четверть лиры. В действительности, как я узнал потом, Рашад-бек получил от советника две тысячи винтовок, заплатив за них меньше чем полцены, а патроны и вовсе достались ему бесплатно. Так что и советник и бек были лично заинтересованы в том, чтобы замирение между бедуинами не состоялось.

Когда мы приехали к бедуинам, нас уже ждали. Каждый из них выложил заранее приготовленные деньги за винтовку и восемь пачек патронов. Мы сложили монеты в мешок и с трудом смогли поднять его. Возвратившись во дворец бека, в присутствии французского офицера хозяин только спросил меня, все ли в порядке, и за усердие наградил боевой винтовкой и двумястами патронами. Я до сих пор беру ее с собой, когда сопровождаю бека. Час спустя ко дворцу подъехали еще две машины, груженные винтовками. На этот раз мне поручено было доставить их в район Салямии. Оттуда я привез второй мешок золотых монет.

В те дни советник дневал и ночевал у бека. А его превосходительство не преминул воспользоваться этой и другими связями в верхах для укрепления своего авторитета. Не забуду, как однажды бек обозлился на одного французского лейтенанта. Буквально через неделю тот был переведен в другое место. Ему же еще и пригрозили, что вообще выгонят из Сирии как последнюю собаку. И в самом деле, после перевода француза из Таммы мы о нем уже больше не слышали.

Да, бек заработал немалые деньги, поставляя оружие бедуинам, но золото свое он бездумно тратит на женщин и другие прихоти. Он торговал смертью. Если бы человек знал, куда отлетает его душа!

— Что значит — куда отлетает душа? Все души отлетают к своему создателю, — . сказал шейх. — Добрые попадают в один колодец, а злые — в другой. А затем они предстают перед всевышним в судный день. Ты слышал, староста, о судном дне?

— О аллах, пощади нас, — ответил староста.

К ним подошла Занубия и спросила:

— О чем вы тут говорили без меня?

Староста хитро улыбнулся:

— Конечно, мы говорили о тебе. А еще о чечевице и хаджи. А ты что подумала? Может быть, ты что-то слышала из нашей беседы?

— Вы так тихо говорили, что можно было подумать, что вы общаетесь с дьяволами Сулеймана, — ответила Занубия. — Сегодня я была на станции и видела новую мадам. Говорят, наш бек влюблен в нее.

— Разве бек может влюбиться? Он просто развлекается с ними.

— Ты что-нибудь знаешь о войне бедуинов? — спросил шейх Занубию.

— Какое мне дело до этой старой истории? — ответила женщина. — Лучше поговорим о Наджме, Сабхе, Аюш — жене Аббаса. Все они овдовели недавно. Война же бедуинов окончилась давно. Почему вы о ней вдруг вспомнили?

— Так, к слову пришлось, — ответил староста.

— Мы вспомнили об этом, когда заговорили о Джадуа и Ануд, — сказал шейх. — Если бы не милость аллаха, погиб бы весь наш урожай.

На голос Занубии подошел управляющий Джасим и присоединился к чаепитию.

— Я обошел все дворы, несмотря на усталость, — стал бурчать он. — Лишняя предосторожность не помешает. Ну и денек выдался у меня! Пришлось унимать грузчиков на станции.

Староста прервал его:

— Все устали. Скоро рассвет. Шейху пора призывать к молитве.

Они поднялись. Староста и управляющий пошли будить крестьян. А шейх, прочистив горло, протяжно затянул свою обычную молитву.

Охваченная страхом, Занубия никак не могла заснуть. Намедни ее страшно испугал своим вопросом шейх Абдеррахман:

— А что ты почувствуешь, Занубия, если, вернувшись домой, не обнаружишь сына? Или еще хуже — увидишь его мертвым?

Она легла рядом со своим двенадцатилетним сыном Ахмедом и крепко прижала его к груди.

«Что замышляют против тебя, сыночек, эти собаки — староста и негодяй управляющий? — думала она. — Какое еще горе готовит мне его превосходительство? Он, и никто другой, причина всех несчастий. Староста и управляющий — всего лишь исполнители его злой воли. А какие козни готовит бек Софие? Не исключено, что он приказал похитить и убить ее сына. Я никогда не прекословила беку — и то неспокойна. Еще бы, ведь у меня нет племени или сильных родственников, способных встать на мою защиту. Но, может, все мои опасения напрасны и надо мной просто подшучивают?»

Опершись на локоть, Занубия рассматривала своих спящих детей. Младшему нет и года, она еще не отняла его от груди, а старшему уже исполнилось двенадцать.

«Неужели моим детям грозит беда? — продолжала мучиться Занубия. — Огни в господском доме погашены. Бек отослал старосту и управляющего, не затеяв, как обычно, ночную попойку. Мыслимое ли дело, чтобы бек, вместо того чтобы кого-нибудь унижать и мучить, мирно почивал! О аллах, спаси нас! Охрани моих детей! Ведь я никогда не шла против твоей воли».

Любовно оглядев своих детей, Занубия снова задумалась о Софие.

Подчинится ли та беку, если ее сыну будет грозить гибель? А может, он просто хочет унизить ее? С него станется отдать Софию одному из управляющих восточных деревень, превратив ее тем самым в посмешище и притчу во языцех. Вернет ли тогда бек бедной женщине ее ребенка? Или безжалостно прикончит его? Ведь у него нет совести, а сердце его не знает жалости. Убийство для него — привычное дело. Рашад-бек лишил жизни не одного ребенка. И не одного взрослого. И София — не первая жертва среди женщин. А шейх Абдеррахман — подлый трус.

Занубия вышла во двор, обуреваемая беспокойными мыслями. Как будто понимая ее состояние, пес стал преданно тереться о ноги хозяйки. У ворот промычала корова, и снова все стихло. Но даже тишина не могла успокоить Занубию, потерявшую голову от слов шейха. Женщина даже не замечала, что разговаривает сама с собою вслух.