«Да» — волшебное слово. Я не переставал изумляться его могуществу.

Однажды, когда мы сели выпить какао, Лиззи вытащила программу дополнительных мероприятий фестиваля, пролистала ее, что-то почитала, потом закрыла брошюру и бросила ее на стол.

— Знаешь, как мы поступим? — спросила она.

— Как?

— Выйдем сейчас в эту дверь и отправимся на первое же представление, которое нам предложат посмотреть. На любое. Даже если у него ужасное название.

Я рассмеялся. Собственно, именно по такому принципу я и выбирал спектакли, но теперь я воспринимал это как развлечение. Потому что мы вместе следовали тактике согласия.

— Ладно, — сказал я.

Через два часа я уже в третий и, надеюсь, последний раз посмотрел спектакль о предательстве, насилии и смерти.

Шагая по Клерк-стрит, мы взяли еще один рекламный листок и купили билеты на спектакль «Транссексуалы Бангкока», который должны были давать вечером этого же дня в большой палатке на поляне.

Дни шли. Мы посетили все два миллиона эдинбургских пабов, в каждом отведали пива. Как-то поднялись на башню Вальтера Скотта, пешком, преодолев 16 тысяч ступенек. Однажды дождливым утром купили путеводитель и после того, как Лиззи ознакомилась с разделом о музеях, посетили Музей старинных клавишных инструментов на Каугейт, где провели целый час. Потом зашли в бар «Оксфорд» и выпили чаю. Сидя там, мы почему-то чувствовали себя персонажами одного из романов Иана Ранкина[78]. Мы ели чипсы на ступеньках замка и в торговом центре «Куки-Хилл» накупили массу ненужных вещей. Мы заскочили в Центр копирования рисунков по меди, для виду повосхищались экспонатами и быстренько ушли. Купили билеты на спектакли «Жаркий жаркий зной» и «Франц Фердинанд». Читали газеты в бистро «Барабан и Обезьяна». Я научил Лиззи таким словам, как «stushie», «bampot», «weejie» и «youze»[79], а она меня познакомила со словами из австралийского сленга — «barrack» и «doodle»[80].

А однажды, когда в пять часов утра, неся с собой полупустую бутылку вина, мы возвращались в гостиницу, петляя по пустынным улицам города, я вдруг проникся твердой уверенностью, что смогу сделать пребывание Лиззи в Эдинбурге еще более особенным. Почему-то мне подумалось, что на вершине Трона Артура[81] — потухшего вулкана, возвышающегося над Эдинбургом, — должен лежать снег. Конечно, я был пьян, но при этом полон решимости и сказал Лиззи, что у меня для нее есть сюрприз и что ей придется сейчас же последовать за мной. Не замечая, как летит время, мы более часа со смехом взбирались вверх, пока не оказались на высоте 800 футов, на вершине холма, с которого открывался вид на залив Ферт-оф-Форт, Файф[82] и город, столь восхитительный в лучах восходящего солнца, что я даже утратил дар речи. Снега, конечно, там не было. Да и откуда ему взяться в конце-то августа? Но это не имело значения. Мы оба рты пораскрывали от изумления.

И я вдруг осознал, что, регулярно бывая в Эдинбурге на протяжении многих лет, я ни разу не поднимался на вершину Трона Артура. Не был ни в одной художественной галерее, ни в одном музее. По сути, я ничего не видел в этом городе. Все его достопримечательности только и ждали, чтобы я их посетил, посмотрел, но я их не замечал. Никогда не использовал возможности, которые, я считал, никуда от меня не денутся. И вот теперь, благодаря Лиззи, я открывал для себя новый Эдинбург. Но в том, что происходило, крылся и более глубокий смысл.

Создавалось впечатление, что мир сплошь состоит из одних только позитивных моментов. Но вы должны понять — это важно, — что я говорил «да» не из чувства долга, выполняя данное себе обещание. Я даже не вспоминал про свою тактику согласия. Не пытался ничего доказать — ни себе, ни Иану, ни кому другому. Я соглашался, потому что таково было мое собственное желание. У меня это получалось само собой, естественно. Я говорил «да», потому что влюбленный человек смотрит на мир с оптимизмом и стремится использовать каждую возможность, которую преподносит ему жизнь.

