– Ок. Я сделаю вызов твоему другу. Я даже помогу ему продумать телегу для азюля. Но дальше – он сам. Пусть он пройдет через то же, что и я. Пусть посидит в лагере. Без денег и связей. И ты поймешь тогда, кто из нас тебе больше подходит.

Это был странный расклад. Но вникать было не досуг. Я поймала его на слове. И невинно добавила:

– И еще его друга и их подругу!

Алекс помолчал и сказал:

– Хорошо, но по 500 крон за каждое приглашение пусть заплатят сами.

Почему-то раньше мне даже не приходило в голову, что мой муж может быть просто великодушен или добр. С этого момента внутри у меня расцвели мелкие ромашечки. Одиночество перестало душить и вошло в берега. Я засуетилась. Мы придумали с мужем «голубую телегу» моим друзьям, сделали им вызов, решили, что Ритка – молодая и красивая – будет жить у нас, но Алекс не посмеет к ней даже приблизиться. Я как-то вышла на владельца гей-клуба PAN и договорилась с ним, что скоро приедут мои друзья-геи из Москвы, модные фотографы и мы будем снимать на вашей мансарде ню. И эта мансарда будет нашей студией. Это могло бы стать началом неплохой карьеры. Как ни странно, Саша слил меня потом с этой темой, отказавшись от такого перспективного занятия. Предпочтя лагерь и пацанов. Но теперь моя жизнь снова наполнилась смыслом. Я даже почувствовала один раз счастье. Да, настоящее счастье, которое было для меня терра инкогнита. Был Новый год. Кажется, в Роскильде у мурманчан. Кто-то из нетрезвых гостей завалился под стол. Я споткнулась об него, упала сверху. Мы обнялись и смеялись. И в этот момент нечеловеческой близости я решилась похвастаться (все равно не вспомнит): «А ко мне скоро приедет мой бойфренд! Из Москвы. И мои друзья! И мы все будем тут вместе, целой бандой!» И серотонин впервые нежно коснулся моего гипотоламуса. В эту минуту я поняла, что все не зря. Оказывается, можно испытывать удовлетворение, не только когда терпишь, но еще – когда ждешь. Нужно было подождать, пока ребята перешлют нам эти сраные деньги за приглашения через проводников поезда, потом – бумажную волокиту и передать вызовы с надежными людьми в Рашку. А потом еще подождать, пока эта босота накопит на билеты… И пока Ритка получит свой первый загранпаспорт сразу после того, как ей исполнится восемнадцать.

Глава 13

Люди: Петрович, Федя, Костян, Ипонец, Фокус, Покус, Клаус, Гоблин, Силя, Женя и моя подруга Ирка.

У меня появился тыл. Семья. И пока они были где-то в дороге, я стала замечать вокруг интересных людей.

Сначала был Петрович. Это оригинальное прозвище появилось в студенческие годы на последнем курсе какого-то физико-технического вуза. Как-то он с братвой побухивал пивцо и в полиэтиленовом пакете с бутылками почему-то нес еще и зачетку. Бутылка кокнулась, пиво вытекло, все буквы и слова в зачетке размыло напрочь, кроме одного слова – отчества. С тех пор «Петрович» так с ним и осталось. Петрович был ооочень старый и улыбчивый. Было ему лет тридцать максимум. Он был женат. Имел работу, детей и религиозные убеждения сайбабиста. Он произвел на меня впечатление на всю жизнь своей желтой бейсболкой с цветочком на лбу. Алекс его так и отрекомендовал: «А он вот такой вот, позитивный! Несмотря на то, что не дурак». В нашей среде это было большой редкостью. Поэтому цветок на бейсболке воспринимался как особенная дерзость, как плевок в лицо обществу. Чем и заслужил тогда мой искренний интерес. Он играл в шахматы с Алексом, что было само по себе… И не курил. А еще он был вегетарианец. Мама родная! Позже, когда он узнал меня чуть лучше, мы сдружились, и я даже приезжала к нему в гости в его Дальнее Кукуево, вернее, в Вяльбю… Он рассказывал мне о причинно-следственных связях. Все это было бы весьма интересно, если бы портрет его кудлатого идола на стене внушал мне хоть каплю симпатии физиогномически. То был сам Сай Баба. Мы с Петровичем пытались дышать по Грофу, но мой друг просил, чтобы его жена об этом не знала. «Мало ли какие эффекты будут!» Мы оба понятия не имели об эффектах холотропки. Его жену Лену явно раздражало это наше общение. Жена, кстати, долгие годы также не была в курсе, что Петрович в молодости «трескался винтом до соплей», потому что «незачем ей это знать». Она развелась с ним лет десять спустя. Потому как Петрович был «недостаточно религиозен» и не давал ей, жене, таким образом, развиваться на духовном пути. Странные люди, чессслово.

