Не замечая себя, взволнованный внезапно возникшей темой разговора, капитан Глеб Никитин твёрдо стоял у огня и жёстко отвечал сыну.

Тот тоже вскинулся на него взглядом.

– Ты всегда так поступаешь?

– Да.

– И с мамой?

– Да….

– Но ведь вам обоим, наверно, тогда было плохо?

«Плохо…. Что он об этом знает….».

– Я не говорил ей, что хочу быть один, я только сказал, чтобы меня оставили в покое.

– А когда ты её в последний раз видел?

– Года два назад. А что?

– И не подошёл, не поговорили ни о чём?

– О чём?

– А другие?

– Что – «другие»?

– Кто-то же у тебя ещё после…, после всего этого, был? Ну, так, чтобы серьезно?

Отец отметил редкую, среди туч, звезду. Посмотрел в глаза сыну. Улыбнулся.

– Как-то я подарил одной чудесной женщине глобус звёздного неба, но она так и не научилась им пользоваться….

Вокруг костра стемнело уже по-настоящему, но многое в их жизни начинало становиться всё более ясным.

Капитан Глеб Никитин долго ждал такого разговора с сыном, почти все ответы у него были готовы уже давно. Странно только, что свои домашние дела они вдруг взялись обсуждать в такой обстановке, при таких тревожных обстоятельствах….

Но говорить было необходимо.

Глеб присел, обнял Сашку.

– Я привык трудными темами под кофе заниматься. Ты как, не против?

– С тобой – хоть керосин.

Трещали в ровном, привычном огне новые ветки.

Дрова они подкидывали по очереди, без лишних слов вставая к изобильным запасам.

– Когда-нибудь я приглашу тебя в мое логово….

– А где ты постоянно живёшь?

– На берегу этого же моря, километров триста отсюда. У меня там есть свой Дом, рядом с ним – старый парк, покажу обязательно.

– И ты там всегда один?

– Жду, пока ты вырастешь.

– Нет, я не про это…

– В этом отношении я старомоден, как ботфорт на палубе ракетоносца.

– Сам формулировку придумал?

– Нет. Поэт Поженян. Мы в чём-то похожи. А если тебя, уважаемый сын, в данный момент волнуют больше всего отношения мужчины и женщины, и твои личные перспективы в этом плане, то…., цитирую: «Потребности души рождают дружбу, потребность ума – уважение, потребности тела – желание. Все три вместе рождают любовь».

– Тоже этот поэт?

– Нет, журнал «Работница», рубрика для незамужних.

– Мы тогда с мамой купили в Дании, на острове Борнхольм, два стеклянных кольца. Приобрели их во время экскурсии на местную стеклодувную фабрику, спрятали в расселину прибрежной скалы – думали, что скоро вернёмся….

– У тебя по всему миру есть знакомые места.

– Почти…

– Может быть, я когда-нибудь тебя пойму.

«Слишком торопливо, малыш, слишком удобно….».

– Меня никогда никто не спрашивал, и я стал задавать себе вопросы.

– А почему ты так часто в разговорах упоминаешь кладбища, могилы маленьких девочек?

– У тебя ведь была сестра. Просто она не успела родиться…

– И вообще, если бы это касалось бы меня… Если бы кто при мне такое сказал о Еве.… Убил бы на месте.

– Я тоже…

Капитан Глеб усмехнулся, услышав долгожданный ответ.

Желая сохранить с таким трудом восстановленный жизненный тонус сына, Глеб заставил Сашку аккуратно перестелить их лежбище, подкинуть вниз, под циновки, нарезанного, приготовленного с утра камыша и все остатки мелкого хвойного мусора.

– Всё мягче спать будет. А я за водой на залив…

Уверенность в том, что хорошая колыбельная иногда может заменить вечерний бифштекс, была для отца с сыном весьма малокалорийным решением, но…

– …Мальчишки каким-то образом разведали, что в порту стоит старое, списанное судно, которое завтра на буксире потащат в Ригу.

Это был шанс!

