Глава 29
Колхозное добро – ничейное. Наблюдение за наблюдающим. Сосиски, шапка, трусы. Последний залет. Стоп
Было полное ощущение, что меня пустили ночью в магазин конфет и я там могу их жрать безнаказанно, сколько захочу. Брать все. Это было что-то очень детское. Советское. Серое детство. Родители, которые работают с иностранцами, видят хорошо одетых людей, с хорошими стрижками и дорогими часами. И бесконечный комплекс неполноценности за свои рваные колготки, за несоответствие этой картинке из глянцевого журнала «Vogue» за 1968 год. И бесконечная зависть. К треснутой колченогой кукле Барби, которую я не смогла выменять у соседской девочки ни на какие свои богатства. Даже на всех пупсиков сразу. И еще такая фразочка: «Интеллигентные люди богатыми не бывают». Несправедливость, классовая ненависть. Бунт. Поэтому материальные блага надо было брать «за так». Революционерам можно, мы читали! Это справедливо и по-совести. Вот вам и расцвет духовности при социализме. «Все кругом колхозное, все кругом – мое!» За всех, конечно, не скажу. Но, кажется, наше поколение после развала Совка на понятие «порядочность» забило. Кто-то разворовывал страну, кто-то отнимал ворованное у «толстожопых», а кто-то работал по-мелочи. Так что тырить в магазине – не западло, там же вещи – ничьи!!
Часто в магазинах я ничего не брала, просто гуляла. Смотрела, как неловко воруют датские граждане. Я видела неоднократно, как воруют в магазинах косметики, бижутерии и милых безделушек. Девочки-подростки в основном. Но бывали разные персонажи. Интересно было следить со стороны за чужими ошибками. Это было особое занятие. Каждый из нас мечтал когда-нибудь продать свой опыт датскому государству и пойти на работу охранником. Мы были бы лучшие: мышь не проскочит. Или наблюдателем в зал. Датские наблюдатели все были на редкость непрофессиональны. Они были вовлечены эмоционально. Ненавидели воришек. Устраивали скандалы. Портили магазину репутацию. В общем, мы могли бы верой и правдой служить новой родине. Но никто не догадался нам этого предложить. А самим – неловко как-то. Да и как? Признаться во всем контакт-персонам, чтобы выслали из страны на хрен?
Прикольно было воровать на распродажах. Особенно на рождественских: там такая приятная атмосфера! Пахнет корицей и ванилью, лица покупательниц озарены женским счастьем и все улыбаются друг другу, нюхая лавандовые саше: «Де э сюд, мае сюд!» Невольно поддаешься этому настроению. И приносишь домой, как дура, рождественские подарки всей братве: ароматических свечки и салфетки в елочку. Зато проводишь время как положено на Рождество – в предпраздничной суете и подарках.
Ну, то есть я уже чуть ли не домашних тапочках ходила на дело. Но все равно всегда на нервах. Вероятно, это был экстремальный вид спорта. Адреналинщики меня поймут.
Но мы играли на минном поле. Ловили всех и регулярно. Когда в первый раз меня поймали на сосисках, мне еще было стыдно. Меня отругали и сосиски отобрали. Что было еще и очень обидно. Второй раз – шапочка на зиму. Даже не помню, как это было. Везли меня в полицейской машине и ругали. Говорили, что «так жить нельзя, чего ты хочешь добиться в жизни?». Два рослых блондина меня отчитывали. Но мне казалось, что эта ситуация какая-то… наигранная. Как в плохом театре. И что они чересчур какие-то симпатичные. Что придавало спектаклю оттенок БДСМ. Меня это ужасно веселило и не давало чувствовать вину. Но ребята были очень серьезны: «Как тебе не стыдно!» А мне было ужасно смешно, как будто это какая-то эротическая игра, и я говорила кокетливо: «Да, мне очень стыдно!» А они сердились и говорили: «Ты же врешь!» А я говорила: «Подумаешь, это всего лишь шапка….» – «Ты уже не первый раз воруешь!» – «Ну, всего второй» – «Ну все, это уже диагноз, понимаешь?» В этом месте игра перестала меня забавлять. Я обычно прислушиваюсь к голосам и знакам. Тем более, таким категоричным. Но я сопротивлялась до последнего: «Неет, ну что вы! Первый раз была еда. Ну, это смешно, ей богу!» И они решили меня не отпускать, раз я не раскаиваюсь. Отвезли в участок. И там я уже капитально обломалась, потому что меня передали мослатой грубой тетке, которая в резиновых перчатках прощупала всю мою одежду, все карманы, швы и волосы. Я ждала, что она меня попросит раздвинуть булки, как в