Странные там были все. Тем более те, кто смог доказать миру, что – верблюд. И остаться жить в раю. В милой сладкой Дании. О тех, кто был все еще в процессе воздушных мытарств, я расскажу позже. А вот те, кто отмучился, чудили. Про мурманчан я уже рассказывала. Был еще Федя. Федя как-то тихой сапой получил азюль. Тихо въехал в коллегиум (студенческую общагу), тихо учил датский, тихо женился. Я часто приезжала к ним в гости. Мы тихо, я бы сказала, молча, накуривались в лежку и смотрели МТV. Часами. Когда отпускало на пару минут, обсуждали фасончики ведущих. За это время крутили новую и опять ложились по диванам. Жена у него была тихая блондинка. Уезжала я от них в ночь на своем велике, счастливая и одинокая. Они заменяли мне семью.

В рядом с ними в однушке жил рок-звезда Костян. Он был реальный рок-музыкант. Известный в узких и широких рок-лабораторных кругах Москвы. Это он первый уехал по Next Stop и всех подтянул. Потом он собрал там свою рок-группу. Пел на английском. Играл по клубам. Потом, говорят, открывал свои клубы. Один за другим. Опять собирал группу. Упорный. У него была крошечная и красивая жена Наташа, еще в детской молодой юности успевшая сбежать, миновав ужасы и разврат московской тусовочной жизни. Только один раз успела винт попробовать. На наши бабские разговоры в кухне про наркотики прибегал Костян и кричал: «Фу! Фу! Прекратите говорить про эту дрянь!» Он все время крутил ручки электроприборов в их микроскопической однушке и «искал звук». По-моему, он был не очень рад, когда я заезжала в гости. А мне у них очень нравилось. У Наташи в темной комнате была целая коллекция «мартинсов». От коротких в шашечку, до высоких желтых. Не говоря уже о шипах и всякой рок-красоте. Я завидовала и мечтала о счастливом браке, который позволит мне иметь столько ботинок, сколько мне захочется.

У них я познакомилась с татуировщиком Ипонцем. Он приехал в Копен в гости к старому другу и заодно Костяну «петуха на левой сиське перебивал». Так я говорила потом всем в отместку за Костянову ко мне нелюбовь. С тех пор с Костей и его женой мы не виделись. А Ипонца и сейчас вижу часто. Человечище! У него – старый квадратный мерин с ножами-крыльями, нарисованными на дверях, и православные убеждения. Пить с ним – чистая радость. А разговаривать иногда затруднительно. Очень я слова подбираю тщательно в этих беседах.