В общем, так замысловато и коряво я пытаюсь сказать... э-э... что я... ну вы понимаете...

Влюбился.

— Влюбился? — переспросил Иан по телефону.

— Да, — промямлил я. — Влюбился.

— Круто, — задумчиво произнес Иан.

— То есть мне так кажется. Я только и делаю, что дакаю.

— Ничего себе поворот.

— Причем даже не задумываюсь об этом, когда я с ней. Соглашаюсь по собственному желанию. Мне любое предложение представляется хорошей идеей, когда она рядом. Словно я запрограммирован на согласие.

— Значит... ты у нас теперь согласномыслящий.

— Господи, ну и словечко!

— Да, не очень удачное. Но все равно здорово все это, да?

— Да, — подтвердил я. — Так, может, тактика согласия имеет смысл, когда исповедуешь ее вместе с кем-то. Может, как раз в этом суть. Вероятно, смысл жизни заключается в том, чтобы искать возможности и использовать их вместе с кем-то. Если подумать, так оно, наверное, и есть. Жизнь — это череда возможностей, которые предоставляются тебе для того, чтобы ты использовал их с кем-нибудь вместе.

Очевидно, мои доводы Иана не убедили, ибо он промолвил:

— Ну ты и идиот.

Но, возможно, Лиззи думает по-другому. Не про то, что я идиот — надеюсь, идиотом она все же меня не считает, — а по поводу всего остального. Даже не знаю. Может, она по жизни такая. Импульсивная. Хватается за любую возможность. Всегда готова пойти, поехать куда угодно, сделать что угодно. Может, она всегда настроена позитивно. Со мной и без меня.

Через несколько дней мы с Лиззи самолетом вернулись в Лондон. Я отвез ее в тот же аэропорт, откуда провожал в прошлый раз, когда она возвращалась в Австралию. Мы обнялись.

А потом она опять улетела — так же быстро, как приехала, и я понял, что больше никогда ее не увижу.

Моя тактика согласия подарила мне еще десять дней с Лиззи. Десять дней, которых, если бы не «да», у меня никогда бы не было.

Но на этот раз я терял больше. Тогда я прощался с девушкой, которая мне нравилась, теперь — с той, которую любил. Но это я осознаю только на следующий день, когда Лиззи будет от меня за тысячи миль, а я проснусь, обведу взглядом комнату и впервые пойму, насколько же я, в сущности, одинок.

ГЛАВА 15

В которой Дэниел получает неожиданное известие

Следующие две недели и еще один день я почти ничего не делал.

У меня было такое ощущение, будто я отброшен далеко назад — к тому, с чего начал.

Больше ничего не происходило. Встреча с Лиззи выбила меня из колеи. Говорят, лучше любить и потерять, чем не любить вовсе. Да, возможно. Но, черт возьми, когда теряешь так быстро, что в том хорошего?

Я стал больше времени посвящать Би-би-си. С головой ушел в работу. Написал подробный исчерпывающий отчет обо всех виденных на фестивале спектаклях, употребляя такие эпитеты, как «яркий» и «глубокий».

Сказал Тому, на кого из актеров, по моему мнению, ему стоит обратить внимание. Я посещал все совещания, на которые меня приглашали, — и вовсе не потому, что считал своим долгом принять приглашение. Я хотел добросовестно трудиться на благо хорошей компании. Я являлся на работу даже в те дни, в которые, согласно контракту, мог бы сидеть и развлекаться дома. Работа стала для меня смыслом жизни. Потому что, пока я работал... я был... как бы точнее выразиться... в безопасности. Работа не могла мне навредить. Вот я и работал.

Провокатор, казалось, исчез с лица земли. Очевидно, письмо, что я послал Джейсону по электронной почте, сделало свое дело. Сообщение, которое я отправил Тому, не вернулось, но он и не ответил на него. И мобильник его был отключен, — вероятно, у Тома теперь новозеландский номер. Но это было неважно: Согласный победил. Правда, мне казалось, что я должен бы чувствовать себя счастливее. В принципе, я даже был несколько разочарован, что победа досталась мне так легко. Теперь у меня не было ни любимой, ни мстительного врага. А без врагов жизнь скучна.