кино про тюрьму. Но она почему-то не стала. Посадили меня в камеру в участке: три стены и решетка. Вдоль стены деревянная скамья и на стене по-русски написано: «Здесь был Вася». Знакомый шифр «рашн ту рашн». Но я верю, что это какой-то реальный Вася был. Не Алексей, и не Федор. Сижу – жду. Чего ждать не понятно. Поэтому я решила ничего не ждать. Просто жить в предложенных обстоятельствах. И заснула на скамеечке. Тут они меня разбудили и стали выпроваживать. И я сказала: «Знаете что, вы меня поймали, между прочим, около вокзала. Я собиралась ехать домой в Копенгаген. А теперь мне до вокзала опять прикажете ехать на автобусе? У меня нет больше денег на билет. Может, вы меня хотите на вокзал на машине отвезти?» В общем, кто помнит фильм «Место встречи изменить нельзя»? Вот там был персонаж – Промокашка. Его когда повязали в конце, он начал песни петь и «блатоваться». Вот: один в один! Это состояние у меня и случилось. Борзеешь, чтобы скрыть досаду и стыд. Переигрываешь даже немного. Конечно, никуда они меня не повезли. Странно, что поджопник не отвесили. Поэтому, пока я шла пешком из полицейского участка до вокзала, я совсем расстроилась. «Ну вот, думаю: отругали, обидели. Еще отобьют мне весь вкус к ремеслу. Не смогу больше воровать, как я жить-то буду?» И, чтобы быстро реабилитироваться, я по дороге к вокзалу сперла еще варежки. Лишь бы что-нибудь. Многие магазины в качестве рекламы выставляют перед входом корзины с дешевым товаром. Самым беспонтовым. Вот оттуда. Так я отомстила полицейским. И мне немножко полегчало.
Постепенно я совсем обнаглела. Уже пришла весна, и все были в приподнятом настроении. Я уже украла себе какой-то прекрасный расклешенный плащик и в нем порхала как бабочка. По весне же такая легкость! Мы с коллегами встретились у Ритки. Они со Стеном уже вернулись из первого путешествия по Америке, мы давно не виделись. Она рассказывала нам про настоящую заграницу. Но нам было пара на работу. «Рит, я пошла, короче. Что-нибудь тебе принесу в подарочек». Ритка говорит: «Трусы мне принеси, у меня все с дырками». Я взяла свою волшебную сумку с двойным дном и пошла. Парни пошли куда-то в свою сторону, а я – в свою. Я всегда ходила одна.
Я пошла в Dallas Varhus. Был такой супермаркет из пяти этажей. На первом этаже – обувь, на втором – одежда, на третьем – белье… Все это называется «народный магазин», потому что там цены низкие. Типа, для народа. Профессионалы там не воровали. Надо же в дорогих магазинах воровать! Чтобы стоимость вещи была уже изначально высокая, чтоб ее хоть за какие-то деньги можно было потом продать. Поэтому никто из наших не знал, что там такая жесть с наблюдением. Сумку я набила под завязку еще на первом этаже: туфли, ботинки.. Черт меня дернул на второй пойти, а потом еще на третий – за трусами. Запасли меня в отделе белья. Выбор был не прост: Ритке трусы, себе трусы. А там – и шелковая пижамка прилипла. Весна, хохохо! И пихать уже практически некуда было. У меня еще был шикарный бумажный пакет: типа – уже что-то куплено в другом магазине. Пакет держал форму и позволял аккуратно уронить туда еще пару-тройку «покупок». Но ронять было не сподручно. Я долго бродила с вешалками, типа: «ой, где же померить! ой, не знаю, какое взять!». Но там была усиленная охрана и видеонаблюдение. Потому что в отделе белья воруют все женщины, хоть раз в жизни. Так мне потом сказали: «Мы вас отсюда выгребаем человек по пять в день». Искушения… Короче говоря, я с этим бельем зашла в лифт. Потому что на другом этаже тоже есть касса. Надеялась по дороге утрамбовать. Но когда я в лифт садилась, уже почувствовала, что со мной вместе зашел кто-то лишний. За спиной вдруг нарисовался мужчина маленького роста с брезгливым выражением на лице. Он подошел ко мне вплотную, злобно дышал и ничего не говорил. На первом, когда открылись двери, я уже понимала, что мне надо все срочно скинуть. Скинуть было некуда. Я почти побежала к выходу, на ходу роняя свои сумки, пакеты и вешалки за манекены. За мной уже бежали два огромных охранника. Вещи тут же подхватили, а меня под белы ручки повели в служебное помещение. Тот самый неприятный мужчина сел за стол и начал орать. Полицейские – они всегда спокойные. А эти наблюдатели – психи какие-то. Маньяки. Какая-то особая порода людей все-таки.