Не то что с Фокусом. С Фокусом с полуслова все понятно. Все русские в Копене знали Фокуса. Потом все полюбили его в Москве. А сейчас у него новая фишка – живет в Азии. Он – человек светский и довольно известный. Тогда у него был хипанский хаер, а теперь – растаманский дред. Хаера хватило ровно на один дред, но толстый. В Копене он был самый не странный из всех тамошних обитателей. Нормальный здоровый хиппи. Это он решил, что для хиппи проще всего быть художником. Так отмаз стал делом всей жизни. Он и сейчас еще прикидывается художником. Хотя в большей степени, я думаю, он – общественный деятель, который умеет рисовать. Тогда у Фокуса была блат-хата на Норребро. Это такой… одиозный райончик, известный своими дешевыми квартирами, прогрессивными взглядами и прекрасным старым кладбищем. У Фокуса собирались все. Битком было порой. Все курили и говорили. А Фокус сидел в это время за компьютером (лучшее вложение социального пособия, которое я только видела) и штурмовал Фотошоп. Благодаря этому он выучил и английский, как сам признался. Общество собиралось разношерстное. Туда принято было «обязательно ходить», пока Фокус не разогнал всех по объективной какой-то причине. Кажется, психоделиков перебрал. Но я относилась к нему предвзято, первое время – точно. Ведь он же был хиппи!! Этим все сказано. Нам, панкам, смешно даже интересоваться жизнью этих млекопитающих. Он еще был старше, по-моему, года на два, а может, даже на три, и это казалось гигантской пропастью. Старое поколение! Но интерес преодолел предрассудки, и я стала захаживать в гости. Потом подружилась на всю жизнь. Он однажды даже пытался за мной ухаживать и подарил букет, о чем постоянно мне напоминает. Потратиться на розы в наше время было непростительным сумасбродством. Тем более без всяких гарантий. До сих пор помню подпись к одной его картине: «Женщины от секса влюбляются, а мужики – ох-ют». Полотно 2х2 очень внушительно смотрелось. Эта мудрость, благодаря размеру, запомнилась навсегда. Как-то раз я даже пришла к нему и абсолютно по-честному хотела научиться рисовать. Он же художник! А он сказал: «А чего учиться-то? Надо дунуть да рисовать». В общем, мы дунули и сели рисовать. А так как меня, естественно, никто никогда не учил, то я просто нарисовала много-много каких-то палочек, квадратиков, всяких треугольничков. Фокус сказал, что это – нормальный супрематизм. Все ништяк, немножко подрихтовать – и все будет хорошо. Я очень гордилась своей первой живописной работой и хотела ее повесить на стенку. Но торчащих одиноких гвоздей в обозримом пространстве не нашлось, и мы ее заткнули ловко между карнизом и потолком. В качестве гипотенузы правильного треугольника. Там она и застряла, активно экспонируясь всем приходящим в гости. Говорят, она провисела так несколько лет. Фокус сказал: «Задолбала она нас всех страшно. И из ружья в нее стреляли, и палками пытались сбить, ничего не помогало! Вот это – настоящее искусство!» А потом он купил мафон. Огрмный серебряный двухкассетник. И включил мне похвастаться. Наверное, какой-то Джетро Талл. Потому что он закрыл глаза и забалдел. Я тоже попробовала. Но на меня навалились вдруг одни побочки – ладони вспотели, сердце запрыгало и в мозгу зашевелились ржавые гвозди. Они царапали мои извилины до тех пор, пока я робко не спросила друга: «А можно… я выключу?» Он ничего не ответил, пытаясь вернуться с небес на землю. Тем временем, у меня уже началась паника. Я поняла, что если прямо сейчас вот эти звуки не прекратятся, то я реально сойду с ума. Я вскочила, но не решалась ничего предпринять. Фокус открыл левый глаз и лениво согласился: «Нууу, выключи…» Но я не могла. Я не знала, на какую кнопку нажимать. Шайтан-машина! Я трогала их все подряд и начала уже тихонечко стонать от отчаяния. Тогда он понял суть проблемы. Встал, и благородно сделал все сам. А я села и обхватила голову руками. И говорю: «Какая же я идиотка. Чуть не сдохла, а могла бы ведь просто встать и выйти…» И Фокус говорит: «Подожди минуточку, я сейчас вернусь». И убежал на четверть часа. А потом, ррраз – и с букетом вернулся. Роз! Охренеть! Я, конечно, была очень тронута, но проблема была в другом. Мне нравились плохие парни. То есть совсем плохие. Желательно, не слишком интеллигентные и брутальные. Я пыталась ему объяснить, что «не надо со мной связываться. Понимаешь… есть такие женщины… На таких надо штамп ставить: череп с костями и надпись: „не влезай, убьет“. И, судя по всему, это – я». Потому что хорошие мальчики быстро становились плохими под моим обаятельным взглядом. А Фокус был вполне хороший… Почему его звали Фокус? Ну, так повелось… А что? У меня есть еще знакомый Покус. Он – транс-музыкант и тоже очень одиозный персонаж.