Через дырку в дальнем заборе они проникли в порт, пробрались к причалу.

«Жертва» стояла третьими корпусом, вплотную к двум другим, живым пока ещё, действующим траулерам. Выклянчили у вахтенного первого борта разрешение посмотреть старый корабль, мол, никогда не были, не видели, интересно.…

Получилось.

Погуляли по пустому пароходу, полазали по трюмам, посмотрели; демонстративно, в расчёте на внимание доброго вахтенного, вышли на причал, поблагодарили и, выждав, пока дядька уберется с палубы в каюту спать, снова пробрались по швартовым, по ютам, на старое судно.

Шмыгнули вглубь, в железные внутренности.

Ждали долго, смеялись, выдумывали, вспоминали разные истории. Заскучали, стали по очереди играть в маленькие карманные шахматы. Внезапно загрохотали по ободранной палубе, по трапам кованые сапоги.

Матросы закрепили буксирный трос и ушли.

Солнечный лучик поник через дырку в проржавевшем борту, у подволока, пробежал по трюму.

«Поехали!»

Цель-то ставили такую: прокатиться чуть-чуть вдоль берега, выскочить на палубу, крикнуть на буксир: «Мы здесь!» и всё….

Объяснить, что гуляли, что заблудились, испугались чужих людей и всё такое, прочее.

Берег окончательно скрылся из виду только к вечеру.

«Ну, пора!».

На палубе принялись орать, махать руками.… Впустую.

В сумерках на деловито пыхтящем впереди буксире их стараний никто не замечал. Мальчишки испугались.

На трюм был наварен квадратный лист толстого железа, уголки, отрезанные сваркой, валялись рядом. Вот этими-то кусками и замолотили в шесть рук по гулкой крышке трюма, продолжали при этом истошно орать.

На буксире вскоре заходили вокруг рубки люди, светанули к ним маленьким ручным прожектором, что-то проговорили в мегафон. Но не остановились.

Стемнело. Холодная палуба покрылась росой. Стало действительно страшно…

Принялись искать ночлег. Аккумуляторы временных ходовых огней были укрыты ветошью и рваным брезентом. Мальчишки стащили всё тряпьё в одну кучу, зарылись общим клубком, для теплоты, в уголке палубы. Всё равно бил озноб: перепугались, да и вместо привычных домашних простыней оказались стальные корабельные листы. Ещё раз обшарили все закоулки старого парохода. Нашли в машинном отделении замызганную деревянную решетку. Улеглись на ней, стало теплее.

Наступило утро, взошло солнце, но почему-то не с той стороны.

Впереди по-прежнему пыхтел буксир.

Молчали, тоскливо выглядывали из тряпок, смотрели по сторонам.

Что-то стукнулось о борт, потом снова раздался гулкий удар.

Из причалившего военного катера к ним на палубу выскочили пограничники с автоматами наизготовку, офицеры с пистолетами.

Пришлось немного заплакать и поднять руки вверх.

Когда руководство разобралось с родителями, те, в свою очередь, рассказали им, мальчишкам, подробности. Оказывается, с буксира передали на берег по радио, что на буксируемом судне находятся посторонние лица, а услышав их гулкие удары металлом по трюму, тревожно добавили, что эти «лица» возможно вооружены, потом буксир плавно, очень незаметно развернулся…

Особо сильных репрессий по итогам не последовало, ни дома, ни в школе, но краем уха, среди разговоров взрослых, кто-то из мальчишек всё-таки уловил, что старое судно вроде бы тогда тащили не в Ригу, а в район артиллерийских стрельб боевого военно-морского флота. В качестве мишени…

Бывший капитан и, в настоящее время, заботливый отец Глеб Никитин опять выжидательно замолчал, ожидая реакции своей аудитории.

– И ты там был?

– Что же меня выдало?

– Восторг, с которым ты всё это рассказывал.

– Опять ты прав, малыш. В педагогическом подтексте – история про выбор каждого человека. Я через несколько лет после того случая стал моряком, остальных, насколько я знаю, до сих пор тошнит от вида воды за кормой.