Джейни осторожно положила мертвую девочку на лавку. Села рядом, не слушая пронзительных криков матери. Все оскорбления, чудовищные обвинения, гнусная брань отскакивали от нее, как горох. Не в них, в конце концов, было дело…

Целительница подняла лицо к небу и долго всматривалась в пронзительную синеву.

Господи, почему допускаешь такое? Почему за наши ошибки и амбиции расплачиваются невинные? Почему дети погибают за грехи родителей, Господи? Почему?!

Патологоанатом с парой помощников забрали мертвую девочку, дежурный врач, второй ранг, увел мать в машину скорой помощи. Там ей сделали инъекцию успокоительного и заставили лечь на кушетку. Тот же врач, прекрасно разбирающийся в физиологии целителей, предложил Джейни коктейль из стимуляторов. Она не отказалась.

Потом, проводив врачей, она долго сидела на прежнем месте, тщательно вспоминая и детально анализируя случившееся.

Она делала это всегда, несмотря на то, что всегда тяжело и страшно было переживать повторно чью-либо смерть. Ведь только так можно было выявлять допущенные ошибки и исключать их при повторных сеансах. Она умела не щадить себя, выискивая все оплошности вплоть до мелких нюансов, на первый взгляд незначительных, но в сумме своей дающих непоправимые последствия.

Память послушно разворачивала перед внутренним взором требуемую картинку.

И поразил ее не сам факт смертельного приступа алой лихорадки на общем благоприятном фоне. Поразило другое.

В сознании умирающего ребенка присутствовали структуры, характерные для определенных участков обширного психокода. Очень похожего на применяемые при лечении неврозов ментокоррекции, только со знаком минус. Шат-ап, вот чем оказалась эта внезапная смерть! И ничем иным. Алая лихорадка послужила лишь фоном.

Психокод непреодолим. Избавить человека от активированной программы психокода практически невозможно. А уж если это так называемый шат-ап — отложенное убийство…

Чувствовался здесь явный почерк перворангового очень высокого уровня.

В бешенстве Джейни отправилась в офис "Клонэйда".

— Ян! — закричала она во всю доступную ей ментальную мощь, не обнаружив на месте хозяина кабинета.

Ольмезовский вышел к ней в синем лабораторном халате и перчатках по локоть.

— Джейни? — искренне удивление. — Разве не ты еще сегодня утром говорила, что ноги твоей в моем офисе не будет? И что же теперь? Нарушаешь собственное слово?

— Вот! — Джейни в ярости выкладывала в ментале снятые с мертвой девочки телепатемы. — Вот, вот, вот и — вот! Что это такое? Что это такое, я тебя спрашиваю!

— Джейни! — досада, раздражение, недоумение, злая ирония. — Ну, а я здесь при чем, ты мне не подскажешь?

— Это ты сам должен мне объяснять! — чистое гневное пламя, сокрушающий взрыв Сверхновой. — Это же твои собственные схемы!

— Разве? Ты уверена?

— Я уверена? — передразнила его Джейни. — А то я сама не видела! А то не с тобой вместе я работала в центре психологической реабилитации при госпитале двадцать два года тому назад!

— Джейни, — мягкая терпеливость, ласковое снисхождение, насмешка, — за двадцать два года мои открытия давным-давно стали достоянием общественности. Их любой из первого ранга мог под себя приспособить и извратить, любой, понимаешь?

— Да, это я понимаю! Но я понимаю и другое! В Системе не так уж много перворанговых твоего уровня, и из них из всех на подозрении находишься именно ты!

— Да зачем же мне убивать это несчастное дитя?! Рискуя утратить свою паранорму к тому же! Зачем?

— Не знаю, — подозрение, недоверие, ощущение большого обмана. — Но очень хочу узнать!

— На здоровье! Только я ни в чем не виновен.

— Да, и в деле о сбежавших клонах ты невиновен тоже, и в нарушении прав человека в десятой лаборатории, и в запрещенных экспериментах, породивших колонию умственно отсталых в Астероидном городке, и…

— И еще я выращиваю младенцев для трансплантологии, — подхватил он, — торгую из-под полы абортным материалом и зародышевыми клетками, клонирую правителей-тиранов прошлых веков и тайно выращиваю на мясо вымерших миллионы лет тому назад динозавров, мамонтов и шерстистых носорогов! Ради Бога, Джейни, не опускайся до пещерного уровня журналистов желтой прессы!

— Ян. Не ерничай! Я серьезна, как никогда. Психокод шат-ап существовал реально! У трехлетнего ребенка! Можешь не сомневаться, мы проведем тщательнейшее расследование и если выясним, что это был все-таки именно ты…

— То выгоните меня из инфосферы, — докончил за нее Ольмезовский. — На здоровье! У вас ничего не выйдет, потому что я невиновен! Это все? Я могу идти работать?

— Можешь, Ян.

Очень трудно как следует хлопнуть дверью, если она работает на фотоэлементах, вежливо перед тобой раздвигается и сама же за тобою закрывается. Но разъяренный целитель способен хлопнуть и такой дверью, да так, что пыль с потолка просыпется.

Дверь отсекла от коридора ментал офиса Ольмезовского, и потому Джейни даже если б захотела, не смогла бы проследить за резкой сменой эмоциональной насыщенности эм-фона хозяина этого офиса.

Вместо волны праведного возмущения несправедливым оговором преобладали теперь в эм-фоне Яна Ольгердовича злость, досада, ярость застигнутого, бешенство и даже легкая паника. Только расследования инфосферы ему сейчас не хватало!

— Гнусное преступление, — охарактеризовал Орнари Ми-Грайон произошедшее. — Дети — это святое, и тот, кто намеренно ударил или убил ребенка подлежит публичной казни, а его шадум и род покрываются вечным позором…

Злой и одинокий брел он по кромке океана и суши, и плевать ему было на все рассветы мира.

Ассирэн лиданум оболгала его! Спасая свою шкуру, разумеется, но это ее не оправдывало. Неужели она думала, что он спокойно проглотит ее наглую ложь?!

Негативное внимание инфосферы, начатое расследование, наблюдение за сотрудниками его отдела и за ним самим… Да, он мог оправдаться, но для этого слишком многое надо было раскрыть. И та часть инфосферы, что вовлечена была в План, восторга по этому поводу не испытывала. Союзнички тоже, стоит только им только учуять жареное, мгновенно отвернутся от него.

И что в итоге? Изгнание из инфосферы с пожизненной блокировкой телепатической паранормы. А это хуже смерти, это — гарантированное сумасшествие.

Ну, Ассирэн лиданум, ну, погоди!

Расплатишься ты за свое вероломство! Мало не покажется.

Он шел вдоль кромки прибоя навстречу золотому рассвету и хладнокровно обдумывал детали чудовищного преступления.

В лан-кайшене он искал Ассирэн лиданум, но нарвался на Лэркен Тойвальшен.